— Смотри, куда прешься, слепень недобитый!
— Чего?! Да я… шел просто, а тут ты… предупреждать же надо!
— Предупредить? Предупредить тебя щас по уху?!
— Ай-й! Пусти!
— Не пущу, отрыжка человечества! До тех пор, пока не принесешь извинения! Трижды.
— Слушай, а может, тебе еще и туфельки поцеловать?! — остолбенел я от такой наглости.
— Не откажусь, особенно если ты их еще и протрешь и в ногах поползаешь!
— Че-е?! Царевна, ты что, совсем опупела?! Видимо, рановато мы тебя в Премудрые определили. Верно говорят: красота и ум — вещи несовместимые!
— Ты, по-моему, и сам не шибко умный, однако, тебе по роже слонопотамы потоптались!
— Да никто там не топтался! Я, между прочим, первый парень на селе был!
— Наверное, потому что другие просто вымерли!
Я обиженно фыркнул.
— Зря я с блондинкой связался…
— Я НЕ БЛОНДИНКА! — взревела Вася.
— Ой, ну да! А я что, похож на махрового дальтоника?
— Я РУСАЯ!!!
— С таким ярким и красивым цветом волос это трудно утверждать, — пожал я плечами.
И вдруг Василиса застыла, удивленно глядя на меня. Ой, я что, что-то не так сказал? Что именно?
Точно, не то! Я ей комплимент случайно сделал (дожили — комплимент это уже "не то" считается…). На этом ссора и закончилась.
И вот такие вот соревнования в "остроумии" — каждый час. Ну и как вам это нравится?
Рано-рано утром отправились в путь. Чертов лес был сразу за городом, но туда пришлось ехать на автобусе: ковролайны ходят только после девяти утра, а пешком уже как-то поднадоело. В автобусе оказалось подозрительно пусто, только какая-то бабушка — божий одуванчик жевала губами в конце салона. "Это не улица Ульева?" — поминутно спрашивала она. "Нет, до нее еще далеко", — охотно (уже в который раз) отвечал динамик голосом водителя. Честно говоря, я бы на его месте уже начал раздражаться; но в данном случае вид доброй маленькой старушки умиротворяюще действовал на меня, и я лишь улыбчиво оглядывал окрестности из окна. Волк дремал: мы с Васей разбудили его в пять утра, и он жутко не выспался. Сама же царевна мирно сидела напротив меня, разгадывая кроссворд.
— Слово из шести букв, травка или газированный напиток?.. — рассеянно спросила она.
— Тархун, — улыбнулся я. — А разве ты не знаешь?
Она хитро сощурилась.
— Положим, знаю.
— Тогда зачем спрашиваешь? — я с искренним удивлением посмотрел на нее.
— Я просто хотела тебя развлечь… сидишь, такой хмурый, и молчишь, словно в воду опущенный.
— Я не хмурый, — пояснил я. — Я умиротворенный.
— Чем? — удивилась она.
— Всем. — Я взял ее за руку, другой рукой обвел город за стеклом. — Видишь, город?..
— Ну?
— Гляди, как тихо. Солнце заливает улицы, почти пустые, роса в траве играет, влажные кроны деревьев шелестят… вот август, и небо по-августовски синее, уже с утра. Птицы поют — из окна слышно. Кошка улицу перебегает. Ну разве же это не прекрасно?..
— А ты поэт… — вдруг улыбнулась Василиса.
— Я вовсе не поэт, — смутился я. — Просто я вырос в деревне, и еще в детстве меня научили видеть красоту во всем, что нас окружает. И даже в пыльном, загазованном городе. Потому что и это тоже жизнь, а она прекрасна во всех своих проявлениях…
Царевна внимательно посмотрела на меня.
— А раньше мне казалось, ты такой дурень…
— Я и есть дурень, — легко пожал плечами я. — Самый настоящий. В зоопарке можно показывать.
— Не надо так говорить, — поморщилась Прекрасная. — Ты… ты вовсе не глупый.
— Глупый, Вася, глупый… — обреченно вздохнул я. — Очень глупый. Меня знаешь, как на селе звали-дразнили?
— Ну?
— Иван-Дурак. Вот — у Василия Васильича Демьянко такой-сякой, ему в кружок надо, все песни популярные знает — под Витаса подделаться может, вот — Степанко такой-сякой, учебу зад… пардон, трудом упорным берет, да он в армии до генерала дослужится… А на меня смотрели одноклассники и хихикали. В глаза Ваней, а за глаза — только Дураком. Никак иначе.
— За что?
— А я почем знаю. Ты у них спроси, кто это придумал. Да только на селе меня исключительно как Дурака и знали. Может, оттого, что за попсой не слежу, может, оттого, что за модой не бегаю, может, оттого, что до девятнадцати лет свое призвание искал — найти не мог, а может, еще отчего…
Василиса смотрела сочувствующе.
— Да, вообще, и царевнам-то несладко приходится, — грустно сказала она. — С пеленок не тому, что нравится, обучают, не за бабочками-кузнечиками бегаешь — за дипломатией да экономикой сидишь. Сестрам-то еще ничего, а мне, "Премудрой", сам бог велел (правда, я лично его повеления не слышала!) За меня как за Прекрасную прочили самого богатого мужа да престол в будущем… нудно это — до тошноты! В школе меня Зубрилой звали. А я и не зубрила ничего, мне все легко давалось… а на самом деле, не хочу я ничего этого — ни престола, ни титулов… хочется просто, чтобы все как у всех… чтоб тихий домик где-нибудь в глуши, добрые соседи, семья надежная… ну, как всем.
Я еще пристальнее стал в нее вглядываться (на днях точно нарисую!) Но она, видимо, это как-то по-своему поняла и добавила:
— Ну и интересненького хочется. Вот как сейчас, чтоб мир спасать…
Тут старушка-одуванчик опять пожевала губами и… заснула.
— У меня оттого и характер вредный, что жизнь собачья…