Кожин не спал. Разбуженный лаем собаки, он давно уж; тревожно прислушивался к голосам и движению в сторожке, Когда доктор в полной темноте разбудил и увел Ивету, Кожин ни единым звуком не выдал себя. Он понял, что происходит что-то очень серьезное, и на всякий случай приготовился: вынул пистолет и лег поудобнее.
Когда появился Коринта со свечой, а за ним незнакомый мужчина, Кожин направил на них пистолет и тихо спросил – В чем дело? Что вам нужно?
– Успокойтесь, пан Кожин. Я привел к вам не простого гостя: – смущенно улыбнулся врач.
Но в заросшем черной щетиной и одетом в засаленное пальто человеке Кожину трудно было узнать своего всегда подтянутого командира. И только голос незнакомца заставил сержанта вздрогнуть и опустить пистолет.
Локтев сказал:
– Спасибо, доктор. Это действительно Кожин. А теперь будьте добры, оставьте нас одних. Свечу можете унести, мы и в темноте отлично поговорим!
Коринта со свечой ушел вниз. На чердаке вновь воцарилась тьма. Но сержант уже узнал своего ночного гостя.
– Товарищ майор, вы?! – воскликнул он по-русски.
– Да, Кожин, это я. Не ожидал?
– Честно говоря, не ожидал:
– Ну ладно, здравствуй! Как самочувствие? Локтев ощупью нашел постель Кожина и присел у него в ногах.
– Спасибо, товарищ майор. Самочувствие отличное. Вот только гипс с ноги снимут – и снова в отряд! – взволнованно проговорил Кожин.
– Так, так: Дешево ты отделался: ну, а теперь расскажи, как ты, собственно, сюда попал.
Кожин смутился и ответил не сразу. А Локтев уловил его замешательство и насторожился. Когда сержант заговорил, в голосе его звучало искреннее огорчение.
– Честно вам скажу, товарищ майор, я и сам не знаю, как здесь очутился. Помню, в парашюте что-то заело. Падал на костры и думал: все, отвоевался. А что потом получилось, и объяснить не берусь. Как меня в этот лес занесло, как я вообще жив остался, понятия не имею. Уж я по-всякому прикидывал, да так ничего и не придумал. Слишком большое расстояние, товарищ майор! По-простому тут ничего не объяснишь:
– А если не по-простому?.
Кожин снова замялся, потом вздохнул и тихо произнес:
– Доктор говорит, что я летел:
– Летел? На чем же ты летел, сержант?
В голосе майора появились жесткие иронические нотки. Кожин залился краской.
Хорошо, что темнота скрыла его смущение: Ему не верят! Как же быть?!.
– Не знаю, товарищ майор: – через силу проговорил он. – Должно быть, так летел, своим ходом:
Кожин понимал, что слова его звучат, как наивный детский лепет. Он уже раскаивался, что заговорил о фантастическом предположении доктора Коринты. Но было поздно – оказанное не вернешь.
Локтев насмешливо спросил:
– А может, тебя ангел-хранитель принес сюда на своих белых крылышках?
Кожин не ответил, только подумал: «Дался им этот ангел-хранитель! То Коринта про него говорил, теперь майор:»
– Вот что, сержант, – сурово заговорил Локтев, – кончай волынку! Ни тебе, ни мне она пользы не принесет. Выкладывай лучше начистоту, что и как с тобой произошло.
– Я вам правду сказал, товарищ майор. Честное слово, одну только правду! Я сам не верю, что летел. Сказал, потому что в этом уверен доктор. А еще потому, что и не представляю себе, как все это можно объяснить по-другому.
– Как объяснить по-другому? – тихо повторил майор. – А вот как, например. Ты благополучно приземляешься с парашютом, заранее направляешь его так, чтобы опуститься подальше от сигнальных костров, собираешь парашют и уходишь к немцам.
Они доставляют тебя сюда и устраивают всю эту инсценировку твоего падения на сосну с нераскрывшимся парашютом. Просто и понятно. И лететь тебе было не нужно, потому что времени у тебя на все на это было предостаточно: Хотелось бы только знать, с какой целью все это сделано и какое задание обязался ты выполнить для фашистов. И еще хотелось бы знать, почему ты пошел на такое черное дело.
– Товарищ майор!… – Кожин задохнулся от возмущения. – Товарищ майор! Вы можете отдать меня под суд, можете пристрелить на месте, если считаете предателем, но не смейте мне говорить такое! Не имеете права!
Несколько минут длилось напряженное, тяжелое молчание. В темноте было слышно, как порывисто дышит разволновавшийся Кожин.
Майор беспокойно задвигался, шурша сеном, сдержанно прокашлялся. Потом заговорил уже значительно мягче и душевнее:
– Ладно, Иван. Твое предательство, пожалуй, такая же фантастика, как и версия Коринты о твоем полете по воздуху. Мы внимательно осмотрели твой парашют. Он действительно не раскрывался. Нашли и причину, по которой он не раскрылся.
Нарочно так не подстроишь. Твой парашют действительно не вышел из сумки.
– Вам передали ее?
– Да, передали.
– А рацию?
– И рацию передали.
– Она в порядке?
– В порядке, работает: Так вот, Иван, похоже, что с тобой в самом деле произошло что-то из ряда вон выходящее. Мы искали тебя в ту ночь в радиусе целого километра вокруг сигнальных костров, но все напрасно. Сколь ни чудовищно было предположение о твоем предательстве, оно было единственным разумным объяснением твоего загадочного исчезновения. Да и сейчас у нас нет ничего, кроме этого: Ты говоришь – не имею права. О каких правах может быть речь? Мы находимся в тылу врага. У отряда ответственное задание. Я обязан отчетливо видеть последствия каждого своего решения. Иначе я сам стану предателем. Понятно?
– Понятно, товарищ майор: Но что же мне делать? – упавшим голосом спросил Кожин.
– Что делать? Тебе – выздоравливать. А мы, когда подлечишься, отправим тебя на Большую землю. Там разберутся, что к чему.
– Значит, обратно как несправившегося? Как человека, которому нельзя доверять?
– Да, Иван, как человека, которому я не имею права доверять. Ты комсомолец, ты должен понять, что и тебе на моем месте не оставалось бы ничего другого. На этом давай закончим. Мне пора. Я еще приду, когда поправишься.
– А как быть с доктором Коринтой, товарищ майор? Он упорно настаивает на своем предположении, говорит, что это будет великое открытие:
– Одержимый человек! Все они такие, эти ученые. Видно, по-другому им нельзя.
Только Коринта твой зря горит. Он вынул пустой билет. Впрочем, пусть себе занимается своей идеей, лишь бы тебя при этом лечил. Ну, будь здоров, Иван!
– До свиданья, товарищ майор!
Похлопав Кожина по руке, в которой все еще был судорожно зажат пистолет, Локтев поднялся и осторожно прошел к чердачной лестнице. Крикнул по-чешски:
– Доктор Коринта, будьте добры, посветите мне!