Головокружение усилилось, когда Эллис попыталась дотянуться до обломка рейки. Холодеющие конечности плохо подчинялись ее воле.
— Вот ты где!
Эллис обернулась и увидела в дверном проеме Сэм. Та широко улыбалась, как в те дни, когда отец еще жил с ними и они в шутку с ним боролись.
Мир качался и уходил из-под ног. Эллис шагнула назад. Она схватила кусок расколотой рейки, длинный и опасно острый с одного конца. Нетвердой рукой она вытащила его и выставила перед собой.
— Что ты сделала, Сэм? Что ты сделала с братом?
Сэм опустила нож. Уголки ее пухлых губ опустились, брови сошлись на переносице, а огромные глаза наполнились слезами. Так она обычно смотрела, когда, сделав что-то недозволенное, пыталась избежать наказания.
— Ты ударишь меня, мама?
Пол под ногами Эллис раскачивался, как палуба во время шторма. Она слабо осознавала, что рука с палкой медленно опускается.
— Я просто хочу понять, почему… — голос Эллис сквозь рыдания звучал как чужой. — Это из-за твоей болезни? Мы вылечим тебя. Пойдем к Беллику и…
Щиколотку здоровой ноги внезапно пронзила острая боль – ногу что-то прокололо и сжало словно острыми тисками, а по всему телу прошла болезненная судорога.
Вскрикнув, Эллис перевела взгляд вниз и увидела Рейлина, выползшего из-под кроватки. Он ласково смотрел на нее и широко улыбался, обнажив крошечные зубки, покрытые ярко-красной влагой.
Мир растворился в темноте. Эллис уронила руку, ее голова откинулась назад. Когда Сэм воткнула в ее грудь длинное лезвие ножа, Эллис, к счастью, уже ничего не чувствовала.
Когда Валла добралась до окраины Хейвенвуда, была уже почти полночь. Она не пыталась спланировать время своего прибытия в поселок, но обстоятельства сложились удачно.
Вряд ли ее встретят тут с распростертыми объятьями. Таких, как она, недолюбливали. Появление охотников на демонов даже в лучшие дни люди воспринимали как недобрый знак, считая их вестниками смерти.
Она ехала по залитым лунным светом кукурузным полям и обширным участкам, на которых, словно послушные солдаты, ровными рядами выстроились бушели собранной пшеницы. Страда была в самом разгаре. В воздухе было все еще разлито тепло.
До Валлы донесся звук текущей воды.
Река.
Въехав в Хейвенвуд, дочь плотника почувствовала, как у нее живот сводит от голода.
Трактирщик при взгляде на нее побледнел, хоть она сняла капюшон и опустила шарф, стараясь смягчить производимое впечатление. На вопросы он отвечал крайне скупо. Никаких неприятностей в последнее время не было, ничего странного не случалось. Нет причин для беспокойства. Она оставила ему записку, наказав передать ее местному лекарю с первыми лучами солнца: «Если будут проблемы, посылайте за мной».
Войдя в комнату, Валла привычно прошлась в уме по пунктам, отметив для себя несколько важных деталей: крепким сервантом можно в случае необходимости забаррикадировать дверь. Двери в смежную комнату нет. Кровать расположена у дальней стены, откуда хорошо виден вход. Стол со стулом, единственное окно на высоте примерно 10 локтей от земли.
Валла сняла с себя доспехи и оружие. Она разложила на кровати все, что нужно было иметь под рукой: два ручных арбалета, кинжалы, дротики, бола и колчан с болтами, – уделив особенное внимание одному из них, темно-красное древко которого было украшено рунами. Затем она начала распаковывать вещи. И все-таки дочери плотника не удавалось отделаться от грызущего ощущения, не дававшего ей покоя по пути сюда. Ощущения, что она что-то упускает. Что-то важное. Что-то насущное. В ее сознании будто образовалась черная дыра, какой-то закоулок, где скрывалось нужное знание.
Валла закончила распаковывать вещи, села на пол и закрыла глаза, пытаясь успокоить рассудок. Она сосредоточилась на ритме пульса.
Что бы она ни забыла, вспомнить это ей никак не удавалось. В сознание проникали совсем другие мысли.
Что, если она заблуждалась насчет всего этого? Что, если зря ослушалась Джосена?
Беспокоиться об этом сейчас вредно, решила она. Ускользающее воспоминание рано или поздно вернется.
Девушка села за стол и написала короткое письмо своей любимой сестре Халиссе. Подробно описав свое путешествие, она добавила, что у нее все хорошо, что она любит ее и скоро приедет навестить.
Валла надеялась, что пишет правду. Вот бы отправить этого демона на тот свет… Может, тогда удастся выкроить немного времени на отдых.
Свернув письмо, она положила его в конверт, запечатала и убрала в дорожную сумку.
Валла погасила свечу и легла на бок, лицом к стене, пытаясь мысленно нащупать пропавшее знание.
Она тяжело вздохнула и, как обычно перед сном, подумала о том, как было бы здорово не видеть этой ночью кошмаров о нападении на свою деревню. И, как обычно, она отчаянно пожелала, чтобы ей наконец приснился хороший сон.
Она уже забыла, каково это — видеть во сне что-то еще, кроме кровавой резни.
Кеган Грей ковылял по дорожке к дому, за пару секунд до этого опорожнив мочевой пузырь в цветнике. Серетта будет не в восторге, если узнает, но промолчит, понимая, что высказывать претензии обойдется себе дороже. Она не знала о таких вещах, когда они только поженились, но с годами усвоила кое-какие уроки. Уроки эти порой были жестокими, но необходимыми.
Лампа у двери не горела… Утром Кеган потребует у Серетты объяснений. Входя в неосвещенный дом, недолго и ногу сломать к чертям собачьим. С третьей попытки Кеган поджег, наконец, фитиль.
Направляясь к буфету, он рассеянно удивился, что не видно Рекса. Обычно, когда Кеган поздней ночью возвращался из таверны, Рекс встречал его у двери, высунув язык и оживленно виляя хвостом. Конечно, Рекс предпочитал спать в комнате Джошуа… Скорее всего, сейчас он уже свернулся в клубок у его кровати.
В буфете было пусто. Кеган почувствовал, как внутри растет раздражение, рефлекторно сжал кулаки и стиснул зубы. Он же велел Серетте оставить для него ужин! Не могла же она быть такой дурой. Наверное, его порцию съел Джошуа. В таком случае мальчика придется наказать. Наказать сурово, как и полагалось в таких случаях.
Как бы то ни было, придется самому пойти и отрезать себе мяса. Он зверски проголодался, пока добирался домой из поселка. Кеган схватил нож со стола и заковылял в кладовую, держа перед собой лампу.
Кое-как Кеган добрался до длинного помещения, где царила кромешная тьма. Свет лампы выхватил из нее несколько огромных ломтей свинины, подвешенных на крюках на стене справа. Он остановился у толстой свиной ноги и улыбнулся.
Мужчина наклонился поставить лампу, чтобы отрезать кусок, но тут заметил на полу лужу какой-то темной жидкости вроде вина. Он поднес лампу поближе.
Кровь.
От увиденного он даже слегка протрезвел… Откуда здесь взяться крови? Свиней потрошили снаружи.
Лужа была прямо у него под ногами, но кровь капала откуда-то сзади. Кеган выпрямился, обернулся, поднял лампу повыше и, отшатнувшись, чуть не уронил ее.
На противоположной стене на крюке висел Рекс, подвешенный за нежную плоть под нижней челюстью. Шерсть пса слиплась от крови. Темная жидкость все еще капала с хвоста. Почти все внутренности были выпотрошены и свалены в углу.
Кто-то отворил дверь снаружи, и в помещение ворвался теплый воздух. Слабого света лампы не хватало, чтобы разглядеть, кто там. Кеган опустил лампу и отвел ее в сторону, чтобы дать глазам привыкнуть. До него донесся голос.
— Отец?
— Джошуа! Иди сюда, сынок. Что ты делаешь снаружи?
Кеган все еще не мог различить ничего, кроме темных неясных очертаний.
— Я сказал, иди сюда! Кто-то убил собаку. Делай, что тебе сказано, парень. Шевелись!
Его глаза уже достаточно привыкли к темноте, чтобы различить силуэт сына, неподвижно стоящего в дверном проеме. Обеими руками он держал косу с длинной рукояткой, ее загнутое лезвие резко выделялось на фоне луны и облаков.
— Но у меня еще много работы, отец.