Но был другой, чужой крик — не обращенный именно ко мне, полный жгучего одиночества и тоски. Отчего-то он тревожил, лишал покоя. И я понял, затосковав в ответ, что должен вернуться. Я закричал, вторя родному незнакомому голосу. Кричал всем своим существом, кричал и рвался. Прилагал неимоверные усилия… и что-то стронулось.
Я вернулся.
Она лежала на койке в изоляторе, мечась между бредом и реальностью. Я присел рядом и предложил дружить. Когда она согласилась, я невероятно обрадовался. И радость стерла все, что было в моей голове до этого. А может, это сделал инстинкт самосохранения. Именно он загнал мое прошлое так глубоко, что мне стало казаться — до встречи с Тэш никогда ничего не было.
Сигарета дотлела, и я выкинул ее в окно. Ну и что, в сущности, изменилось от того, что она узнала, а я, наконец, вспомнил? Вряд ли ее отношение ко мне стало другим. Мое — тем паче. Отчего же так свербит внутри, будто лопнула туго натянутая струна и концы ее процарапали сердце? Я хотел бы заснуть сейчас и увидеть дивный сон. А когда она вернется и разбудит меня, долго ворчать по поводу вспугнутого сновидения, потирая розовый след от подушки на щеке.
Но мне не дано видеть снов.
Я вытащил еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой.
……………………………………………………………
Ну, какого дьявола я должна тащиться в Контору с больной головой и мерзким привкусом во рту?! Илона пригрозила, что если я не появлюсь там сегодня, то могу вообще больше не появляться. Видно, у них и впрямь полный завал, так как обычно хозяйка относится к моим прогулам намного лояльнее. Пришлось в ускоренном темпе приводить себя в порядок, и, разумеется, вышло не слишком впечатляюще.
В Конторе было действительно многолюдно, душно и шумно. Подстегнутая таким ажиотажем Илона носилась как угорелая. В одной комнате гуляла целая компания. Они гудели давно и разобрали всех девушек. В другой дожидался клиент, к которому меня так срочно вызвали. Отчего-то я ни секунды не сомневалась, кого увижу. Нет, у меня хватает постоянных клиентов — но вряд ли кто-то из них согласился бы прождать целый час. А еще есть такая штука, как пресловутая женская интуиция. Поэтому, войдя в комнату и даже не рассмотрев в полумраке человека, сидевшего в кресле, я бросила:
— Я к вашим услугам, Дар. Простите, что заставила себя ждать.
Илона фыркнула — мы редко обращаемся к клиентам на 'вы': обстановка не располагает к высокопарности и расшаркиванию.
— Наташа, мне казалось, мы уже перешли на 'ты'. Или что-то изменилось со времени нашей последней встречи?
Я пожала плечами. Не объяснять же, в самом деле, с каким трудом дается мне каждое 'ты', обращенное к этому человеку. Ну, не располагает его внешность к панибратству, да и манеры тоже.
— Я забыла, прости.
Из соседней комнаты донесся дикий поросячий визг и звон разбитой посуды. А затем подвывания — так умел всхлипывать, по-ребячески горько и тонко, только Артем. Илона тут же устремилась выяснять, что произошло, а Дар брезгливо поморщился.
— У меня к тебе предложение. Если ты не против, пойдем отсюда. Я знаю неплохое кафе неподалеку. Все будет оплачено в том же размере, как если бы мы оставались тут, так что твоя хозяйка может не беспокоиться.
— А ты никак влюбился в меня, если вместо траха предлагаешь провести романтический вечер! — Когда я сильно обескуражена, от сдержанной вежливости меня может запросто перебросить к хамству.
Тут же мне захотелось спрятаться от его взгляда — забраться глубоко под одеяло, как в детстве — от ночных кошмаров и жутких сказок. Но сейчас это был не страх, а нечто другое. Будто я виновата в чем-то очень постыдном, и об этом знает лишь он один. Но не обвиняет, а сочувствует, и от его сочувствия на душе муторно и тоскливо.
— Я понял. Прости, что отвлек и вытащил из дома. Беру назад свое предложение.
Он поднялся с кресла. Сейчас он уйдет, и хозяйка наорет на меня, что я совсем распустилась и хамлю престижным клиентам. Да и не в этом дело! Черт с ними, с нотациями, но терять такой яркий экземпляр гомо сапиенс весьма обидно.
— Постой! — Я придержала его за рукав у самой двери. — Я не хотела обижать тебя. Конечно, я с радостью посижу с тобой в более приятной обстановке. То, что я сказала — глупость и пошлость, не придавай этому значения. Через меня говорило мое похмелье и желание выспаться.
Дар не ответил, но притормозил. Я позвала Илону, он расплатился — под ее удивленные междометия, и мы вышли.
До кафе было два шага. Я знала это место и любила бывать здесь. Правда, в одиночестве. Тихая ненавязчивая музыка, атмосфера уюта и покоя — то, чего мне так не хватает обычно. Я садилась в самый дальний угол, заказывала кофе и, медленными глотками смакуя напиток, наблюдала за посетителями. Если попадалась интересная физиономия, рисовала.
Сейчас мы сели в другое место, у окна с красивым витражом. Кроме нас в зале никого не было. Душная ночь припала к стеклу. У официантки были тени под глазами и подрагивавшие от усталости пальцы.
Мы пили красное сухое и молчали. И опять он смотрел на меня пристально, не отрываясь, и мне было дискомфортно под его взглядом. Хотелось заговорить, нарушив неестественную паузу, но в голову ничего, кроме банальностей, не приходило. Я уже обожглась один раз сегодня, и не хотелось снова выглядеть полной дурой. Наконец, решила расспросить его о работе. Мужчинам нравится говорить о своих успехах, а если таковых не существует — можно и придумать. Проститутка ведь не станет проверять их наличие.
На мой вопрос он ответил спустя паузу, небрежно и лаконично:
— Я творец.
Мне сразу стало легче дышать, словно потолок, рухнувший на плечи, вернулся в исходное положение.
— Художник или писатель? Или тот, кто творит собственную жизнь — уникальную, ни на что не похожую?..
— Не жизнь — а смерть. И не свою, но чужие.
Он вновь уперся взглядом в мое в лицо, и опять потолок, зараза, навалился всей тяжестью, заодно с крышей. И воздух застопорился в гортани. Я незаметно отодвинулась, прикидывая наиболее безопасные варианты бегства.
— Ты маньяк? Типа Чикатило или битцевского?..
Сохраняя приветливо-заинтересованную улыбку, я судорожно пыталась припомнить, как следует обращаться с сумасшедшими и социально опасными. Кажется, с ними нужно во всем соглашаться. Но подходит ли это для моего случая? 'Можно, я задушу вас вашим шарфиком, поскольку вы сильно напоминаете мне Дездемону?' 'Да-да, пожалуйста! Только вы не нервничайте, а то вам вредно сильно волноваться…' Брр. Дрожь берет от одного продумывания таких диалогов. А главное: как я могла так ошибиться в этом человеке?! До этого мое чутье никогда не подводило меня. В его случае оно твердило: этот человек может быть опасен, но не для тебя.
Дар улыбался — видно, мысли, носившиеся в моей голове, прекрасно отпечатывались на растерянной физиономии. Наконец, соизволил ответить:
— Не дрожи так, девочка. Я вовсе не раб госпожи Смерти, как те неадекватные люди, чье определение ты озвучила. Жажда убийства не затмевает мой мозг, не заставляет шуметь кровь в ушах. Свежеиспеченный 'жмурик' не вызывает волну оргазмов. Я просто выполняю определенного вида заказы. То есть она послушна мне, а не наоборот.
— Значит, ты всего лишь киллер, которых нынче немало. Стоит ли называть себя пафосным словом 'творец'? Ты просто чернорабочий Смерти.
Я осмелела и снова принялась хамить. Страх отступил, и пришла досада на собственную слабость, свидетелем которой он стал.
— Я не просто киллер. Я никогда не убиваю людей руками — всегда головой. Выдумываю сложные комбинации, порой очень красивые — словно шахматист или композитор. Мои заказы никогда не выглядят как преступление — обычно это несчастный случай, реже — суицид. Как правило, я даже не приближаюсь к своим объектам. Обязательно выслушиваю причину, по которой делается заказ.
— Причину? — Я хмыкнула. — Зачем? Какая тебе разница?
— В зависимости от нее назначаю цену. И необязательно деньгами. Как-то мужик захотел убрать свою жену, которая мешала его любовной связи. Я запросил за это его дом и бизнес.
— Ну и расценки! — Я хохотнула, изображая циничное веселье. — А он не послал тебя после этого и не обратился к твоему коллеге поскромнее?
— Ты плохо меня слушаешь, девочка. Коллега поскромнее гарантирует смерть, и только. Переплата идет за чистоту и красоту комбинации, за отсутствие неприятностей с ментовкой. Так вот — спустя полгода после скоропостижной смерти его благоверной (кстати, она не мучалась: сердечный приступ, пара секунд — и душа уже на небе), любовница выставила его за дверь. Он повесился через неделю. А с другого клиента — женщины, которая просила отомстить подонку, спьяну переехавшему машиной ее пятилетнего сына, я взял в уплату лишь черепаховый гребень, которым она украшала свои волосы.
— Значит, ты мнишь себя современным Робином Гудом? Помогаешь хорошим, взяв на себя роль высшего судии?
— Вовсе нет. Ты не поняла: я всегда выполняю заказы, любые — если люди соглашаются с моей ценой. Основной драйв для меня — в красоте комбинации. Вот, месяц назад случилось на редкость изящное дело. В цепочке было задействовано восемь человек, а в центре, в яблочке — старый злобный прыщ, который нужно выдавить — во всяком случае, таким он представлялся заказчику, сыну прыща, — Дар взял со столика салфетку и принялся чертить на ней сложный многоугольник. — Смотри: чтобы подобраться к прыщу напрямую, требовалось выйти на медсестру, ежедневно колющую ему на дому антисептики, а путь к ней пролегал посредством…
Я слушала вполуха, пытаясь разобраться в своих ощущениях, связанных с мужчиной напротив. Если он не врет — а он не производил впечатление позера, любящего покрасоваться перед путаной — он еще опаснее, чем мне интуитивно казалось. И еще интереснее. У меня есть особенность: не могу устоять перед ярким и необычным человеком, даже если считаю его при этом сволочью. Меня тянет общаться с таким, несмотря ни на что, впитывая по максимуму его индивидуальность, наполняясь ей, словно драгоценным вином многолетней выдержки. Кстати, еще один интересный момент: зачем он все это мне выкладывает? Причем достаточно буднично, без капли горечи или сожаления — словно о прочитанной статье в утренней газетенке.
— …Вскрытие показало инсульт на почве чрезмерного эмоционального возбуждения. Семьдесят пять годков, как-никак. Все наследники рукоплещут и до хрипоты обсуждают количество венков и цвет шелковой обивки гроба.
Дар скомкал исчерченную салфетку и поднял на меня глаза, словно ожидая слов одобрения, а то и таких же рукоплесканий.
— Мне показалось — там, в Конторе, что на груди ты носишь православный крест.
— А вот эту тему, Натали, мы с тобой обсуждать не будем. — Помолчав, объяснил: — Чересчур интимно. Не моргнув глазом, могу поведать тебе, сколько у меня было женщин, а также мальчиков, какие позы и стимуляторы я предпочитаю и в каком возрасте впервые стал онанировать. Но вера — это уж извини.