Мы закончили на первую долю, обрушив на нее всю мощь моего последнего аккорда и синхронных Славиных ударов по обеим тарелкам и бочке.
Я взял со стола какую-то ткань и кинул ей в Славу.
— На, накройся. Ты орешь как не знаю кто. Я себя не слышу.
Слава развернул ткань и накинул ее на "рабочий" барабан, чтобы он производил меньше шума. И хотя его звук от этого менялся и становился более глухим, но видимо только так можно было бороться с грохотом, который производил мой барабанщик.
Катя указала на деревянную дверь в стене, рядом с которой стояла, и спросила:
— А что там находится?
— Там вроде бомж какой-то живет, — ответил я после небольшой заминки.
— Правда?
— Абсолютно.
— А можно посмотреть?
— Ну, только если он против не будет.
— Ну, мы его спросим.
— Ну тогда ладно… Только повежливее с ним.
— Конечно.
Катя со скрипом открыла деревянную дверь, и они с Мариной исчезли в темной комнате, в которой реально не было освещения.
Мы со Славой переглянулись с улыбками на лицах.
Через несколько секунд девчонки вылетели с визгом из темной комнаты, а я заметил в руках у Кати зажигалку.
— Там правда бомж валяется! — с выпученными глазами выкрикнула она.
— Чо серьезно?
— Да. Сам посмотри.
— Афигеть.
Я подошел к двери и заглянул в комнату.
— Где?
— Да вон он лежит!
Катя сунула мне зажигалку.
— Возьми вон подсвети.
— Давай… О-о-о, как же я давно уже не держал в руках зажигалку, — ответил я, сжимая в ладони эту красную полупрозрачную пластмассовую коробочку, внутри которой плескалась горючая жидкость.
Я щелкнул большим пальцем по шестеренке, и, проведя перед собой образовавшимся огоньком, осветив пустую комнату, осмотрел углы.
— Точно! Вон он лежит! — громко прошептал я, остановившись на одном из углов, в котором валялась какая-то старая фуфайка.
— Я же говорю.
— А-а-а! Жесть!
— Да ваще п^#!$ц.
— Он хоть дышит? Он живой, нет?
— Не знаю.
— Ладно, пошли отсюда.
Мы вышли из этой комнаты и закрыли дверь.
— Там реально бомж валяется, — произнес я с выпученными глазами, обратившись к Славе.
Он покачал головой с видом, типа, "Чо за детский сад", и ответил:
— Ладно, давай играть уже.
В общем, на репетиции складывалась легкая полушуточная обстановка, расслабляющая и делающая процесс общения более свободным. Прикалываясь между собой, мы раскрепощались и начинали сильнее сближаться, со временем так же привязываясь друг к другу, и переходя на новый уровень отношений. Это было важно. Теперь Катя воспринимала нас не только как профессионалов своего дела и своих учителей, но и как хороших приятелей.
Мы проиграли еще несколько песен. Катя, кажется, окончательно расслабилась в создавшейся обстановке и чувствовала себя довольно свободно. Она откопала где-то в углу какую-то заныканную недопитую бутылку водки, не самой дешевой, кстати, и, давясь от смеха, продемонстрировала ее нам.
— Лучше не пей! Ты не знаешь, что там может быть! Даже мы не знаем! — прокричал я сквозь грохот барабанов и примоченной электрогитары.
— Вы же не пьете! — заметила она.
— Это же не наша база! — ответил я с улыбкой.
Катя, постебавшись, убрала бутылку обратно, а я продолжил концентрировать внимание на своей партии во время игры.
Походив еще немного по комнате, в надежде обнаружить в ней еще что-нибудь интересное, пока мы фигачили одну и ту же тему, Катя наконец-то все же успокоилась и, усевшись в старое кожаное кресло, упертое из какого-то концертного зала, закурила. Марина, закончив переводить пленку на нашу репетицию, упаковала обратно фотоаппарат и тоже села на кресло рядом со своей подругой. Пока мы долбились, они сидели и разговаривали между собой, затирая за какие-то темы, смысл которых сложно было уловить сквозь грохот наших инструментов, и получалось, что у нас здесь складывалось таких как бы два мира, объединенных все же в нечто одно целое.
Так мы проводили время, играя свои музыкальные темы, по двадцать-тридцать минут, потом заканчивая их и прерываясь на общение.
В этот раз Катерине не получилось поиграть на гитаре. Процесс обучения отнимал достаточно много времени, а мы итак уже не мало растеряли его на этой репетиции. Да и сама Катерина не горела большим желанием обучаться игре в этот день. Видимо неохота было напрягаться, смазывая впечатления от нашей тусовки. Вместо электрогитары мы на последние полчаса дали ей один барабан, сняв его с ударной установки. Она сидела и долбилась по нему палками, пытаясь попадать с нами в такт — это было тоже полезно, развивало чувство ритма.
Проведя так в репетиционной комнате около трех с половиной часов, и подойдя уже к осознанию того, что наш мозг не в состоянии больше адекватно воспринимать какие-либо музыкальные гармонии, а тело всеми своими конечностями рвется поближе к дому — мы решили, что на сегодняшний день будет достаточно, и начали потихоньку собираться. Марина ушла немного раньше, не дожидаясь нас, и оставив нас с Катей втроем.