Шаги! Шаги за дверью! Сейчас кто-то войдет и все объяснит.
В раскрывшуюся дверь заглянула женщина лет тридцати с небольшим. С типично еврейской внешностью. Настолько типичной, что Валера, уже набравший воздуха в грудь, не успел ничего спросить.
«Двойра Шнифферсон, в девичестве — Ривкина» — прокомментировал голос.
— Изя! Ты еще валяешься? Вставай, лентяй! Я пошла на рынок, куплю рыбы. Вставай, вставай!
Дверь захлопнулась. Валера сидел, окаменевший.
Изя?! ИЗЯ???!!!
Он прыгнул к зеркалу.
Из мутноватого стекла на него смотрел мальчик лет шестнадцати. Загорелое лицо, черные, кучерявые волосы, длинный нос, круглые, темные глаза… На носу — царапина.
Изя??!!
«Израиль Шнифферсон, двадцать пятого года рождения…» — забормотал голос.
Валера видел в зеркале, как по чужому — его! — лбу потекли капли пота.
«Мама, — вспомнились слова из глупой комедии — это что же получается, я — Изя Шниперсон?»
Он сжал кулаки, зашуршала бумага. Стоп, какая бумага?
В кулаке — откуда?! — он держал записку.
Развернул. Прочитал.
«Сейчас ты — в прошлом, — было написано мелким разборчивым почерком — Двадцать второе июня сорок первого года. Вражеские войска займут его семнадцатого октября. Можешь попробовать пойти к ним работать. Удачи тебе, Изя».