— Разумеется эта пещера ничем не отличается от других, простой путник, забредший туда никогда не найдёт входа в Аид, но я тебе помогу.
Максимилиан благодарно кивнул, боясь сказать хоть слово.
— Возьми с собой три золотые монеты. Харон не повезёт тебя бесплатно. Одна монета, чтобы переплыть Стикс в одну сторону, и две, для тебя и Лины, чтобы вернуться, — произнесла Афина, махнула рукой, и через секунду Максимилиан был облачён в свой доспех. — Это отдашь Лине, — протянула она руку, в которой было два ножа, те самые, с которыми он видел её на поле боя у стен Рима.
Максимилиан уж было хотел спросить, зачем они ей в Аиде, но передумал и послушно взял клинки с нестандартной рукоятью, сделанные специально под маленькую женскую ручку и начал осматривать их.
Ножи были великолепны, и явно были сделаны рукой Тирея, легендарного греческого оружейника. Длиннее простого ножа, и его можно было бы назвать очень, очень коротким мечём, если бы не тонкое изящное лезвие.
"Они бесподобны, правда?" — услышал он женский голос в голове, и поспешил закрепить их у себя на поясе и собраться с мыслями. Сейчас не время расслабляться. И посмотрел на Афину, которая терпеливо ждала, пока он разберусь с оружием, а её милая улыбка говорила о том, что она прекрасно знала о смятении, царившем в душе Максимилиана.
— Спустишься в пещеру, туда, куда не проникает солнечный свет, и закроешь глаза, они могут помешать тебе, и пойдёшь прямо, — продолжила говорить Афина. — Ты должен чётко знать, куда ты направляешься, и желать туда попасть. Страх и нерешительность отбрось в сторону, иначе твои блуждания продлятся не один день. Ты почувствуешь, когда окажешься у порога в подземный мир, тогда и можешь открыть глаза. Двери охраняет Кербер, трёхглавый пёс. Он пропустит тебя в царство Аида, но вот выйти будет очень сложно, но я верю, что ты справишься, мой полководец.
Максимилиан нервно сглотнул.
— Старый Харон, перевозчик умерших душ, перевезёт тебя через мрачные воды Стикса. Ему не нужно говорить, куда ты направляешься, ты воин, а значит, повезёт он тебя в лагерь павших воинов. Там ты и найдёшь свою жену.
— А Аид, он отдаст её? — осмелился спросить Максимилиан.
— Лина не умирала, он не может её держать у себя, но тебя должен волновать не он, а другие обитатели подземного мира, ибо как только ты вознамеришься забрать Лину, станешь добычей для них. Тебе всё ясно?
— Да, — сказал Максимилиан, хотя ему не было ясно абсолютно ничего.
— Хорошо, — улыбнулась Афина, и через секунду он оказался возле входа в пещеру, едва не упав от неожиданности. Но глубоко вздохнув, Максимилиан проверил на месте ли меч, ножи для Лины, деньги для Харона и сделал первый шаг.
Страх и нерешительность отбросить… легко сказать… Ему никогда в жизни не было так страшно, но и уверенности было также предостаточно. Всего несколько мгновений той, другой жизни, и теперь Максимилиан был готов на всё, чтобы увидеть те голубые глаза, коснуться золотистых волос Лины и обнять сына.
Чтобы вернуть ту жизнь нужно спуститься в Аид? Значит, он спустится туда и заберёт оттуда свою жену.
Пройдя немного вперёд, Максимилиан глубоко вздохнул, закрыл глаза, и вытянул перед собой руки. Первый шаг дался тяжело, второй уже легче, и уже через некоторое время он уверенно шёл вперёд. Спотыкаясь о камни и проваливаясь в лужи по колено, и очень стараясь не думать о ямах и ущельях, в которые мог упасть. Нет, сейчас он страстно желал попасть в царство Аида.
Не известно сколько времени бродил Максимилиан по бесконечному лабиринту пещеры, упираясь в нескончаемые тупики, разворачиваясь, и снова идя вперёд. Он уже потерял счёт времени, и казалось, что уже бесконечно долго блуждает по пещере, как вдруг вокруг образовалась оглушительная тишина. Разумеется, в пещере и без того было не слишком шумно, только звуки воды слышались где-то вдалеке, да громкие шаги и нервное дыхание, но вдруг всё как будто пропало. Пропал мир.
Максимилиан открыл глаза. О боги, он стоял на пороге загробного мира, в этом не было сомнения. Пред ним была огромная арка, подходящая скорее для титана, нежели для простого человека, и черная дыра за ней.
Но, убедившись, что меч с ним, Максимилиан твердо прошёл вперёд, оставив нерешительность позади, и как только пересёк арку, чернота, казавшаяся непроницаемой, расступилась в туже секунду, и он оказался на широком песчаном берегу.
— Священный Стикс, — тихо прошептал Максимилиан, зачарованно смотря на водную, бескрайнюю гладь воды, раскинувшуюся передо взором.
Вокруг было невероятно темно, темно и тихо. Но тишина, окружившая со всех сторон, не давила на уши, как обычно бывает после сражения, когда звуки боя затихают, солнце скрывается за горизонтом и становилось тихо. Оглушительно тихо. Нет, эта тишина была другой, приветливой, спокойной, но мёртвой. И как ни удивительно в черноте, которая окружала Максимилиана, всё было видно очень чётко. Под ногами мелкий песок, наступая на который ноги не проваливались в него, как следовало бы ожидать, а крепко держались на поверхности. Чёрное бездонное небо над головой без звёзд пугало и завораживало одновременно. Да уж, место было невероятно мрачным.
Максимилиан сделал ещё один шаг и почувствовал движение рядом с собой. О боги! Только хорошее самообладание не позволило ему закричать. Перед ним лежал Кербер, а это был он, в этом не было сомнения. Огромный как храм Афины во дворце, с тремя головами и прикован толстой цепью к скале. Одна из его голов лениво взирала на полководца, широко зевнув и оголив острые как кинжалы зубы. Но Максимилиан его, по всей видимости, не интересовал, и он лёг обратно на свои здоровые лапы, закрывая глаза.
Полководец заставил себя отвернуться от этого чудовища и решительно пошёл прямо к виднеющейся вдалеке лодке, стоявшей у берега.
Высокая скрючившаяся фигура, сидевшая на корме маленького деревянного судна, вдруг ожила.
— Максимилиан, настало и твоё время? — прокряхтел старик. — Но постой, ты же жив, — удивлённо воскликнул он. — Хотя мне нет дела до твоих проблем.
Он протянул высохшую и белую как снег руку, требуя плату.
Максимилиан, как и положено, положил ему в ладонь одну золотую монету, плату за проезд, и, собравшись с духом, сел в лодку, внимательно осматривая сурового, старого Харона, перевозчика душ умерших. Интересно, зачем ему тут деньги, и на что он их тратит?
Но не к месту возникшие мысли быстро выветрились из головы полководца, как только он понял, что не может рассмотреть своего перевозчика. Его очертания терялись, оставляя перед глазами лишь смутный образ старика в рваном сером балахоне и длинными спутанными чёрными волосами, за которыми не было видно лица.
— Боишься? — вдруг спросил старик, отталкиваясь от берега, и уже через секунду странное судно уже было на середине реки, вода которой была густого чёрного цвета, сквозь которую ничего не было видно.
— Конечно, — согласился Максимилиан, спорить с очевидным было глупо и он никогда в жизни ещё не испытывал такого ужаса. Но уверенность давала ему сил, и он точно знал, куда идёт и зачем это делает. И здесь разве что глупец будет чувствовать себя комфортно, да и то, сомнительно, и, пожалуй, он согласится с теми, кто называл это место царством мрака. Никогда не проникают сюда радостные лучи яркого солнца, и даже лёгкого дуновения свежего ветерка не было. Здесь всё было мёртвым.
Лодка медленно плыла по широкой реке мимо бескрайних полей, которые сменялись высокими берегами, и крутыми каменистыми скалами, от которых отражались тихие, едва уловимые стоны, подобные шелесту увядших листьев. И звуки эти пробирались к самому сердцу, вызывая холодный пот на спине.
— Это бесплотные тени сетуют на свою безрадостную жизнь. Не сидится им на своём месте, вот и носятся здесь, — пробурчал Харон, как будто прочитал мысли полководца. — Выходи, — махнул он рукой, на взявшийся из ниоткуда берег.
— Спасибо, — кивнул Максимилиан своему перевозчику и спешно сошёл с лодки.
— Не за что меня благодарить, — усмехнулся он и повернул своё судно назад.
— Харон! — окликнул Максимилиан старика. — Как мне вернуться назад?
— Назад? — засмеялся он скрипучим голосом. — Если рискнёшь вернуться назад, пересеки долину, ту, что за лагерем, пройди высокие скалы через ущелье и увидишь реку. Позови меня, и я приплыву. Но никому нет возврата из этого царства, Максимилиан. Никому, — сказал он и растворился в темноте.
— Нет, Харон, я вернусь, — сказал Максимилиан уже в пустоту. — Вот только найду жену, которую у меня отняли, и вернусь.
Глубоко вздохнув, он решительно развернулся, но сделав всего два шага, изумлённо остановился. Перед взором открылась странная картина. Вот что Максимилиан не ожидал тут увидеть, так это простой военный лагерь. Довольно большой и добротный, но как-то это не укладывалось в голове… царство мёртвых, и лагерь. Справа, как и полагается, находились солдатские палатки, навесы и простые лежаки под открытым небом, которых было неимоверное количество. Они серым морем уходили за горизонт, и понять количество солдат, находившихся здесь даже приблизительно, не представлялось возможным. Слева несколько штабных шатров, а прямо, немного в стороне ото всех, шатёр царя.
— О боги, — прошептал Максимилиан. — Отец…
Он здесь, отец, которого он похоронил двадцать пять лет назад, который был для Максимилиана всем.
Нервно вздохнул и решительно направился в лагерь, но не успел пройти и десяти шагов как к нему выбежал Тигран.
— Брат! Тебя убили? — начал кричать он. — Не может быть!
— Нет, Тигран. Я жив, — улыбнулся Максимилиан, радуясь встрече с давним другом. Другом, который отдал свою жизнь, прикрывая друга.
— Жив? Макс, я не понимаю. Что ты тогда тут делаешь? — недоверчиво спросил он и даже отошёл на шаг назад, как будто опасаясь.
— Я пришёл за женой.
— За Линой? — понимающе спросил он, и Максимилиан тут же нахмурил брови, не ожидая услышать такого ответа.
— Ты знаешь её?
— Её тут все знают, — усмехнулся он, немного расслабившись. — Единственная женщина в лагере, да ещё с таким буйным характером. Может, ты хоть объяснишь мне, в чём тут дело? Она называет себя твоей женой, говорит, что у вас есть сын… Она знает меня… Макс я ничего не понимаю. А подойти к ней нельзя, она кидается как фурия на каждого, кто приблизится к ней, — произнёс Тигран, и Максимилиан удивлённо улыбнулся. Вот так женщина. Ему уже не терпелось увидеть её.
— Да я и сам не понимаю, брат. Афина сказала, что она прогневала мойр, поэтому мы её забыли… Не знаю.