Когда я вернулся к себе в кровать, я ощутил невероятный страх в своей комнате. Этот страх распространялся по всей квартире и, расползаясь по углам, тяжело оседал на стенах и предметах мебели, медленно стекая по ним, словно какой-то конденсат газообразной жидкости. Я отвернулся к стене, пытаясь заснуть, но ощущение неопределенности, происходящей за моей спиной и чувство незащищенности, заставило меня повернуться на другой бок. Инстинктивно желая контролировать ситуацию, я все же поворачивался обратно спиной к стене, понимая, впрочем, что мне все равно придется перетерпеть этот страх и закрыть, наконец, глаза, попытавшись отключить сознание. Казалось, даже что тьма сейчас в этой ночи была какой-то ощутимой, материализовавшейся субстанцией, она покрывала меня своей вязкой плотной массой и всей тяжестью давила на мозг и обостренные до предела чувства.
Кошки — удивительные создания. Где-то я слышал, что они очень хорошо чуют духовную обстановку. Чуют призраков и демонов, и всякую другую нечисть. Они словно находятся между двумя мирами, между миром людей — миром материальным, и миром потусторонним — миром духовных существ. Чутье животных так же подтверждается и большинством христианских представлений. И я так же не был склонен ставить под сомнение эту теорию.
Когда сатана приходит — первое, что он приносит с собой это страх. Он лжец и отец лжи, другими словами, он — создает людям иллюзии. А страх — одна из самых величайших и эффективных иллюзий. И я это знал, поэтому начинал привыкать уже к подобным вещам.
Последние несколько месяцев я жил с восприятием этой реальности как какой-то черной бессмысленной и невероятно тяжелой и унылой обстановки. Казалось, меня загнали в какую-то клетку. Абсолютная правда: между тем, кто скован, и тем, кто находится в замкнутом пространстве — огромная разница. Все происходящее со мной за последнее время ввергало меня в какую-то глубочайшую депрессию, через которую я не мог наблюдать для себя каких-либо положительных ощущений в окружающем мире. Еще и постоянный страх по ночам. Что-то приходило и накрывало меня этим страхом как каким-то тяжелым ковром Биджар. А может сейчас у меня просто что-то немного сбилось в работе инстинкта самосохранения? Настороженность. Ощущение опасности в собственном доме. Причем опасности не физической. Может, мне действительно пора было сходить к психиатру. Может у меня реально мой невроз, который был уже очевиден, начинал потихоньку перерастать в психоз?
Насколько мне было известно, в медицине психиатрические заболевания определялись статистическим отклонением от нормы некоторых параметров и страданием, которые эти отклонения вызывали. То есть болезнь — потому что отклонение от нормы, и болезнь — потому что вызывает страдание. А то, чего больше — то и норма. На мой взгляд — да, в общем-то, и не только на мой — это были несколько сомнительные критерии. Так, например, в этом мире существует очень много говёной музыки, но из-за того, что ее так много — она не стала от этого менее говёной, и профессиональные музыканты не собирались признавать ее нормой. Одновременно с этим и хорошие композиторы часто страдают от того, что их более качественный продукт не получает должного признания по сравнению с тем отстоем, который пишут их коллеги по цеху. Потом через некоторое время такие композиторы частенько становятся легендами. Просто — объективно — люди слушают музыку по разным причинам, и нравиться она им может тоже по разным причинам, и не всегда потому что это качественный продукт. Качество в данном случае всего лишь один из параметров, по которым музыка может нравиться. Об этом долго можно спорить, но во всяком случае, мне казалось, что не всегда справедливо искать истину там, где большинство. Большинство в глобальном смысле — то есть, и людей, и мнений, и правил, и параметров, и товара, и денег, и даже разума. В медицине, в которой все было довольно относительно, одной из наиболее относительных областей с точки зрения истины была психиатрия. Даже обычные врачи, которые знают, что в их сфере лечения все очень относительно, говорят про психиатрию: "Да, это же психиатрия. Там все относительно", потому что знают — там действительно все еще более относительно, чем у них. Это, конечно же, не исключает психиатрию из тех инструментов, которые могут помочь человеку. Просто, наверно, этим инструментом должны владеть люди, у которых присутствует хотя бы очень небольшое желание помочь другим и твердые моральные принципы — люди, которые не просто хотят срубить кучу бабла на фармацевтических фирмах, и люди, которые не просто хотят отработать смену и пойти домой, забивая на саму мысль о том, к чему реально может привести их лечение и их ошибки. Психиатрами, как и вообще, врачами должны становиться люди, которые реально парятся за свои ошибки. Люди с чувством ответственности. А когда человек становится абсолютно уверен в своей правоте, теряя способность к диалектическому восприятию реальности — он может наделать очень много ошибок. Лично я с психиатрами, и даже с психологами (практикующими) никогда не сталкивался. Поэтому мне хотелось верить, что среди них подобных человеков не много.
Я знал, что психиатры могли бы подумать по поводу моих ощущений. Я тоже видел зацикливание в жизнях людей и невозможность адекватного восприятия реальности. А еще я видел, как из людей изгоняют бесов. Еще я видел, как в жизни восстанавливается справедливость, в контексте казалось бы какой-то невероятной случайности, приводя однажды все в состояние абсолютного и исчерпывающего баланса. Еще я видел как люди жили в церкви, будучи благочестивыми верующими и уважаемыми прихожанами, десятки лет, а когда вдруг начинали пытаться что-то изменить в этом мире и шли против зла, бросая вызов сатане — заканчивали жизнь в полнейшей разрухе, на краю гибели, проклиная все на свете в том числе и церковь. Еще я видел, как люди менялись под моим влиянием. Еще я несколько лет занимался тем, что формировал у людей в сознании те или иные принципы мышления, определяя их дальнейшее мировосприятие. Я пытался смотреть на все с нескольких позиций. Потому что видел и психически нездоровых людей, и наблюдал работу сатаны в этом мире. Занимаясь постоянной рефлексией и анализируя окружающую меня действительность, я старался докопаться до истины, понимая, что до абсолютной истины на этой земле докопаться никто не может.
Я начинал привыкать ко всей это шняге — депрессии, страхам, кошмарам по ночам, неврозам, болезни. Я старался объективно оценивать ситуацию, и знал, что если я вновь объявлю перемирие — скорее всего через какое-то время я вернусь к обычной более-менее нормальной жизни. Главное только вовремя успеть его объявить, поняв, что ты находишься на краю. Главное только, чтобы не было слишком поздно. Главное только, чтобы не уйти в это настолько далеко, когда станет уже очевидным, что вернуться назад невозможно.
Я понимал, что все мои ощущения — может быть не что иное, как просто результат разбалансирования нервной системы. Если мое восприятие реальности станет сильно искажаться и все это начнет заходить слишком далеко — я пойду к психиатру. Поэтому мне нужны были разные люди, с которыми бы я постоянно общался. В том числе и обычные мирские неверующие — чтобы давать альтернативный взгляд на вещи. Так я мониторил свое собственное состояние — анализируя реакцию своего окружения на мои действия. Если я замечу какие-то нестыковки — я обращусь к специалисту. И хоть я и не знаю, где здесь истина — но я сделаю все, чтобы вернуться в систему нормальной жизни, прекрасно понимая, что эта система может оказаться иллюзией. Иллюзией — как впрочем, и то, чем я занимался.
Опасно строить для себя убеждения. Разумнее — допускать возможность различных вариантов развития событий. Приходится жить предположениями, а не уверенностью. Это сложно, но это единственный способ избежать абсолютного краха всей жизни в один прекрасный момент. Ты не знаешь, где правда, а где ложь. Все, в чем ты убежден — может оказаться иллюзией. Все, что ты считаешь своим мнением — может быть лишь чьим-то внушением. Все, что ты воспринимаешь как собственное решение — может являться лишь чьей-то манипуляцией. Верить нельзя никому. Иногда люди обманывают друг друга. А иногда люди обманывают сами себя, пытаясь неосознанно убедить в своей лжи и других. А иногда люди обманывают тебя, желая тебе добра. Необходимо брать информацию из разных источников и сопоставлять. Абсолютная стопроцентная уверенность в чем-либо — признак глупости и недальновидности. Тем более в контексте того, что я видел на протяжении своей жизни. Я видел — людьми постоянно кто-то управляет. Кто-то управляет любимым человеком. Кто-то управляет своими подчиненными. Кто-то управляет массами, народом. Возможно, кто-то управлял и мной. А я так же, будучи незаметным, оказывал влияние на других людей. Во всех своих действиях и жертвах ради своей веры я наблюдал расчет. По-другому для меня было — путь к погибели. Потому что проще всего управлять тем, кто твердо в чем-то убежден и чье поведение изначально и абсолютно предсказуемо. При всем при этом — я готов был отдать жизнь за свою веру. Но как я уже сказал — это был всего лишь холодный расчет.
Когда я проснулся утром, мне позвонил Слава.
— Слушай, чувак, тут короче шняга такая. Я щас уезжаю на пару недель. Тут меня попросили поиграть съездить с группой с одной. Так что меня не будет. А у нас, короче, базу нашу закрывают. Ну помнишь, я тебе говорил?
— Что, уже закрывают? — спросил я.
— Да. Все уже. Когда снова откроют — неизвестно.
Действительно закрывали на неопределенное время ту репетиционную базу, на которой мы постоянно тусовались. Поэтому перед нами вставал вопрос — "что делать дальше?". Теперь уже нахаляву ничего не будет. Придется искать место. А плата за каждую репетицию — будет стимулировать к тому, чтобы нам развиваться и стремиться к чему-то более серьезному. Кажется, мой отдых от концертной деятельности заканчивался. Хотя я не мог сказать, что я хоть сколько-нибудь отдохнул. Как дальше жить — я не представлял, я еще не был готов вновь к чему-то серьезно стремиться в плане музыки и рвать свою жопу на выступлениях.
— Короче, надо бы с Катей последнюю репетицию провести, — продолжал Слава, — Ну я уже не смогу с вами. Мне сегодня вечером уже валить надо. Еще надо собраться. Так что бери ее и тащи сам на базу. Там хоть перед закрытием последний раз поиграете и потрете там за всякое. Я ей уже позвонил. Сказал, что вы свяжетесь. Либо ты ей позвонишь. Либо она сама тебе позвонит.
— Ну, как-нибудь срастемся, — ответил я.
— Ага. Ну в общем поиграйте там без меня. Можешь полечить ее там немного один на один. У нас с ней, кстати, отношения испортились.
— А чо у вас? — поинтересовался я.
— Да… Достала она меня. Постоянно ругаемся. Из-за своих этих приколов лесбийских мне истерики закатывает. Вообще наверно скоро расстанемся. Ну мы уже договорились, что даже если расстанемся с ней, то все равно будем поддерживать деловые отношения. То есть мы все равно как бы типа группу организовываем… будем продолжать ее учить. В общем, устанавливай с ней контакт поглубже.
— Угу.
— Ну, в общем, там созвонитесь, — начал уже заканчивать Слава.
— А чо, слушай, когда откроют снова базу? — спросил я.
— А я без понятия, — ответил Слава, — Там вообще чо-то неизвестно. Но Катя сказала, что возможно у нее получится там договориться с одной базой подешевле. Так что это с ней потом надо еще будет обсудить.
— Ага. Понятно. Ну может седня тоже потрем с ней за эту тему.
— Ну вот… — заключил Слава, а потом: — А мы с ней… да я не знаю даже… Короче я запарился уже с ней, — снова поднял Слава тему своих отношений с Катей, — Короче, она такая тоже… психованная немного. У нее проблем куча, своих, там, тараканов всяких.
— Ну еще бы. Она лесбиянка. Ты думал, она живет в гармонии с природой? — заметил я.
— Ну вот, видимо, я все-таки так и не думаю. В общем репайте там с ней. Можешь трахнуть ее за меня.
— Посмотрим, — ответил я.
Я закончил разговор и задумался, подняв голову немного вверх.
— Нееее, — произнес я в результате на последнюю фразу Славы.
Все-таки мы были очень циничными верующими. Слышал бы наш разговор пастор нашей церкви. Конечно же это была шутка. Никто никого трахать не собирался.
Я созвонился с Катей и мы договорились о времени репетиции.
У меня до сих пор кружилась голова. Я чувствовал себя не самым лучшим образом. Поэтому представлял, чем для меня может обернуться очередная репетиция. Но я должен был ее провести. Когда будет следующая — неизвестно. Да и Слава уезжал — тоже не самый положительный момент. К тому же у них сейчас испортились отношения. Хотя, может, им двоим нужно было отдохнуть друг от друга. В общем, эту репетицию надо было провести. Я и так не сказал бы, что у нас наблюдался сейчас большой избыток общения. Тем более, после всех запар, которые испытывал мой мозг в последние две недели. Нужно было держать контакт. Еще надо было конкретно поговорить о другой базе, которую предлагала Катя в будущем, обсудить это, узнать все. Короче, я должен был провести эту репетицию.
— "Держать контакт. Держать контакт", — думал я про себя, когда ехал на автобусе на репетицию с Катей, испытывая почему-то при этом волнение и неприятное сердцебиение как обычно. Держать контакт было важно. Я уже видел, как терялся контакт с человеком. Сначала он ослабевал, потом ослабевал еще сильнее, потом ослабевал еще-еще сильнее, потом просто терялся и сам человек. Забавно, но работая с людьми несколько лет, я реально наблюдал за тем, как в процессе эти люди любо умирали, либо пропадали без вести. Я не знал, почему так происходило. Но так было. Причем, я ни на кого никогда не давил, у меня всегда были именно дружеские отношения, а уж потом разговоры о религии. Я не пихал никому Библию в уши и в другие отверстия, я всегда делал так, что человек сам начинал интересоваться этими вопросами и сам спрашивал меня, желая, чтобы я ему начал проповедовать религиозные доктрины. Человек сам проявлял инициативу. Так было лучше. Я специально к этому подводил. Я по возможности работал хитро и аккуратно. Наверно я в этом случае был в чем-то похож на девушку, желающую обратить на себя внимание парня — нужно было только чуть поманить пальцем, а там парень уже сам бежал следом. Ну а если не бежал — то тогда уже, скорее всего, ничего не поможет. Ну… хе-хе… я был не девушка, я в этом случае просто начинал действовать по-другому. Но, так или иначе — я часто становился свидетелем смерти или исчезновения тех людей, с которыми в данный момент времени работал, пытаясь сформировать у них определенные принципы мышления. Мои друзья, которых я знал по десять лет, особенно верующие — с ними ничего не случалось, а эти мерли только так и куда-то пропадали. Еще один такой вот прикол. Нет — моя церковь не приносила их в жертву. Это происходило и тогда, когда я уже был вне церкви. И факт оставался фактом — многие люди, на которых я долгое время пытался влиять, либо исчезали, либо умирали в конце. Самоубийств, слава Богу, не было. Причины смерти, как правило, оставались до конца не выясненными. Это правда. Возможно, здесь я так же наблюдал работу дьявола. Но данная закономерность становилась неприятно очевидной. И у нее должны были быть причины. Большинству людей такая мысль покажется бредовой — но возможно Бог специально сводил меня с теми людьми, кто в скором времени должен был преставиться.
Но, кажется, Катя была не тем случаем. Тем не менее, терять контакт с ней было нельзя.
Я приехал на репетицию. Мы очень мило позанимались. Я пофигачил на басу, заставляя Катю играть простые гармонические партии, которые у нее уже потихоньку начинали получаться. Потом мы так же мило побеседовали на всякие разные отвлеченные темы. Немного, совсем чуть-чуть, коснулись темы религии. Затем обсудили ее вариант с занятиями на какой-то базе у одного из ее знакомых. Плата была вполне приемлемая, даже низкая. Не бесплатно, конечно, как здесь, но и не дорого. В общем, репетиция и общение прошли прекрасно, и очень даже продуктивно. Я начинал расслабляться, воспринимая Катю уже не как объект для формирования каких-либо принципов мышления, а просто как друга.
Домой я ехал, задыхаясь и с головными болями, глядя широко вылупленными глазами сквозь запотевшие стекла солнечных очков в одну точку. Как обычно. Начало повышаться давление. Я переутомился. Мне было хреново, и я только радовался тому, что хотя бы сидел у окна, а не стоял в этом душном автобусе.
"Держать контакт. Держать контакт, — думал я про себя, — Нельзя позволить Кате потеряться".
Это было похоже на паранойю, но, кажется, я снова наблюдал действия сатаны в своей жизни.
"Лишь бы только Катя не умерла", — подумал я про себя и улыбнулся.
Мне начинало казаться, что я занимаюсь какой-то абсолютной хренью, не понимая вообще, ради чего я все это делаю, я подумывал о том, чтобы мне бросить все это и попробовать построить какую-нибудь финансовую пирамиду. Или срубить бабла, написав какой-нибудь тупой слезливый недалекий мыслями и текстами музыкальный альбом христианского прославления под названием "Я пройдусь с Иисусом по лазурным берегам счастья", и пропихнуть его в какой-нибудь церкви. Все будут слушать, как стадо баранов, будут слушать и петь, куда денутся. Люди везде одинаковы. Но нет — я продолжал пытаться оказать на этот двинутый мир какое-то положительное влияния, формируя у людей принципы морали и нравственности, и чувство ответственности, и разрушая стереотипные представления, которые несли ложь и могли привести к погибели. Наверно, я был идиот.
27.
Занимаясь несколько лет тем, чем я занимался, я с уверенностью мог заявить: все-таки одно дело проповедовать свои идеи на публике, на сцене, на концертах, через Интернет, через искусство, в средствах массовой информации, рассчитывая на большую аудиторию, и совсем другое дело работать лично с каким-то конкретным человеком. Проповедуя на публику ты просто приходишь и создаешь определенный информационный поток, который так или иначе оказывает какое-то влияние на людей. Что будет дальше, потом, тебя уже не особо интересует, ты выполнил свою работу, и идешь в другое место. А работа с человеком на протяжении долгого времени — кропотливый и упорный, требующий большого количества времени и нервов, труд. Безусловно, выступление на большую аудиторию — это еще более нервная работа. Именно поэтому мне теперь было довольно трудно этим заниматься. Но конкретная работа с человеком — это тоже не халява, это уже нечто совершенно другое. Так как я в различные моменты своей жизни находился и в том и в другом качестве, то мне было что с чем сравнивать. Хотя самым тяжелым, что я когда-либо делал за свою короткую жизнь, для меня все-таки оставалось выступление на сцене.
Все эти схемы, модели, предполагаемые варианты поведения человека и способы воздействия на него — все это выглядит очень логично, и вроде как, судя по тому, как расписано по схемам, довольно просто, но в действительности всегда все намного сложнее. Человеческое сознание — потемки, и никогда в точности не знаешь, что там может таиться, и если решил проникнуть в него — никогда не знаешь, что тебя там может ожидать. Часто люди оказываются немного умнее и не настолько стандартно мыслящими, как мы их видим вначале. И некоторые вещи, бывает, ускользают из нашего поля зрения, а затем преподносят нам сюрпризы, разрывая ту схему поведения, которую мы уже смоделировали. Это бывает забавно.
Я сидел за компьютером, бесцельно шаря по интернету в поисках чего-нибудь интересного, и постепенно начинал от этого немного уставать, понимая, что переработать весь объем информации, который передо мной, мне все равно не удастся. Наблюдая уже некоторое время депрессивный статус в "аське" у Катерины, я все же решился и спросил, что уже у нее такое случилось, написав свой вопрос по возможности не навязчиво.
— "Да так. Дастало все. Жизнь долбаная", — ответила она.
— "Ясно… Да, жизнь такая… Сам тоже от нее не в восторге".
— "Что тоже припекло?"
— "Не то слово".