Горланившее среди небес над всей долиной адово отродье блестело некогда спокойными, а теперь обезумевшими глазами и кинжалами из пасти. Шерсть намокла от слюны. Щёки и губы дрожали вместе с воздухом, вместе с горлом, изрыгавшим ужасную мощь.
А потом высоченное медвежье изваяние одним своим падением закончило историю старого дома.
Отец слышал, как громко свистело его дыхание, видел, как пар валил изо рта и ноздрей. Он неуклюжей черепахой полз по узкому брюху тоннеля, трясь о колючую промёрзшую землю. Шерсть на нём стала твёрдыми шипами от застывшего пота. Свои ноги он уже чувствовал рваными тряпками: волчица отчаянно кусала ему ступни, захлёбываясь злым рыком. Она не напрасно гнала его, потому что проникшие в подземелье оборотни преследовали беглецов. А он, отец, не мог продвигаться быстро, ведь на руках он нёс свою девочку, которая пронзала пиками света окружающую черноту и вела их вперёд, но мир которой способен был разбиться тонким хрусталём от всякого неловкого поспешного толчка.
Отец оказался зажат меж двух сил — любви и ненависти — на протяжении всех трёхсот метров тайного прохода.
Никогда ещё напряжение в нём не длилось так долго!
Клыки волчицы в очередной раз покромсали ему пятку — и он заплакал. Не от физической боли, вернее, не только от неё. Просто сделалось страшно: он лез, ему казалось, целый час, а перед ним оставалось то же, что и было в начале — жерло тьмы. Это не закончится, это — их будущее, и он умрёт здесь от ужаса… умрёт от ужаса… умрёт от ужаса… здесь… Солёная вода, наплывшая на глаза, превратилась в корочку и не позволяла больше слезам течь.
Всюду были останки крысарей, рывших когда-то этот проход. Оледеневшие, они напоминали древние окаменелости. Это она, волчица, заставила их копать. Она сумела крысарей, бешеных и незрячих от своей жадности, заставить работать ради её интересов! Крысарь подчиняется кому-либо, ставит, пусть и принуждёно, чужие желания выше своих? Чушь! Это — против законов новой природы! Но она смогла… Её неспроста все уважали и боялись. Она того заслуживала.
И вдруг — просвет!.. Тёмно-синий, едва отличимый от чёрного, но всё же просвет! О, Боже! Вот он, лунный блеск в отражении снежной равнины, уже виднелся вдали полоской, урезанной краями круглого тоннеля.
«Скорее!.. Нет-нет, ради добра, что ещё живёт, только не спеши… Осторожно… Пожалуйста, сохрани её покой!..»
Свобода!
Сначала из норы появилось солнечное дитя в корзинке.
Затем выбрался отец, тут же сморщившись от снега, который обжёг голое мясо ног. Красные капли и пятна мгновенно впитались в холодное белое полотно.
Полная луна сияла во всём великолепии в прояснившимся звёздном небе. Пастух ветер увёл дикое стадо туч в другие края.
Человек-волк огляделся вокруг, узнавая местность. Да, действительно, отсюда и до дома было около трёхсот метров. Здесь тянулась цепь холмов, разделявшая равнину с лесом. Тоннель выходил со склона холма, с той его стороны, которая скрывала их от оборотней и почти примыкала к деревьям.
Чёрный лес… Он похож был на клетку, здоровенную и в тоже время тесную внутри. Ветки — корявые, резкие, острые, с чёрной корой, к которой даже не приставали изморозь и снежный пух. А в мертвых деревьях струилась такая же чёрная кровь…
Наконец, в ночной свет вырвалась злющая волчица. Не обращая внимания ни на девочку, ни на отца, она сразу же принялась рыть снег рядом с тоннелем. Судя по всему, там было что-то заранее припрятано…
Из подземной кишки доносилось наперебой ворчание оборотней. Волки лезли за ними!
«Они уже близко!» — отец хотел было поднять корзину и пуститься в необдуманное бегство. Но внезапно волчица, завершившая свой поиск, выплюнула к его окровавленным ногам какой-то белый свёрток, затем так сильно мотнула головой к тоннелю, что едва её не лишилась. Блеснул оскал; она вся задёргалась, словно бросаясь на человека-волка и тут же останавливаясь. Это означало, что нужно подчиняться немедленно.
Отец взял неизвестный предмет и развернул ткань.
Это была граната.
На удивление времени не оставалось, хотя оно, конечно, вспыхнуло само собой.
«Тварь хитроумная, всё просчитала!» — подумал человек-волк, вынимая чеку и швыряя снаряд в рычащую дыру…
Глухой, но довольно громкий взрыв почти утопил визг растерзанных и придавленных оборотней.
На несколько секунд всё затихло…
И вдруг, словно растущая на пути к берегу волна, из-за холмов начал накатывать дребезжащий голос волков, смешанный из сотен агрессивных лаев и рыков. Отец заглянул за возвышенность и чуть не обмер: вся армада оборотней тёмным клином неслась сюда, к маленькой девочке, вздувая облака снега. А дома больше не существовало. На его месте был пригорелый, дымящийся блин из древесной трухи и дробленого камня, на котором топтался медведь. Он выгребал из мусора уцелевшие куски и молол их одним ударом грузной лапы.
«Они привели из города медведя! Глупцы. Они ещё пожалеют об этом,» — подумал человек-волк.
Недалеко проседали треснувшие сугробы — под ними как раз и рванула граната. Это остановило наступление десятка волков под землёй, но привлекло всю стаю на поверхности. От того, что бывшая жёнушка своим прославленным умом кое-чего не учла, радостнее не стало.
Волчица тоже всё видела. Гневная и взвинченная, она кинулась к корзине и, преодолевая боль от лучей, потащила её, пятясь назад, к лесу. Она понимала: ей не уйти от ураганной погони при такой скорости. И что могут сделать трое против двухсот! Но для паники она была недосягаема. Только ярость и решительность владели ею сейчас. И она не заботилась о покое дочери, тянула корзину рывками. Она просто схватила бы малышку за волосы и поволокла бы её по снегу, если б не это яркое, прожигающее сияние! Волчица мечтала, чтобы оно погасло, но даже если разбудить и напугать девочку, это сразу не случится, а отец, боявшийся больше всего именно этого, сцепится с ней в бесполезной драке. А время стоило теперь очень дорого.
— Постой! — окликнул отец и подбежал к ползущей упряжке. Такое обращение с девочкой жутко переполошило его.
Волчица в своей пылкой манере ополчилась на него.
— Я помогу! Я только помогу! — убеждал он, задыхаясь. Он снял с себя верёвку, привязал один конец к краю корзины и, размотав её, бросил в направление леса. Пятиметровая змея распласталась на снегу. Волчица держала когти и челюсти наготове, злобно следя за процессом.
Отец пал на колени перед девочкой. В нем будто растаяло всё внутреннее, отяжелело и притянуло вниз его безвольное тело. Он лишь сейчас понял, что должен навсегда разлучиться с дочерью…
Волчица не захотела терпеть, взяла в зубы верёвку и собралась везти корзину.
И тут на неё устремились дула обреза. Лицо человека-волка рассекла такая гримаса бешенства, которой могла позавидовать сама белая хищница.
— Дай с дочерью проститься!!! — взревел отец.
Девочка беспокойно что-то пробормотала во сне. Рука отца дрогнула и выронила оружие. Он нагнулся к ребёнку всем своим огромным туловищем как можно ближе, едва не коснувшись колючей шерстью. С глаз его осыпались самые горькие слёзы, которые он когда-либо проливал от земных мук. Исчезли снега, исчезли леса, пропала ночь с луною, расплылась где-то дьявольски негодующая волчица и забылись оборотни, мчавшиеся сюда во всю прыть. Эти вселенские мгновения были ниспосланы лишь им двоим — отцу и дочери…
Как это было прекрасно!
Малютка спала так тихо, что не слышалось её дыхания. Солнечная кожа желанной ныне болью согревала оборотня своим светом и рисовала на снегу проталину вокруг корзины всё шире и шире… И все это — её разум, мудрый и сильный. Это он сиял. Он сохранил чистоту, сохранил свою истину, несмотря на чёрную ложь, которую орали ветра и шептали холода, которой гремели городские руины и гаркались люди-звери. Она со всеми её глашатаями — сон. Настоящий мир девочка видела сейчас — с закрытыми глазками.
Где-то там колосились, шуршали зелёные травы, играя неспешно тонкими тенями, и цветы среди них пылали цветами ярко и жарко, сея везде сладостный запах. Кристальная вода резвилась в речках и покоилась в озёрах. Песни птиц и хвосты зверят весело мелькали туда-сюда по лугам и деревьям… Люди в свободных, красивых нарядах ходили вдоль ровных тропинок, внимая счастье… Облака — пенные острова, пышные бутоны — парили в лазурной вышине, то и дело причаливая к земле, дабы взять кого-нибудь с собой в небесное плавание… А солнце сияло радостью по имени жизнь, не уставая дарить её своим детям…
Отец прикрыл шейку дочери одеялом и трепетно прислонился губами к лепестку тюльпана — нежной девичьей щеке. Любовь, которая была в отце и не давала ему превратиться в чудовище, стекла на её кожу последними слезами. Один поцелуй — и всё доброе и лучезарное, что ещё теплилось в нём, он отдал маленькой царице и её далёкому миру, чтобы оставить себе только тьму и мерзость…
Всё это длилось несколько секунд.
Оборотень подобрал ствол и отпрянул от корзины, вскочив на ноги. Злость легла шрамами на его лицо. На девочку он старался не смотреть.
— Вперёд! Пошла!!! — рявкнул он волчице, отходя назад, к холмам. Белая зверюга напоследок резанула оборотня двойным лезвием своего взгляда и, прикусив верёвку, потянула корзину в лес…
Человек-волк отвернулся и взбежал на заснеженное взгорье, попутно вынимая гильзы из обреза и заряжая его оставшейся парой патронов.
Волчье острие летело к одному в поле воину, чтобы своей силой тысячекратно пропороть его насквозь. Под лапами-мельницами разбивались сугробы, становясь густым туманом. Спины оборотней бугрились, закипали чёрной лавой. Их пасти калили воздух лаем, точно драконы — огнём, но не паровали на морозе. Дыхание чудовищ было холодным, как и плоть с кровью… Стразовые глаза мерцали в ночи длинным ожерельем, которое вот-вот сдавит петлёй…
И вдруг — взрыв! Дикость, ярость, голод, жажда — всё взмыло в небо столпом цунами и согнулось когтем над холмами: на руках у человека-волка оборотни увидели свет. Девчонка! Вот оно, гнусное создание, которое они так мечтали убить, ради смерти которого стая пожертвовала столькими ресурсами! Нет, теперь, когда цель так близко, даже страх перед её сиянием — ничто! Они разорвут её! Уже скоро!.. Сейчас!.. Остались каких-то полсотни метров!..
«Давайте, бегите сюда, сволочи! Все бегите! Ну, вы же этого хотели!» — мысли кричали в пока ещё разуме человека-волка. Он мчался по верхушкам курганов, удаляясь от того места, где распрощался с дочерью. В ладони он сжимал фонарик, работающий на полной мощности, и направлял электрический луч в морды оборотней, проглотивших наживку. Твари были пущены по фальшивому следу. Тяжёлая стрела искривилась, догоняя иллюзию.
Человек-волк временами оглядывался. Только ему ещё было доступно различить у горизонта, над верхушками мёртвых деревьев, тающую вуаль настоящего солнечного света.
«Она там…»