Конец карнавала - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
Вот и пролился ливень прямо на март,прямо на ласточек, реющих в струях,и опять у меня на столе — солёное море.Всё именно так, как задумали волны.Именно так всё было и будет.Всё будет именно так, но, незримый,я однажды уже не смогу возвратиться.Не вернутся глаза мои, мысли, ладони,заплутавшие в истинной тьме.2
С этого митинга, на который собралась уйма народу,то один, то другой уходил в темноту не прощаясь.Собственно, именно так и бывает после собраний:тают слова, расплываются лица и судьбы,и каждый уходит сам по себе, своею дорогой,и каждого эта дорога приводит на родину небытия.3
Конец карнавала… Ливень над Исла Негра,ливень над месивом тишины и над пеной,искрящейся полюсом соли.Всё захлебнулось и замерло, кроме свечения моря.Куда мы идём? — бормочет затопленный мир.Кто я такая? — впервые спросила водоросль.И волны одна за другой отвечают:в ритме падений и взлётов — начало, и гибель, и возрожденье,движение — горькая истина жизни.4
Необитаемые стихи на стыке осени и неба;поэзия без пассажиров и транспортных расходов.Хочу, чтобы строфы мои обезлюдели хоть на мгновенье.Не видеть бы на пустынном песке отметин, оставленныхчеловечеством:мёртвой бумаги, следов босоногой толпы,—пусть останется только туман, матовый марти в бреду голосящие птицы:буревестники, пеликаны и чайки —крылатая соль и протяжныйхолодный ветер,и, прежде чем задуматься и забыться,прежде чем извести своё время на дело,остаться бы наедине с одиночеством моря,лицом к лицу с мокрым мартом и умираньемлоснящегося лета; увидеть, как зреют кристаллы,как прорастает гранит навстречу безмолвью,как расточает себя океан, не убывающий в силе и сини.5
Всю-то свою жизнь мы спрашиваем: сколько?С пелёнок читаем это «сколько» у родителей в глазах,на губах и в ладонях: сколько стоит то,сколько это, сколько за землю, за кило хлеба,сколько за лучистый виноград, сколько за башмаки.Сколько я вам за это должен? Припоминаю:мы нарядились в улыбки,а родители, робея в своей перелатанной одежде,всё не решались войти в магазин, во врата страшного храма…Да и потом, много позднее, было не лучше.6
Эстеты не любят нравоучений. Мораль умерла,сгинуло время, когда стихи учили людей человечностии озаряли душу вспышкой фиалки.Поэтому я отвечаю только на два вопроса: на «где?»и «каким образом?».А между тем везде и самым страшным образоммир истекает кровью, вопрошая:сколько? И зреют зёрна яростипод этом «сколько?» на всех языках.Если останусь я и теперь в стороне,то окончательно стану старой, заигранной скрипкой,трубадуром, предавшим сомненье и правду.7
Долг, натуральный, как кровь, хлещущая из раны,и даже желанный, как в конечном счёте желанен свежий ветер,делает нас бойцами, учит командному голосу и строевомушагу, но всё же как нежно, с какой неизреченной тоскойзовут нас к себе стол, скатерть и ложка,и в самый разгар войны нам чудится звон стаканов.Но нет нам пути назад! Мы это выбрали сами:на чаше весов лежала всей тяжестью наша совесть,и только она предрешила веское наше решенье.Мы собственным светом торили эту дорогу.А ныне люди идут по мосту, наведённому нами,и в этой нехитрой гордости — вся наша жизнь,торжество продуманного рассвета.8
Конец карнавала… Время воды и дождя.Бурлят подземные реки Чили,буравят днища вулканов,вгрызаются в кварц и золото, размывают пласты тишины.Подземное море покуда не ведает о человеке.Мы говорим «Мыс Горн», мы говорим «океан»,но эта священная влага покуда не осквернена:мы не сумели и там водрузить свои магазины,машины и шахты, и национальные флаги.Бушуют вольные воды,бурлят, и буравят, и моют,и отмывают от наших следовкамни, песок, останки, ржавую утварь.Не истощается это кровавое пламя,не превращается в прах и золу.9
Полночь похожа на воду: она умывает небо,острой струёй падает в омуты снов.Полноводная полночь,упругая звёздная влага,онауносит останки скончавшихся дней.В небе звёздной метельюмечутся корни ночи,а здесь, на дне, среди насколышется частая сеть —её сновиденья и тени.Водой, сном, голой правдой,камнем и мглоюмы стали уже или станем.Ночные тени, мы в темнотепьём неразбавленную ночь.При разделе земли нам достался каменьнашего очага, и, когда мы решили,что пора вынимать хлеб из печи,в печи оказалась мгла.Мыподеленыжизнью,нас расчленила ночь,рассекла пополам, пополам вразумила,вот мы и бродимв потёмках по свету,навылет пронзённые звёздами.10
Унесённые ветром любимые лица,родные, развеянные по лазури,по тверди, выстеленной тишиной.С вашим последним вздохом осыпался колос,и нам показалось, что мы умираем с вами.Теперь мы живём рядом со смертьюи слушаем, как осыпается колос,как падают зёрна:продолжается цикл бытия.И вдруг за столом недочтёшьсясамых любимых: и ждёшь их,и больше не ждёшь, потому чтотакова смерть:она подступает к каждому стулу, и вотон опустел, и умер бедный Альберто,и к деду ушёл, не прощаясь, отец.11
Давайте вернём потерянный день!Не надо опять заводить пружину каждого часа:просто вспомним солнечный луч и лазурьда ещё апельсины.В конечном счёте от полной охапки подробностейвсё равно остаётся толькоскомканный лист бумаги,который покатится вдоль по песчаному пляжупрямо в зубы холодной зиме.В конце концов забываются листья,но держится в памятизелёный запах леса и влажная дрожь ветвей.Во мне и сейчас ещё бродит давний настой рощи,и гудит в излучинах вен голубая листва.Но разве припомнишь день или час? Куда там!Подводят числа и годы, а месяцысмыкаются сзади таким лабиринтом,что Апрель и Октябрь начинают звучать,как удары камня о камень.В одну корзину можно сложить все яблоки жизни,в один-единственный невод — всё серебро рыбы,покуда холодное лезвие ночи взрезает закатуходящего дня, который, что б ни случилось,проснётся наутро — если мы сами проснёмся.12
Белая пена. Осень на Острове. Вижу,как трудятся волны, как рушатся белые гребни,расплёскивая расходившийся океан.Сонное небо прорезано плавным пареньемжреческих птиц.А мир полонит желтизна.Линяет месяц, густеет рыжая гривачилийской океанической осени.Меня зовут Пабло,и я всё такой же.Есть у меня и любовь, и долги,и долгая смута сомнений,есть у меня безбрежное море со множеством слуг,которые движут упорно волну за волной.Я различаю во мгле ураганастранные страны.Из моря я вышел и в море вернусь.Мне известнынаречия рыбьих костейи акульего зуба,озноб океанских широт,и алая кровь коралловых рифов, и тихийсон голубого кита…Потому чтоя много бродил по земле, по равнинам и поймам,но всегда возвращался назад…И иначе —что бы я смог рассказать без этих корней?13
Что бы я смог рассказать, не ступая по глине?С кем бы я разговаривал, не понимая дождя?Поэтому там, где я был, меня никогда не бывало,и, куда б я ни плыл, я плыл по дороге домой.Я не просил у заморских диковин портретов на память.Я всюду пытался упрочить первоосновукамня отчизны —по праву, без права, быть может, бредово,со злостью, с расчётом, — всегда и вездевникал в тигровые зарослии в переполох муравейника… Вот почему,когда увидел я всё, что увидел,когда перетрогал я землю и грязь, камни и пену,а также зверей, узнававших меня по шагам и по слову,и листья лиан, целовавших мне губы, —я тихо разделся при свете и молвил: я здесь,и руки свои тяжело опустил в океан.И когда всё вокруг на земле оказалось прозрачно,в ней, в земле, успокоился я со спокойной душой.© Перевод с испанского С.А. Гончаренко, 1977