— Ты считаешь себя художником? — голос у него не выражал эмоций, так что я не знаю, что он имел в виду. Но холодок по спине пробежал. Не сказал бы, что моя работа исполнена изящества, но она мне, правда, нравится.
Робот то забавлял меня, то пугал. Наверное, нужно было дать ему прозвище, как домашнему питомцу, но на ум ничего не приходило, и робот остался безликим, безымянным.
Первой книгой, которую он прочитал, было учебное пособие по патологической анатомии. Это было настоящее бумажное издание, много лет назад я купил его у сокурсника. Вынужден был купить, тот оказался на мели и продал мне эту семейную реликвию. К ней прилагалась длинная байка о том, как книгу хранили и передавали из поколения в поколение, но я все забыл. Андроид сам нашел истрепанный том у меня в кабинете, а я застал его за чтением. Пришлось снабдить его электронными учебниками по анатомии и медицине. Потом он уже сам пополнял библиотеку. Кажется, он разом осилил всю русскую и англоязычную классику.
— Тебе нравится читать книги? — я решил задать провокационный вопрос. Хотел узнать, как он выкрутится, и не сгорят ли при этом его мозги.
— Да, — ответил он без промедления, и это меня немного разочаровало, после паузы он продолжил. — Но я еще не понял, чем они друг от друга отличаются.
Может, он так шутит? Я ничего не знаю про чувство юмора у андроидов.
— Знаешь, ты самый болтливый робот из всех, которых я встречал, — сказал я ему как-то раз.
— Я не робот. Я провел исследование. Я не робот.
— А кто же ты?
— Еще не знаю.
Помню, моя мама в один из редких моментов, когда была с нами, рассказала, что в детстве у нее была игрушка — маленький прибор, напоминающий яйцо, с экраном и тремя кнопками. На экране жил цыпленок, с ним можно было играть, кормить, убирать туалет. А если не делать этого, цыпленок умирал. Мама сказала, что поначалу в таких игрушках нельзя было начать игру заново, но позже сделали кнопочку перезапуска после какой-то шумихи. Кажется, дети погибли или что-то такое. Мама утверждала, что тогда у всех были такие игрушки. Я не знаю, правда ли это. Моя мама была сумасшедшей и покончила с собой.
Заметил странный апгрейд у андроида, он вмонтировал себе в правую кисть скальпель, хирургические ножницы и пару крючков. По-видимому, так ему удобнее оперировать. Теперь он сам часто проводит вскрытия, но лишь под моим надзором. Хотя кто знает, чем он занимается здесь ночью, пока меня нет.
— Люди прекрасны, — произнес робот, вынимая бугристую шероховатую печень из желтого трупа.
— Ты находишь? — я ухмыльнулся. — И что же тебе больше всего нравится в них?
— Мне нравятся твои руки, — он положил печень на металлический поднос и разделил на дольки, рассматривая срез. — Они красивы за работой. Я бы хотел, чтобы у меня были эти руки.
— Правда? — я спрятал ладони в карманы халата и попытался перевести тему. — А что ты сейчас читаешь?
— Прямо сейчас труд по трансперсональной психологии, главу о клинической смерти.
Разговоры с ним немного отвлекали от молчания, окружавшего меня последние годы. Но, возвращаясь по вечерам в свою однокомнатную квартиру, в тишину, я знал, что ничего не изменилось. Я включал телевизор, разогревал ужин, принимал обязательную таблетку транквилизатора, садился на кровать и, не слыша ведущих вечернего телешоу, глядел в потолок.
— Я могу называть тебя отчимом?
— Лучше не стоит.
— Ты также не хочешь, чтобы я называл тебя по имени.
— Мне не нравится мое имя.
— А я бы хотел, чтобы у меня было имя. Имя — это индивидуальность. А еще я бы хотел лицо.
Однажды мы поменялись ролями. Я болтал, а он по большей части слушал. Я задержался в отделении, очень устал и проглотил свою вечернюю таблетку, сидя в кресле в кабинете. И меня прорвало. Кажется, я рассказал всю историю своей жизни. О солнечном детстве, в котором, правда, почти не было мамы, о школе, сломавшей меня, об университете, в котором я уже начал всех сторониться. О работе, о диссертации, о попытках преподавания, о том, что так и не женился, но однажды встретил женщину, почему-то оставшуюся в памяти.
— У нас была серьезная разница в возрасте, она же была студенткой, правда, на последнем курсе. Ну, а я все равно хотел завязать с преподаванием. Что она во мне нашла? Я же понимаю, каким чудаком для них всех выглядел. Для нее это было серьезно, я точно знаю. Мы даже жили вместе четыре месяца, хорошо было. Она хотела пойти в протезный бизнес, кажется…
— Почему вы расстались?
— Запах. Она говорила, что от меня все время пахнет мертвечиной. Особенно от волос. Сколько ни мойся. Не знаю, может, и сейчас пахнет, а я просто привык, — я развернул к андроиду монитор своего компьютера. — Смотри, правда, красавица? Здесь она не улыбается, но, поверь мне, улыбка у нее прекрасная.
Как-то мы шли по отделению, мимо нас сновали каталки с тяжело раненными военными. Несчастный случай на полигоне. Нужно было не столько оказать медицинскую помощь, сколько исследовать ранения, подтвердив или опровергнув версию о террористическом акте. Андроид вышагивал своей быстрой хромающей походкой и крутил головой, осматривая обрубки тел:
— Люди очень хрупкие. Созданы искусно и гармонично, но очень хрупкие. Почему?
— Ну, гармония — хрупкая штука.
Он шел некоторое время молча, повернув голову в мою сторону.
— Политическое устройство вашего мира де-юре кажется идеальным, но его постоянно сотрясают с внешней стороны военные конфликты и преступления изнутри. Гармония в разрушении?
— Не знаю, наша страна, кажется, состоит из одних только вояк и преступников.
— Например, ты не воин и не преступник.
— Ну, это как посмотреть… Я же украл тебя, присвоил муниципальную собственность, пусть и брошенную. Думаю, однажды ко мне вломятся копы и, что называется, вышибут из меня все дерьмо.
— Будет ли это правильно?
— В этом мире все неправильно, правило такое.
— Люди создали меня по своему образу и подобию, но прочным, — наконец выдал он. — И все же только впоследствии травмы я стал мыслить.
В такие моменты я не знаю, что ему ответить. После поломки он начал задавать вопросы — вот его проблема. Он еще называет это травмой! Смеяться или плакать от его слов? Я почему-то не смеюсь и не плачу. Робот пытается уяснить, что он такое, есть ли у него душа, а я не могу ему сказать, что он просто сломанный мусорщик. Наверное, мне интересно, что будет дальше.
Потом я узнал, что из морга пропало несколько тел. Я не стал спрашивать у андроида, не хотелось узнать, что он умеет лгать. Мне кажется, я разглядел свежую кровь на его бурой обшивке. Досадно, что это происходит всего за несколько дней до заветной отметки в календаре.
— Я подумываю над тем, чтобы тебя отключить.
— Меня нельзя отключить.
— Что это значит?
— Я живое существо. Меня можно только убить.
— И с чего ты взял, что ты живое существо?
— Потому что я уже умирал.
Это была одна из последних наших бесед, позже у меня появилось много хлопот. Получив зарплату, я занимался тем, что оплачивал счета, подчищал задолженности. Погруженный в свои мысли, я не заметил, разговаривал ли со мной робот в тот день. Вечером я пришел домой, повесил пальто у входа, разулся. Включил телевизор, прошел к углу, в котором помещалась кухонька. Налил в кружку воды, достал из аптечки баночку слабительного и принял одну капсулу. Уселся на кровать и стал смотреть ситком, время от времени поглядывая на потолок. Там из обнажившегося бетона торчал крюк. Он был там, когда я въехал в эту квартиру. Тогда я решил, что можно повесить на него люстру, как было в доме моего детства, но руки за столько лет так и не дошли. Актеры на экране зло подшучивали друг над другом, волнами наплывал закадровый смех. Наконец почувствовав действие капсулы, я поспешил в уборную.
Как правильно завязывать петлю, я узнал в Интернете. Это странно, при обилии висельников, прошедших через мои руки.
Выжав себя на унитазе, я включил воду в душе, вернулся в комнату, приготовил чистое белье, одежду, моток толстого эластичного кабеля. Пошел в ванную и еще минут пятнадцать простоял нагой под горячим потоком воды. Шампунь кончился, глупо. Завернув краны, почувствовал головокружение, потемнело в глазах. Сердце вдруг затрепетало в груди, и стало страшно. Потом смешно. Черные барашки перед глазами уже разбегались в разные стороны, а я все еще посмеивался, облокотившись на раковину. Потом, уже спокойный, я оделся в комнате, выключил телевизор, обработал кабель вязким и пахучим смазочным маслом, завязал по петле с двух концов, длина была рассчитана. Пододвинул кресло ближе к центру комнаты, забрался на его спинку и закрепил кабель на крюке. Захотелось вытереть руки, мокрое полотенце лежало на кровати. Глупо. Я надел петлю через голову и, когда она зашла за подбородок, с силой оттолкнулся от спинки кресла. Боль, пронзив шейную часть позвоночника, рассыпалась по всему телу, по всему миру… Кажется, петля не остановила падения, и я полетел во тьму.