— Я говорил о естественном отборе не как об идее, а как о закономерности. Основе мироздания. Это то, что я вижу в этом мире. Не я это придумал.
— Да? — выпучил я глаза, — Основа мироздания? А я видел мужчин, которые всю свою жизнь посвящали женщине прикованной к инвалидной коляске и изуродованной — потому что они любили ее.
— Это бред. Ни один мужчина… — начал Виталий.
— И мать в большинстве случаев не оставит своего ребенка, независимо от того, что с ним произошло, — перебил я его, не обращая внимания на его реплику, — И существуют люди, которые посвящают себя тому, что ухаживают за инвалидами, потому что видят в этом смысл своей жизни. Что? Основы мироздания пошатнулись? Где твоя закономерность? Из этой закономерности слишком много исключений. Пусть, может быть, их и не всегда видно.
Я остановился и спокойным голосом снова продолжил:
— Запомни — у человека всегда есть выбор. Человек способен осознавать себя как личность и производить расчеты. И не надо снимать с себя ответственности. Да, человек совершает акт самопожертвования только ради выгоды. Но даже сюда не вписывается теория естественного отбора. Потому что выживает не тот, у кого больше ресурсов, а тот, кому больше повезло. И, кстати, не говори мне, что ты не раскручиваешь естественный отбор как идею. Нет. Ты не просто видишь в этом закономерность. Ты живешь этими идеалами. Это принципы твоей жизни. Это твоя мораль. Ты несешь это в себе. Ты говоришь этими понятиями. Ты так мыслишь. Конкуренция. Естественный отбор. Превосходство. Право силы.
Я нервно впился пальцами в свой правый висок, и как будто выдернул из своей головы нечто.
— Это твои мысли, — сказал я, — Ты ходишь с ними на работу. Ты ешь с ними. Спишь с ними. Общаешься с друзьями. Ты всюду пропагандируешь это как некую идею, в соответствии с которой живешь. Ты мне только что затирал про теорию эволюции и естественный отбор. И ты хотел убедить меня в этом. Ты хотел доказать мне это как истину. Как то, как надо жить и думать. Так что не говори, что ты просто видишь закономерность. Нет. Естественный отбор — эта твоя идеология.
Я снова подался вперед, приблизившись.
— И даже больше — это твоя религия.
И устало откинулся назад на спинку стула.
Наступила пауза.
Виталий улыбнулся и скрестил на груди руки.
— Из твоего разговора понятно, что тебе это не нравится, потому что это разрушает определенные убеждения. Твои убеждения, — сказал он через некоторое время.
— Мои убеждения? — переспросил я, — Мои убеждения это разрушить не может. Но отчасти ты прав, это может подорвать убеждения других людей. Только дело-то не в этом. Дело в том, что это реально несет в себе разрушение. В том числе разрушение морали. Смотри: ты не можешь доказать теорию эволюции — объективно. Но вместе с этим ты пытаешься на ее основе разрушить убеждения людей. Зачем? Ответь мне на вопрос: ЗА-ЧЕМ? Для чего? Для чего это нужно? Зачем??? — я сомкнул пальцы, как будто бы держал в них маленькую семечку, — Ты можешь дать людям новые убеждения? — спросил я, — Можешь дать им другие убеждения? Можешь или нет?… Тогда зачем разрушать старые?… Ты можешь дать им смысл жизни? Можешь? Нет, не можешь. Какой смысл жизни ты можешь им дать? Теорию естественного отбора? В этом смысл жизни, да? Я лично могу привести тебе сотни тысяч людей и они плюнут тебе в рожу, каждый по очереди и все вместе, от одного произнесения тобой этой фразы. Потому что они презирают само это понятие. И ты будешь неделю потом отмываться от их харчков. Ты не можешь дать им смысла жизни. Тогда зачем отнимать у них старый? Притом, что ты не знаешь, насколько он истинен. Может, это действительно правда. Может, их религия — это правда. От куда ты знаешь?… А ты можешь дать обществу другой сдерживающий фактор, чтобы оно само себя не изгрызло? Можешь? Нет. Ни хрена ты не можешь. Тогда зачем старый отнимать? Объясни мне, зачем? Я понимаю, если бы ты был какой-нибудь там борец за истину, за правду. Если бы ты истину искал. Если бы ты реально боролся с ложью. Но ведь ты не можешь доказать истинность теории эволюции. Ты не можешь доказать, что все это именно так. Ты даже ответить за нее не можешь. Даже сами эволюционисты толком ответить за нее не могут, потому что они знают, что, во-первых, она не доказуема, как объективная реальность, а во-вторых, в ней столько всяких пробелов, столько дыр, столько проблем в этой теории, проблем, которые ее разрушают еще на начальном этапе. Я реферат в институте писал по теории эволюции. Целый год писал. Правда, ни фига щас не помню, давно это было, но тем не менее. Помню, что там до хрена проблем. И ты не сможешь ее доказать. И одновременно с этим ты не можешь доказать, что Бога не существует. Ты не можешь доказать, что религия не верна. Ты этого не знаешь. Это так же не доказуемо. Тогда объясни мне — зачем ты пытаешься разрушить старые убеждения людей, отнять у них смысл жизни и фактор, сдерживающий насилие. Если ты сам не можешь дать людям ничего взамен. А то, смотри, что ты делаешь: ты не можешь доказать, истинна ли теория эволюции, но ты пытаешься на ее основе разрушить убеждения, ложность которых ты так же доказать не можешь. То есть ты не знаешь истины, но пытаешься ложью разрушить чьи-то убеждения, притом, что ты не знаешь, являются ли эти убеждения ложью, опять же.
Я откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. И добавил:
— Ты идиот.
Наступила пауза.
Виталий, кажется уже сам давно забыл, с чего начался этот разговор, и не помнил, что именно он хотел конкретно от меня. Он помолчал немного, потом достал из пачки очередную сигарету и прикурив от своей зажигалки, сказал, улыбнувшись:
— А что верить в Бога и сотворение мира это очень умно, да? Тем более верить в то, что кто-то там написал когда-то давно, в какую-то там книгу. Почему я должен в это верить? Для меня это глупо. Да, я не знаю, от куда взялась вся материя. Но твоя религия вообще говорит, что ее создал Бог, который тоже не понятно от куда сам взялся. Так что… Чо тут еще тереть?… И я, кстати, не утверждал, что верю в теорию эволюции. Я это просто так сказал. А ты развел тут. Знаешь, во что я на самом деле верю? — спросил Виталий, — Я тебе скажу, во что я верю. Хочешь?
Для начала я удивился, что он, вообще, меня еще и спросил, но в знак согласия, естественно, кивнул головой в его сторону, как бы прося: "Да, конечно, скажи мне, я так хочу знать, просто сгораю от нетерпения и тлею на углях ожидания".
Виталий затянулся и произнес:
— Я верю в разум.
Наступила пауза.
— В разум? Ты веришь в разум? — переспросил я с улыбкой, часто моргая. — Хорошо, — я набрал воздуха в грудь и выдохнул, — Итак, ты веришь в разум. Раз ты так веришь в разум, тогда скажи мне, что есть объективная и субъективная реальность?
Виталий напрягся.
— Объективная реальность существует независимо от нашего восприятия. Субъективная реальность — всего лишь наше искаженное представление, — ответил он более менее уверенно, пытаясь скрыть свое опасение, что вопрос может оказаться с подвохом.
— Правильно. Объективная реальность существует независимо от нашего восприятия. Она существует сама по себе — просто, как… просто как реальность, как то…. что просто есть… и все… короче. Так, например, вот этот стакан, — я взял свой пустой стакан, — Он не красный сам по себе, мы лишь воспринимаем его как красный. То есть стакан сам по себе обладает цветовой характеристикой только потому, что мы дали ему эту характеристику — в силу особенностей анализа информации в нашем сознании. Стакан красный — только потому, что материал, из которого сделан стакан, отражает световые волны определенным образом, этот материал отражает именно те волны, которые при попадании на глаза вызывают именно такую реакцию, которая идентифицируется головным мозгом как некий — именно такой, а не какой-то другой — кодовый сигнал. Ну, так… в упрощенном виде. Сигнал идентифицируется — да — и характеризуется определенным образом, и в дальнейшем — при других случаях — распознается. То есть наше восприятие есть некая система, которая работает по определенным законам, но — любой закон можно либо нарушить, поломать, либо обойти. В конечном счете, можно обойти и систему восприятия информации и систему анализа поступающей информации, а в определенных случаях и просто поломать — и тогда восприятие будет искаженным, а поступающая информация будет анализироваться совсем по другим законам. И мы будем видеть не красный цвет, а что-нибудь другое — например, покемонов, играющих в хоккей с мячом на кафельном полу.
Я подался вперед, важно положив локти на стол.
— По большому счету человек вообще не может воспринимать информацию из окружающего мира в полной мере объективно. Система восприятия человека сильно ограничена — органы чувств работают только в каких-то определенных рамках. Существуют пределы работы рецепторов. Мы не можем, например, воспринимать инфракрасное излучение или ультразвук с частотой свыше двадцати тысяч герц, как некоторые животные. Мы ограничены и не можем видеть картину целиком, а соответственно даже при самых благоприятных обстоятельствах мы всегда все видим в несколько искаженном виде, или, как минимум, в упрощенном.
Я артистично вскинул правую ладонь и медленно повел ее в воздухе, как бы ища чего-то:
— Далеко ходить не будем, — с небольшой запинкой произнес я, — Возьмем хотя бы шизофрению и галлюцинации. Что это такое по своей сути — у человека сбивается программа анализа и идентификации окружающей действительности с собственными фантазиями, сбивается программа восприятия, а разум часто определяет какую-либо собственную мыслительную модель — какую-либо концепцию — как объективную реальность. Ну, как-то так, примерно. Человек соображает, его разум работает, но работает неправильно.
Я посмотрел на Виталия и улыбнулся.
— Ты веришь в разум. Но что ты будешь делать, если твой разум начнет тебя подводить? Что ты будешь делать, если программа восприятия и анализа информации из окружающего мира начнет работать по другим законам? Ты по-прежнему будешь верить в свой разум?
Виталий погасил сигарету, ткнув ее в консервную банку и растерев тлеющий пепел. Он открыл рот, но я уже опередил его:
— Знаю — ты скажешь мне, что галлюцинации не бывают одни и те же у всех людей одновременно. Однако — почему ты думаешь, что нельзя поломать и изменить систему восприятия и анализа информации таким образом, чтобы они выполняли какую-то другую, заданную кем-то извне, программу. Люди за тысячи лет кое-что научились делать. Неужели ты думаешь, что невозможно запрограммировать человеческий мозг так, чтобы он работал по каким-то иным законам — тем законам, которые…, - я подбирал слова, — Которые создадут сами ученые.
Я поднес пальцы левой руки к губам, а затем резко растопырил их в Виталия, немного ухмыльнувшись.
— Можно запросто влезть в твой разум и взломать его, а затем заставить работать так, как мне, допустим, хочется, и ты будешь воспринимать информацию так, как мне хочется. И это можно проделать с любым из нас, с каждым — со всеми одновременно, — закончил я, артистично разведя руками в стороны и откинувшись на спинку стула.
Я сказал "закончил"? — не-е-е-е. Виталий тоже хотел бы так думать, но на самом деле я еще только начал.
— Да что я говорю? Зачем ломать человеческий разум? Это грубо, хотя и эффективно. Но все можно сделать намного проще. Допустим, такой пример: предположим следующую ситуацию — идет демонстрация, ну, митинг, политические и социальные требования, там, и все такое. Толпа движется на встречу отряду спецназа. За полчаса до этого в толпе пронесся слух, что спецназ может открыть огонь, ну, допустим резиновыми пулями — тоже мало не покажется. Люди напряжены, люди боятся. И вот мимо проходит какой-нибудь маленький мальчик, которому здесь, естественно, вообще не место, и кидает несколько петард. И что происходит — начинается массовый психоз, — медленно покрутил я пальцами в воздухе, как бы раскрывая в пространстве какую-то мнимую материю.
Я опять дотронулся кончиками пальцев до губ, но через секунду снова продолжил:
— А есть еще один офигенный способ обмануть разум — ПРОПАГАНДА, — с особым выделением и акцентированием произнес я, — Этим занимаются политики и правители, а также крупные предприниматели, владельцы холдингов и компаний, и даже фармацевтические фирмы.
Мой собеседник посмотрел на меня, многозначительно приподнял одну бровь и, не отводя взгляда, слегка наклонил голову вниз.
— Запомни, — ткнул я пальцем Виталию, — В жизни любого человека можно создать абсолютно любую иллюзию. В Советском Союзе государственный аппарат создал охренительную иллюзию для своего народа. И люди верили в эту иллюзию, люди жили в этой иллюзии, и люди готовы были умереть ради этой иллюзии, и они готовы были убивать ради этой иллюзии. Ты думаешь, они были тупые — нет. Просто их устраивала эта иллюзия, и они остановились на ней, приняли ее в своей жизни — потому что никто не хотел искать истины. А люди никогда не хотят искать истину. Им лень искать истину. Чаще всего они просто принимают те убеждения, которые лучше подходят для их жизни. А потом придумывают для них разумные обоснования, состоящие из различных доказательств. Религия, кстати, тому не исключение.
Я на секунду остановился, а затем немного агрессивно и подавляющим тоном произнес:
— Если я захочу, я создам в твоей жизни любую иллюзию. Ну, так… — я немного поморщился и покачал головой… — Если я, конечно, очень сильно постараюсь.
Я сделал паузу, а затем:
— И ты будешь верить в эту иллюзию, — продолжил я, — До тех пор, пока я где-нибудь не ошибусь. Любые законы можно обойти. И даже законы восприятия головного мозга. Кстати, если уж говорить о восприятии, то — воспринимаешь-то информацию ты из окружающего мира только чувствами. Зрение, слух, нюх — чувства, чувства, чувства. Анализируешь информацию ты мозгом, но принимаешь — чувствами. Глупо противопоставлять чувственное восприятие разумному анализу — истина как всегда где-то посередине, так как эти два процесса неразрывно связаны между собой.
Я остановился, посмотрев Виталию прямо в глаза, и тут же, щелкнув пальцами, продолжил: