Подвинув к себе лист бумаги, Валерий Маратович написал заявление на уход с занимаемой должности по состоянию здоровья. Его он подвинул к краю стола. Его сторож на это не отреагировал. Но Валерия Маратовича это не волновало. Он отвернулся от него и смотрел в окно. При этом анализировал и обдумывал сложившуюся ситуацию.
"Значит за этими организациями стоит приличная сила, если эти "клоуны" расхаживают по городу и зданию городской администрации в своей одежде и с оружием. Если б это было не так, то наши правоохранительные органы уже бы встали на уши и разобрались бы с пришлыми людьми. А так тишина. Это говорит о том, что появилась новая группировка, идущая во власть, и она имеет мощный ресурс. Но об этом я никому сообщать не буду. Пусть каждый пьёт свою чашу до дна сам. А я теперь буду заниматься садоводством, внуками и отдыхать, смотря на их возню со стороны. Хватит! В игры власти наигрался. Пора уносить ноги, пока ещё сам цел!"
Так неподвижно он и просидел до утра. Уже успев забыть обо всём произошедшем, он мечтал о предстоящей спокойной жизни состоятельного пенсионера. Рыться по мусорным бакам ему не грозило.
Пришедший утром младший лейтенант, прочитал его заявление и пожал плечами.
— Ну что ж, вы сделали свой выбор. Следствие в отношении вас прекращено. Можете увольняться и жить спокойно. К сожалению материала на вас следователи не нашли, хотя они убеждены, что вы враг народа. О том, что они правы? Вы знаете! Но закон есть закон! Так нас учит наш Великий вождь! Сержант за мной!
Повернувшись, он пошёл к выходу из кабинета. Сержант встал, окинул Валерия Маратовича злым взглядом:
— Выкрутился! Слизняк! Жаль не приказали тебя расстрелять. Я бы это сделал с радостью. Так в затылочек с нагана. Хлоп! И одним гадом станет меньше, а то заполонили нашу страну. Враги народа подлежат уничтожению! Так учит нас вождь. Но ничего! Глядишь и встретимся ещё, возле ямы. Очень мне хочется. Жаль, что откладывается! Жаль!
Валерий Маратович ответил сержанту презрительным взглядом. Когда за тем закрылась дверь, он произнёс:
— "Клоун"! "Глядишь"! Двоечник!
Время было 9.30. Рабочий день уже начался. Валерий Маратович отнёс своё заявление в отдел кадров. Вызвал помощника, передал ему все папки из своего сейфа и покинул здание администрации города. Навсегда. Сообщать о случившемся в область и искать замену умершему главе городской администрации он не стал, оставил всё это помощнику. Это были уже не его проблемы. В городе стало на одного пенсионера больше. Но это утро было знаменательным. Толи совесть у некоторых проснулась, толи магнитные бури так действовали, но это было утро отставок и увольнений. Причиной вызвавшей это у всех, были события, происходившие по первому или по второму сценарию. Только больше не было трупов. Нервы у остальных участников были крепче или здоровье лучше.
Среди уволившихся были представители силовых структур и местных средств массовой информации. Зам прокурора города, несколько человек из руководства местной телекомпании, зам начальника УВД города и других чинов поменьше, уволились с занимаемых мест по собственному желанию. Только трое из ОМОН были уволены по представлению прокурора города. Их уволили с формулировкой в приказе:
"За превышение служебных полномочий и не обоснованное применение силы к гражданам"
Все трое доказывали, что они не виновны и ничего такого не делали. Согласились и замолчали только после беседы с командиром. Он предложил им компромисс. Они увольняются тихо, в трудовых книжках им напишут, что они уволены по собственному желанию и их устроят на хлебные места в фирмах, которые ОМОН "крышует". Это было хорошее предложение, оно устроило всех.
Прокурор города лично снял наложенные печати на кабинеты и здание фирмы и общественно-политической организации. Извинился, что было делом не бывалым, пообещал провести служебное расследование и строго наказать виновных. Своё слово сдержал. Трёх сотрудников ОМОН ведь уволили?
А Виктор, предъявив пропуск и письмо, въехал на территорию телевышки. Только дежуривший в этот раз охранник эти пустые бумажки даже не смотрел, сделал запись в журнале и отвернулся. Попадаются такие безответственные люди! Им бы только время отбыть. Но это Виктора не волновало. Снимать установленный им прибор он не собирался. Впереди были выборы, нужда в приборе не отпала. Он только сменил в нём кассету. Старый сценарий уже был отработан. Это заняло десять минут. Сделав это, Виктор покинул территорию телевышки. Инженер Божко возвращался из командировки. Новые программы для компьютеров обоих пострадавших фирм он уже записал и передал местному отделению их компьютерной фирмы. Остальное они сделают сами. Два дня командировки пролетели. Пора было возвращаться в лоно семьи.
За дни отсутствия старика, Стас пересмотрел множество документов по греческой мифологии. С утро до закрытия он просиживал в читальном зале библиотеки имени Ленина. Увы, среди упоминаемых там Богов он нашёл только одного с усами и бородой. Это был Зевс, главный Бог древних греков. Все остальные или не имели волос на лице, или постоянно брились. В эти тонкости вникать он не стал. Зевс занимал очень высокий пост и старику не подчинялся. Значит, старик его к своей акции возмездия привлечь никак не мог. На роль зверя-убийцы подходил только кто-то со стороны и здесь Стаса озарило! Старик просто привлёк одну из душ, именно такого качества. Всё равно путь этой души явно лежал не на Олимп. Вечером Стасу принесли местные газеты из того городка. В них был некролог о главе администрации города, скончавшегося на работе от обширного инфаркта. Прочтя его, Стас улыбнулся:
"Понятно! "От инфаркта"! А что они могут написать? Понятно и то, что пишут только о нём. Ведь остальные погибшие "от инфаркта" таких постов не занимают. Не будут же писать о тысячах убитых? От такого сообщения все правоохранительные органы разбегутся. Тысячи "глухарей" это уже сигнал власти. Вот и не сообщают, закопали тихо и всё. Главное, что с этим зверем-убийцей мне встречаться не придётся. Он ведь разовый! На такого смотреть противно, не то, что пожать ему его окровавленные руки! Спасибо старику!"
Когда старик появился, Стас полдня только и благодарил его, совершенно не слушая задаваемые ему вопросы. Старик вначале не обращал на это внимания, но затем не выдержал. Это и не удивительно. Когда широко улыбаясь, закатив глаза, здоровый мужик кивает головой, как китайский "болванчик", говорит одну фразу, не слыша обращения к себе, это трудно не заметить, а уж выдержать? Озабочено смотря на Стаса, пощёлкав пальцами у него перед лицом, старик осведомился:
— Ты это…, капитан белены, объелся? Или какой-то вашей гадостью обкурился?
Стас, счастливо улыбаясь, продолжал изображать китайского "болванчика", кивал головой. Но внезапно у него наступило просветление, суть сказанного ему дошла до него, осознав слова старика, он обиделся:
— Во-первых, я не курю. Давно. Уже почти три дня! Во-вторых, общаетесь с разными отбросами и на честных людей их лик примеряете. Злой Вы! Разрешите идти? У меня дел много.
Старик его отпустил. Стас обижался ещё час. А потом понял, что наверно он не прав. Пошёл к старику извиняться снова. Но старику повезло! Его уже не было. И на следующий день он тоже не появился. Стасу пришлось принести свои извинения портрету старика, он этим и занимался.
Но был ещё один человек, который заинтересовался всем происходящим в том городе и это был не простой обыватель. Это был Сивцов Константин Федотович, начальник отдела из администрации Президента. Странный человек из странного отдела.
Константин Федотович был из поколения детей войны. Его судьба была похожа на тысячи судеб его сверстников. Война забрала у него отца, которого он знал только по фотографиям. Старым пожелтевшим фотографиям тех лет. Судьба пощадила его и ему не досталась жизнь на оккупированных территориях, ужасов дорог с идущими и едущими эвакуированными людьми, постоянно попадающими под бомбы и обстрелы немецкой авиации. Он родился в уральском городке, тихом провинциальном, но начавшем быстро расти после начала войны. Сюда были эвакуированы заводы с Харькова, на которых производились трактора и танки. Эти заводы вырастали в поле, ещё не имея крыш, они уже выпускали свою продукцию. Танки. Эшелоны привозили не только станки, они привозили и тысячи людей. Вокруг заводов рос город он и поглотил его городок со всеми жителями. Мать Кости была учительницей, ушедший на фронт отец тоже преподавал математику и физику в этой же школе. Если говорить языком обывателя, Костя родился в семье местной интеллигенции. В те годы войны везде преобладали женщины, мужчины были призваны в армию и воевали на фронтах, но танковый завод требовал наличия и мужчин. Выход нашли. Выписанные после ранений и нуждавшиеся в продолжение лечения мужчины направлялись сюда. Здесь же разместили, военное училище бронетанковых войск и пункт формирования танковых подразделений. Поэтому в отличие от всей страны мужчин здесь было много и женщины не занимали доминирующее положение. Демография в этом отдельно взятом месте была на должном уровне.
Время было очень тяжёлое и непростое, оно изменило многие понятия жизни. Осуждать тех женщин и мужчин? Это кощунство! Только тот, кто прошёл через это время, может иметь право слова. Только тот, кто умирал от голода, холода и ран.
Вскоре у Кости появился отчим. Старший лейтенант, кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды, испытатель танков. После полученного ранения он, пролежав полгода в госпиталях, был направлен на этот завод. Почти год он прожил с ними, затем добился своего и был направлен на фронт. В 1943 году на Курской дуге майор орденоносец погиб. Оставив после себя сестру Костика Светлану и звезду Героя Советского Союза, это звание было присвоено ему посмертно. Удостоверение и звезду вручили вдове. Так и жили они втроём в разрастающемся городе. Мать стала директором одной из двух школ. В ноябре 1944 года в их квартире появился ещё один человек Иван Степанович Куров, секретарь парторганизации завода. Война забрала у него семью, они погибли под бомбами в эшелоне, следовавшем с захваченного Харькова. Старший политрук Куров был на фронте и об этом узнал через полтора года. В их часть прибыл его бывший коллега по работе в райкоме партии. Его семья тоже ехала этим эшелоном, но уцелела. Политрук Куров и до этого момента не был трусом, но получив скорбную весть, стал отчаянно искать смерти. Этой милости он не получил. Участвуя в боях под Сталинградом, он вёл в атаку полк, точнее то, что от него осталось, разорвавшаяся рядом немецкая мина свалила его. Очнулся он в госпитале, осмотрел себя и впервые со времени далёкого детства горько заплакал. Вместо левой руки и ноги у него были забинтованные обрубки. Но плакал он не долго, есть порода таких людей, которые не умеют сдаваться, пасовать перед трудностями, жалеть себя. Добившись, чтобы его перевели в общую палату, далёкого тылового госпиталя, где он пролежал почти девять месяцев, поднимая настроение раненых, не давая никому киснуть. Едва начав ходить, он, опираясь на костыли, передвигался по всему госпиталю, бывал во всех палатах, беседовал с ранеными. Здесь его нашли и его награды второй орден Красного Знамени и орден Ленина, за участие в Сталинградской битве. Немного оправившись, Куров написал письмо в ЦК, с просьбой использовать его не смотря на полученную инвалидность. Стране нужны были герои и вскоре, привыкая к протезам, он был направлен парторгом на Уральский машиностроительный завод. Так Иван Степанович попал в их город. Секретарь партийной организации завода был по сущёству высшим партийным руководителем города. Иван Степанович мелочей не признавал, он бывал везде, принципиальный, строгий, проверяющий выполнение всех своих распоряжений, он был грозой хозяйственников. Зато рабочие и ИТР завода его обожали и искренне уважали. Бывал он и в школах, проводил собрания партактива, руководителей организаций. Так и познакомился с матерью Кости. Подробностей их знакомства и возникших отношений никто не знал. Но в январе 1945 года Костя с матерью и сестрой переехали в четырёхкомнатную служебную квартиру Иван Степановича выделенную ему в связи с изменившимся семейным положением и большой семьёй. Как и любой парень, нового мужчину в семье Костя принял настороженно. Ему ещё не исполнилось пяти лет, многое ему было непонятно. Отца не знал, первый отчим был и исчез, теперь появился новый. Как к этому относится? И во дворе, и в садике большинство детей не имели отцов или они были на фронте. Вот дети и пытались осознать всё сами, как могли. Новый отчим бывал дома редко и Костя успокоился. Закончилась война и началась новая жизнь. В 1947 году их семья переехала в другой город в первый раз. Ивана Степановича назначили секретарём горкома КПСС города на Украине. Потом были Белоруссия, Прибалтика, Молдавия, снова Украина. Иван Степанович менял должности, города. Семья следовала за ним. В 1951 году они переехали в Москву. Иван Степанович получил назначение в аппарат ЦК КПСС. Это был их последний переезд. С тех пор Костя жил в Москве. Мать работа директором школы, потом стала зав ГОРОНО. Окончив школу в 1957 году, Костя поступил в МГИМО. Света окончила школу в 1960 году и поступила в московский медицинский институт. Ещё в 1945 году Куров Иван Степанович оформил документы на детей жены, усыновив и удочерив их, но оставил им их фамилии. Для детей начальника одного из управлений аппарата ЦК КПСС, в СССР были открыты все двери. Света изучала психиатрию, и Костя увлёкся этой наукой. С третьего курса МГИМО он перевёлся на факультет журналистики московского университета. Окончив университет, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую и уже подумывал о месте работы. Тогда их счастливую семью и посетило горе. В декабре 1966 года умер Куров Иван Степанович. Последние годы он болел, но держался до конца. На похоронах присутствовали и члены политбюро. Среди них присутствовал и вновь избранный в этом году в члены политбюро Михаил Андреевич Суслов. Костя не знал, сталкивался ли отчим с этим человеком? Были ли вообще они знакомы? Но Михаил Андреевич первым подошёл высказать свои соболезнования, семье умершего Ивана Степановича. Тогда ещё Костя не знал, что ему пожимает руку и смотрит в его глаза "серый кардинал", второй человек в государстве, идеолог партии. Вслед за ним потянулись с высказыванием соболезнований остальные. Здесь же на кладбище помянули ушедшего товарища по партии. В столовую ЦК, где было всё накрыто для поминовения усопшего члены Политбюро не поехали. Уже на выходе с кладбища к Косте подошёл представительный мужчина, он представился помощником Суслова:
— Константин Федотович! Послезавтра в 8.30 Михаил Андреевич ждёт Вас в Кремле. Пропуск будет заказан. Не опаздывайте!
Впервые к Косте обратились так официально, растерявшись, он кивнул. Всё время после поминок и весь следующий день, он усиленно думал о возможной причине этой аудиенции. Но придумать ничего так и не смог. Утром назначенного дня, в 7.50 он уже стоял у бюро пропусков. Дверь была закрыта. Работать бюро пропусков начинало с 9.00. Прочитав это, Константин растерялся. Может он или тот человек что-то напутали? Здесь и возникли сомнения. Может тот человек сказал ему в 9.30? Увы, память ничего подсказать не могла, её заполняло волнения, отталкивая всё остальное прочь.
Декабрь месяц далеко не летний, мороз стоял настоящий, — 23 не меньше, но Костя его не чувствовал, ему было жарко. Страх ошибки грел тело хорошо, разве что не до пара, от горящего огнём тела.
Медленно ползли стрелки часов. Снег везде был убран, но Костя ухитрился имеющие остатки протоптать до камней покрытия. А уж они это выдержали. Ровно в 8.15 из открывшейся двери проходной вышёл крепкий мужчина и подошёл к нему:
— Сивцов Константин Федотович? Ваш паспорт!
Спросил он, Костя достал из своего кармана паспорт и протянул ему. Мужчина взял его, начал листать, затем сравнил фотографию с Костиным лицом и взмахом руки приказал Кости идти за собой. Уже вместе они вошли в проходную. Там мужчина передал Костю другому мужчине, оставив Костин паспорт у себя. Сменив троих сопровождающих, в 8.29 Константин оказал в приёмной Суслова. Из-за стоявшего стола, вышёл знакомый Косте помощник. Сопровождавший Костю человек остался в приёмной, а помощник, открыв двери кабинета, впустил Костю. За его спиной закрылись двойные двери.
Суслов сидел за столом и разбирал бумаги. Костя осмотрелся. Обычный кабинет, у стен шкафы и полки с книгами, в углу дверь. Два окна завешены бархатными бардовыми шторами. Над столом на стене портреты Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Паркетный пол. Ни ковров, ни ковровых дорожек. На приставном столике десяток телефонов разных цветов. Суслов поднял голову и внимательно смотрел на него. Встретив взгляд Кости, кивнул на стул у приставного стола.
— Здравствуйте Константин Федотович! Проходите, располагайтесь.
Костя подошёл и присел на краешек стула. Дальше началась беседа. Суслов спрашивал его об учёбе, о теме кандидатской, о планах на дальнейшее. Костя оттаял, расслабился. Беседа текла неспешно. Висевшие на стене часы пробили девять. Суслов поднялся:
— Рад был нашей беседе. До свидания Константин Федотович. Желаю Вам успехов в работе и жизни.
Костя понял, что приём закончен, вскочил, пожал протянутую ему руку. И повернувшись, направился к выходу из кабинета. Больше с этим человеком он никогда не встречался и не разговаривал. Видеть его издалека видел, даже ходил с ним проститься в 1982, когда тот умер. Причину этой встречи он не понял. Выйдя в приёмную, закрыв за собой двери кабинета Суслова, он простился с помощником и хотел уйти, но тот задержал его:
— Константин Федотович! Извините, одну минутку! Вас сейчас проводят, Вас ждут на собеседование.
Молчаливый провожатый повёл Костю по переходам огромного здания. Шли долго, на площадках переходов проверяли их документы, точнее сопровождающий предъявлял свои и Костин пропуск, вместе с какой-то бумагой. Наконец они пришли к месту назначения. Снова Костя попал в кабинет. Хозяин кабинета, седой подтянутый мужчина встретил Костю стоя у стола. Протянув руку, он представился:
— Баринов Николай Николаевич, начальник аналитического управления ЦК. Я знаю, Вы Сивцов Константин Федотович, кандидат наук. Ну, что скажете? Поработаем?
Костя растерялся. Николай Николаевич рассмеялся:
— Чего растерялись? Хотели искать работу, а она нашла Вас? Поверьте, бывает и так! Но у Вас будет испытательный срок. Посмотрим. Подходите ли Вы нам? Подходим ли мы Вам? Хотя Михаил Андреевич никогда не ошибается. И так начнём знакомство.
Он рассказал Косте о задачах управления, о смысле их работы. Рассказал, чем Косте предстоит заниматься. В конце спросил:
— Не испугал? Может, перехотели у нас работать?
Костя пожал плечами. О такой работе он не думал, даже не предполагал, что есть люди занимающиеся таким делом. Его приглашали остаться на кафедре в университете, можно было поискать и другие варианты. Высшее образование, учёная степень, тогда открывали большие возможности. Здесь ему предлагали место младшего аналитика, на испытательный срок, да и был он не месяц, а целых шесть месяцев. Вот Костя и сомневался. Николай Николаевич всё понял и сказал:
— Когда-то и я сомневался, уже двадцать лет работаю здесь, уходить не собираюсь. Советую Вам, оформиться поработать испытательный срок, а потом решать. Ведь всё может решиться и само по себе. Откажетесь? Ваше право! Но второй раз Вам эту работу никто не предложит. И так?
Костя, решившись, ответил согласием. Ещё час он писал анкеты, заявления, давал подписки и наконец, был зачислен на работу. Место его работы находилось на Смоленской площади. Туда он и должен был прибыть завтра к 9.00. Домой ехал не долго, их квартира находилась в сталинском доме на улице Ново-слободской, в своё время её получил отчим, переведенный на работу в аппарат ЦК. Дома о новой работе решил не говорить. Могло случиться, что или она, или он друг другу не подойдут, испытательный срок всё решит.
Утром в 8.45 он стоял возле здания старой постройки со скромной вывеской:
"Отделение института экологии АН СССР". Так начался его первый рабочий день, за ним потянулись другие. Работа увлекла его. Состояла она из частых командировок. Сотрудники управления ездили по городам, посёлкам, слушали разговоры людей, собирали слухи. Так оценивалось настроение народа большой страны. Всю собранную информацию передавали в аппарат Суслова. Потом в газетах появлялись статьи о кадровых перестановках, снижении цен и другие решения поднимавшие дух народа. Текли годы.