Вскоре мы потягивали бодрящий напиток и обменивались впечатлениями. Результаты оказались вполне удовлетворительными. Приготовления подходили к концу, так что на рассвете можем смело пускаться в путь.
Остаток дня я паковала ящики, спеша покончить с этим делом к вечеру. Это был последний цивилизованный вечер, и, хотя жизнь в пустыне обладает своей прелестью, хотелось сполна насладиться хорошим вином и хорошей кухней, принять горячую ванну и выспаться в мягкой кровати.
На ужин мы взяли с собой Рамсеса, хотя он очень неохотно расставался с Бастет.
- Кто-нибудь обидит ее, - сказал он, укоризненно глядя на меня. - У нее на спине порез, мамочка. Кто-то поранил ее ножом...
- Знаю, милый, я уже обработала рану.
- Но, мамочка...
- Хорошо, что дело ограничилось лишь царапиной. Надеюсь, Бастет не...
- Что, мамочка?
- Неважно.
Я покосилась на кошку, которая взирала на меня загадочными янтарными глазами. Никаких признаков любовного пыла у Бастет не наблюдалось... Но время, только время покажет, чем она занималась и где пропадала.
На этот раз Эмерсон не стал ворчать, что его силком всунули в вечерний костюм и заставили спуститься к ужину. Раздувшись от гордости, он всем подряд представлял "своего сына, Уолтера Пибоди Эмерсона". Я тоже гордилась нашим мальчиком: еще бы, Рамсес выглядел таким опрятным в своем шотландском костюмчике в тонах клана Эмерсонов. Вечер прошел очень приятно, и в свой номер мы вернулись в прекрасном настроении.
Проснулась я незадолго перед рассветом. Луна уже зашла, и комнату освещало лишь призрачное звездное сияние. Я немного встревожилась, поскольку у меня нет привычки просыпаться без причины, и вскоре причина эта обнаружилась - моего слуха коснулся звук крадущихся шагов. Шаги доносились из дальнего конца просторной комнаты, где были сложены ящики и тюки, готовые к отправке.
Несколько минут я лежала неподвижно, давая возможность глазам привыкнуть к темноте и одновременно напрягая слух. Хриплое дыхание Эмерсона мешало вслушиваться в осторожное шуршание, раздававшееся в углу, но в промежутках между вдохом и выдохом я слышала, как вор копается в наших вещах.
Мне не привыкать к ночным неожиданностям. По какой-то неведомой причине их словно магнитом притягивает ко мне. Вряд ли нужно говорить, что я не из пугливых. Вот и сейчас меня волновал лишь один-единственный вопрос: как схватить грабителя. На дверях не было запора, поскольку считается, что коридорный - вполне достаточная защита от гостиничных воров. Я не сомневалась, что появление в нашем номере злоумышленника - следствие моего интереса к убийству Абделя. Перспектива была заманчивой. Наконец-то появилась зацепка, которая, возможно, приведет к убийце! Да еще в моей собственной комнате!
Будить Эмерсона мне даже в голову не пришло. Он слишком шумно просыпается, с криками, протяжными вздохами и оглушительным грохотом - от привычки падать с кровати при пробуждении я так и не смогла его отучить.
Прежде я несколько раз допускала одну и ту же ошибку - запутывалась в противомоскитной сетке и тем самым позволяла непрошеному гостю спастись бегством. На этот раз я решила сначала разделаться с ловушкой и потому принялась осторожно, дюйм за дюймом, вытягивать сетку, которую сама же с вечера надежно подоткнула под матрас. Все шло как по маслу. Эмерсон продолжал храпеть. Вор продолжал копаться в вещах. Я продолжала тянуть сетку. Каждый занимался своим делом.
Наконец между сеткой и матрасом образовался вполне достаточный зазор. Теперь я могла выскользнуть из кровати и накинуться на грабителя. Но первым делом следовало вооружиться. Я мысленно представила план боя. Зонтик стоит на своем месте - в изголовье кровати. Вор шуршит в дальнем углу комнаты. Что это значит? А это значит, что главное в битве - не бесшумность, а стремительность! Я приподняла сетку и резко дернулась, собираясь выпрыгнуть из постели.
О боже! Не тут-то было... Вся эта чертова конструкция рухнула прямо на меня. Целый водопад тонкой ткани залепил мне глаза и ноздри, спеленал по ногам и рукам. Господи, ну почему?! Барахтаясь в складках противомоскитной сетки, я слышала удаляющийся топот. Хлопнула дверь, и тут же под ухом раздалась ругань.
- Дьявол! - воскликнула я, от отчаяния забью о приличиях.
- Дьявол! - зарычал в ответ Эмерсон. - Какого черта... - И тут он исторг каскад слов, которые я не решаюсь доверить бумаге.
Моим попыткам выпутаться мешало судорожное дерганье Эмерсона. Сетка все сильнее стягивала наши тела в тугой кокон.
Когда в комнату ворвались обитатели соседнего номера, на кровати рядышком сидели две смирные мумии, не способные пошевелить даже пальцем. Правда, Эмерсон продолжал изрыгать приглушенные тканью проклятия. Надо сказать, Джон в съехавшем набок ночном колпаке выглядел не менее комично. Глядя на его перекошенное от изумления лицо, я разразилась слегка истеричным смехом.
Наконец Эмерсон перестал ругаться, а заодно и дышать, - должно быть, сетка нашла управу на моего ненаглядного и забилась ему в дыхательные пути.
Я велела Джону поставить лампу, пока он ее не выронил и не устроил пожар.
Бастет опустила голову и принюхалась. Шерсть у нее на загривке встала дыбом.
Рамсес доселе взирал на происходящее с легким недоумением. Но тут он спохватился, кинулся к себе в комнату и через несколько секунд снова возник в дверях, в руках его поблескивал какой-то предмет. Наш сын деловито засеменил к кровати, и я поняла, что в руках он сжимает огромный нож. Комнату огласил пронзительный визг:
- Нет, Рамсес! Нет! Брось! Брось немедленно, ты слышишь?!
Когда я беседую с сыном таким тоном, Рамсес обычно не спорит. Вот и сейчас он растерянно выронил нож. В оружии было не меньше восьми дюймов длины, лезвие зловеще сверкнуло.
- Я собирался, - обиженно заговорил Рамсес, - освободить тебя и папу. Вы каким-то непонятным образом попали в весьма затруднительное...
- Конечно, дорогой, я вовсе не против твоих намерений, но методы...
Каким-то чудом мне удалось высвободить из пут одну руку. Несколько ловких кульбитов, и я оказалась на свободе. Взгляд мой метнулся к Эмерсону. Ну да, так оно и есть: сетка забилась в его открытый рот. Глаза моего супруга вылезли из орбит, а лицо приобрело зловещий лиловый оттенок.
Я оживила мужа, конфисковала нож - подарок Абдуллы, о котором Рамсес не счел нужным сообщить, - и велела сыну, слуге и кошке возвращаться к себе в комнату. И лишь затем смогла уделить внимание недавнему преступлению, поскольку попытку ограбления, смею предположить, следует называть преступлением, а никак иначе.
Пускаться в погоню за вором было бесполезно. За это время он мог пересечь пол-Каира. Одного взгляда на угол комнаты было достаточно, чтобы убедиться: пришелец обладал отличной сноровкой, раз умудрился столь бесшумно нанести такие разрушения. Правда, ящики вскрыть он не осмелился - без шума отодрать заколоченные крышки не так-то просто. Зато наш личный багаж подвергся тщательному обыску: вещи валялись на полу беспорядочными грудами. Ко всему прочему негодяй зачем-то откупорил пузырек с чернилами и вылил его содержимое на мою лучшую блузку.
Эмерсон наконец очнулся - с кровати донеслось шумное сопение. Кряхтя и постанывая, он привел себя в сидячее положение, скрестил руки на груди, с минуту понаблюдал за мной, а потом ласково спросил:
- Амелия, а зачем ты бегаешь по комнате на четвереньках?
- Следы ищу.
- А... ну да, ну да. Визитной карточки там не осталось? Может, обрывка одеяния нашего гостя? Хотя половина населения Египта разгуливает в одинаковых тряпках. Ну тогда клока волос, который наш гость любезно выдернул из своей шевелюры, чтобы помочь одной великой сыщице...
- Сарказм тебе вовсе не идет, Эмерсон! - пробурчала я, бодрой рысью направляясь к окну. Должна сказать, ползать - весьма утомительное занятие, когда складки ночной рубашки так и норовят спутать тебе ноги.
- Вот!
Краем глаза я с удовлетворением заметила, как Эмерсон подскочил от моего восторженного вопля.
- Фотография жены и деток грабителя? - ехидно поинтересовался дорогой супруг. - Или письмецо с именем и подробным адресом? Впрочем, что я говорю, египтяне ведь презирают карманы, да и читать-писать мало кто из них умеет.
- След! След ноги!
- След ноги, - задушевно повторил Эмерсон. - Уж не подбитый ли гвоздями сапог оставил след на лакированном деревянном полу? И наверняка сапоги с такой необычной подошвой шьет один-единственный башмачник во всем Каире, и башмачник этот - редкостный педант, ибо заносит имена всех своих клиентов в специальную тетрадочку...
- Угадал! По крайней мере относительно сапога. Однако у меня есть сомнения в уникальности этого рисунка. Но справки я все равно наведу.
- Что?! - Эмерсона как ветром сдуло с кровати. - След сапога?!
- Сам полюбуйся. Отпечаток очень отчетливый. Должно быть, вор наступил в разлившиеся чернила. Какая удача, что пузырек откупорился. Правда, с какой стати среди моей одежды оказались чернила, а? Небось Рамсес подсунул.
Опустившись рядом со мной на четвереньки, Эмерсон тщательно изучил след.
- А почему это обычный воришка щеголяет в сапогах? Конечно, если он был одет по-европейски... Европейцу проникнуть в гостиницу гораздо проще...
Голос его нерешительно затих, и я не преминула подбавить в свой голос назидательности: