Он сжал кулак и махнул им в воздухе.
- Наконец, правило номер четыре: во всем, что касается воды, вы слушаетесь меня беспрекословно. Смотрите мне в рот и буквально выполняете все, что я говорю. Начнете артачиться или самовольничать - вылетите из воды пробкой и останетесь вечными дневальными. Итак, четыре правила: следить за снаряжением, за ощущениями, не паниковать и слушать меня. Вопросы есть?
- Господин Саматта, - немедленно прорезался один из людей-студентов, - а акулы нам не помешают?
- Акулы возле побережья не водятся, - усмехнулся бывший капитан. - По крайней мере, опасные для человека. Триллеры нужно меньше смотреть. Чем крупнее рыба, тем сложнее ей выжить вблизи суши, когда приходит волна. Крупных рыб просто вышвыривает на скалы, где они и погибают. Вообще у побережий уже не одно столетие не встречали акул длиннее локтя, что у нас, что на Западном. Для ныряльщика гораздо опаснее другие существа, которых в фильмах про морские приключения обычно не снимают - медуза-жигалка, например. Величиной она с ноготь, но одного прикосновения ее полусаженной длины щупалец или купола к коже достаточно, чтобы отправить вас в реанимацию, а то и прямиком на кладбище: очень уж неприятная вещь анафилактический шок. Или морские каштаны с длинными колючками - они легко прокалывают гидрокостюм и кожу и обламываются глубоко в мышцах. Извлечь такие обломки в полевых условиях крайне сложно, а нарывы от них весьма болезненны. Помереть не помрете, но намучаетесь досыта. Или, скажем, рыбка-полосатик. Она длиной всего в ладонь, но в период нереста обладает бешеным нравом, защищая свою территорию, так что нападает на все подряд. У нее маленький рот, но зубы выдаются вперед и покрыты ядовитой слизью, от которой начинается отмирание мягких тканей. Так что если она умудрится тяпнуть за палец, его придется отрезать. Ну как, успокоил?
Юноша нервно сглотнул и помотал башкой.
- Еще вопросы? Замечательно. Об опасных морских существах мы поговорим, но не сейчас. В очередной раз напомню четыре правила: следить за снаряжением, за собой, не паниковать и слушать меня. Ну, а теперь начнем наш первый урок. Перед вами, - он сдернул брезент с лежащего рядом агрегата, - акваланг "Скат-15" - старая, но надежная и универсальная армейская модель, пригодная и для новичков, и для ветеранов. Он состоит из следующих частей...
06.07.843, перидень
- Я все еще не убежден окончательно, - директор школы задумчиво побарабанил пальцами по столу. - Да, за те две недели, что я наблюдаю за Яной, я не заметил в ее поведении никаких отклонений. Не зная о... ее необычных способностях, я бы ни за что не понял, что она отличается от нормальных детей. Но две недели - не так много. Я бы сказал, до крайности мало.
- Она не отличается от нормальных детей, поскольку сама совершенно нормальный ребенок, - пожал плечами Дзинтон, разглядывая ногти. - Она накрепко усвоила, что за пределами дома пользоваться эффектором нельзя, так что бояться здесь нечего.
- И все же... господин Дзинтон, ты должен меня понять. На мне лежит ответственность за жизнь и здоровье двух сотен детей в возрасте от десяти до тринадцати лет. А дети попадаются разные - добрые и злые, отзывчивые и жестокие. Особенно в средней школе: силенок, чтобы сделать пакость, уже хватает, а вот соображения и способности сочувствовать - еще нет. Что, если кто-то из старших школьников случайно или намеренно ударит ее? Сможет ли она сдержаться и не ударить его - или ее - в ответ? Я видел кадры по телевизору - некоторые девианты одним ударом пробивают трехмиллиметровую листовую сталь!
- Как я уже сказал, - терпеливым тоном произнес Дзинтон, - я ручаюсь, что она не применит свою силу за пределами дома. Разве что речь пойдет о жизни и смерти. Она прекрасно знает от старшей сестры, чем являлся Институт, и совсем не горит желанием попасть в такое же милое заведение.
- Старшая... - скривился директор, чувствуя, как в горле поднимается горечь. - Господин Дзинтон, я, разумеется, негодую при одной мысли о том, что делали с детьми у нас в городе. Втройне негодую - и как отец, и как человек, и как педагог. Но помещать в среду нормальных детей ребенка, чья психика искалечена многолетним пребыванием в Институте... Я решительно протестую. Я не приму никакие поручительства за ее поведение. Я просто не могу допустить...
- Две недели назад эта девочка с искалеченной, как ты утверждаешь, психикой стояла лицом к лицу с человеком, по приказу которой ее истязали. Она имела разрешение и полную возможность его убить - и не убила, - Дзинтон все так же безразлично рассматривал свои ногти. - Даже не ударила как следует - в отличие от полицейского следователя неделей позже, не сдержавшего эмоций и сломавшего ему челюсть. Я склонен полагать результат проверки исчерпывающим доказательством ее адекватности.
- О чем ты говоришь? - насторожился директор. - Где такое случилось? Кто мог дать ей разрешение убить человека?
- Я дал, - посетитель поднял на него скучающий взгляд. - Видишь ли, господин Сэки, я принимал участие в нейтрализации Института. И прихватил девочку с собой, чтобы и она поучаствовала. Остальное, извини, государственная тайна. Но мы отвлеклись. Сейчас мы говорим не о старшей девочке, а о младшей. Поскольку ты подтверждаешь, что не заметил в ее поведении никаких отклонений, я откланяюсь. У меня еще много дел.
Он поднялся со стула, слегка поклонился и направился к выходу.
- Но что, если она все-таки ударит кого-то? - в отчаянии сказал директор ему в спину. - Ведь ее сила хуже пистолета!
Посетитель остановился и повернулся к нему.
- Она гораздо хуже пистолета, - вежливо сказал он. - Я бы сравнил ее способности с крупнокалиберной гаубицей как минимум. При должной мотивации она в состоянии не только пробить стальной лист, но и обрушить здание школы вам на головы. Но ты педагог, господин Сэки, и прекрасно понимаешь, что рано или поздно дети вырастают. Ты предлагаешь растить их в изоляции, чтобы они считали себя изгоями? А как, по-твоему, им захочется поступить с отвергнувшим их обществом, когда они повзрослеют? Или их следует перебить всех до одного прямо сейчас, пока они еще не способны задумываться о жизни? Так нужно поторопиться - кое-кто из них уже через полтора-два года достигнет совершеннолетия.
Не дожидаясь ответа он повернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь в приемную. Директор остался сидеть в одиночестве, беспомощно приоткрыв рот. Дети вырастают? Да. Именно так. Будь проклят самоуверенный щенок, полагающий, что знает о жизни все! Разумеется, нельзя отвергать детей, не виноватых в своих особых способностях. Но и смешивать их с остальными...
Он неуверенно стер со лба выступившую испарину, и за дверями долго и радостно зазвенел звонок, возвещая конец занятий. Из коридоров и со школьного двора сразу же донесся нарастающий гул звонких детских голосов. Господин Сэки Арикуй тяжело вздохнул и грузно выбрался из своего кресла. Пора заниматься делами.
...и как они отнесутся к отвергнувшему их обществу?
- Смотри - папа!
Локоть Яны пихнул Палека в бок в тот момент, когда он и сам увидел Дзинтона, сидящего на тумбе у ворот школьного двора и беззаботно болтающего ногами в воздухе. Сейчас он казался совсем молодым - немногим старше выпускников старшей школы, расположенной в соседнем здании, сейчас текущих мимо него густым потоком. Если не приглядываться, то ему вряд ли можно дать больше шестнадцати.
- Он ваш отец? - недоверчиво спросил Цури, переглянувшись с увязавшимся за ними Камиром. - Да ты врешь, Яни. Он же молодой!
- Сам ты врешь! - обиделась Яна. - Он не настоящий отец, а приемный. Но он все равно классный. Эй, Дзинтон! - закричала она, замахав в воздухе ладошкой. - Мы здесь!
Дзинтон махнул в ответ рукой и спрыгнул с тумбы. Ловко лавируя во встречном потоке учеников, он подошел к детям и улыбнулся им.
- Привет, разбойники! - сказал он. - Ну и как дела?
- Здорово! - возбужденно сообщила Яна. - Госпожа Симица сказала, что послезавтра наш класс идет на экскурсию в исторический музей. У нас все занятия отменяются! Нас там переоденут в историческую одежду и покажут спектакль!
- А вы и рады! - хмыкнул Дзинтон. - Ох, лентяи. Ну ладно, что с вами поделаешь... Граждане, у вас какие-то планы имелись на погулять с друзьями?
- Нет! - быстро сказал Палек, прежде чем Яна успела вставить хоть слово. - Мы домой собирались. - Ему очень не хотелось, чтобы Яна ляпнула про намеченную вылазку в заброшенный дом чуть выше цунамиопасной зоны. Может, Цури и врал насчет спрятанного там клада, но все равно - что за удовольствие, когда на вылазку в, возможно, старое пиратское гнездо нужно получать разрешение взрослых? В конце концов, дом и до завтра никуда не денется, да и клад тоже.
- Ну, вот и здорово, - кивнул Дзинтон. - Потому что у меня для вас пара новостей и серьезный разговор. Извините, ребята, - он склонил голову в сторону Цури с Камиром, - но сегодня я ваших товарищей забираю. А завтра наступит новый день. В конце концов, интересны не только приключения, но и их ожидание, верно?
Палек подозрительно глянул на него, но лицо Дзинтона казалось совершенно непроницаемым. Но ведь он же Демиург! А вдруг он все равно знает про вылазку? Если уж он узнал даже про ту историю с Моржом... Ну и пусть. Если они делают что-то плохое, пусть скажет сам.
Дзинтон, однако, ничего не сказал про пиратский дом. Он вывел детей из школьного двора и повел их вверх по узкой извилистой улочке. Полверсты спустя он уселся с ними на летней веранде кафе, заказал три мороженых и некоторое время вяло ковырялся ложечкой в густой коричневой массе, дожидаясь, пока Яна с Палеком управятся со своими порциями.
- Ну что, деятели, - задумчиво спросил он, когда ложечки заскребли по донышкам металлических вазочек, - готовы к серьезному разговору?
- А о чем? - с вялым интересом осведомился Палек, обсасывая ложку.
- О Карине.
Дети дружно посмотрели на него, потом переглянулись.
- О Карине? - неуверенно спросила Яна.
- Да. Помните, как мы вчера в парк ходили? Яни, что она чувствовала?
- Ну... - девочка задумалась. - Она немного боялась. И чувствовала себя неприятно. Неприятно, когда много народу рядом, а когда немного - не очень. И еще она очень хотела убежать и спрятаться.
- Да, все правильно. Мне тоже так показалось, - кивнул Дзинтон. - Плохо. Понимаете, до того, как попасть в Институт, она почти полгода скрывалась от людей. Она сбежала из детского дома и пряталась в заброшенных домах и парках. Она все время боялась, что ее увидят и поймают, и в конце концов так и случилось. И теперь она по привычке продолжает бояться окружающих.
- Глупая! - уверенно сказала Яна. - Чего она боится? Мы же рядом. И ты рядом, ты ее защитишь.
- Я-то защищу. Но человеческие чувства - очень странная штука. Можешь знать, что опасности нет, но все равно боишься. Вот ты, когда паука видишь, от него отпрыгиваешь, хотя и знаешь, что он не кусается. И Карина чувствует себя так же, для нее много людей сразу - как для тебя паук. Ты заметила, что она даже в магазин выходить не любит?
- Понятно, - после раздумья кивнула Яна. - И что делать? Плохо ведь, когда на улицу выйти страшно.
- И я про то же. Плохо. А что делать - я хотел у вас спросить. Вы-то сами как мыслите?
- Да чепуха все, - пожал плечами мальчик. - Девчонки вечно выдумываю... ой! - Он поперхнулся, когда Яна ткнула его кулачком в бок. - Ну ладно, не всегда. Но все равно девчачьи глупости.
- И ничего не глупости! - нахмурилась Яна. - Я же вижу, что она людей боится. Папа, но мы-то откуда знаем, что делать? Мы же маленькие.
- Человек никогда не слишком маленький, чтобы позаботиться о друзьях, - строго сказал Демиург. - Она ваша сестра. Вы должны помогать друг другу.