– Вы довольно долго не выходили на связь, – упрекнул его Ким.
– На то были причины. – Пер коротко кашлянул. – Вы засекли мое местонахождение?
– Да, – сухо ответил уязвленный Агент на Контракте. – И продиктовал адрес.
– Так вот, если я не позвоню вам через четыре часа, постарайтесь найти меня по тому адресу, который вы мне совершенно правильно назвали. И не устраивайте слежку за отелем, это может испортить все дело.
– Было бы неплохо, если бы вы поставили меня в известность о том, что вы там затеяли... – раздраженно прокомментировал это Ким. – Впрочем – как знаете. Жду звонка.
Пер положил трубку и потер лоб. Агент на Контракте был не худшим представителем рода человеческого – из тех, с кем ему приходилось встречаться в жизни. Тем более – в последние годы.
Будет обидно, – подумал он, – если через те самые четыре часа господин Яснов здесь в номере вместо меня найдет просто идиота, пускающего слюни и гадящего под себя... В конце концов, он вытащил меня из дерьма – хотя бы на время... Просто очень большая подлость будет с моей стороны – вот так подвести человека на первом же шагу свободной жизни... Но интересно, как он поступил бы на моем месте?...
Ему вдруг вспомнился этот странный – невинный, в общем-то – жест: словно невидимую паутину снял с лица господин Агент на Контракте, когда речь у них зашла о стертой памяти Пера. И пальцы Агента задержались тогда на такой отметинке – на шраме, что-ли? Что-то осталось в том недосказанное...
Пер подумал немного, потом набросал на бумажке те самые слова, что обнаружил на листке, вложенном в Атлас Тридцати Четырех Миров – мало ли что может выйти с его памятью в ближайшие сутки. Листок с абракадаброй загнал за декоративный плинтус.
Протер сгиб руки купленным по дороге в аптечном автомате спиртом и вколол ключ.
Лег на кровать и начал медленно погружаться в ад.
Лицо, которому мы доверили переговоры об условиях предоставления свободы известному вам Гостю Прерии, не прибыло в условленное место, в условленное время и с условленной суммой, – вывел под диктовку Адельберто Гость на листке почтовой бумаги. – Это вынуждает нас...
Наручник, застегнутый на левом запястье – второй браслет был накинут на трубу заброшенной пневмокоммуникации – не то, чтобы мешал ему писать, но отвлекал. И смущал.
Устроившийся у его ног Бинки всем своим видом выражал ему свое сочувствие, но помочь явно не мог ничем.
Ему самому требовалось сочувствие – в целях изменения внешности участников дела масть четвероногого сообщника была с помощью дорогого красителя изменена. Преобретя рыже-каштановый окрас, Бинки утратил душевное равновесие. Созерцая это дело рук своих, Мепистоппель чувствовал себя без малого преступником.
– Это вынуждает нас... – задумчиво повторил Мепистоппель, – э-э... удвоить сумму, взятую за основу предложенного нами соглашения... Впрочем – стоп! Не пиши этого, Тор... Что ты там успел нацарапать?
– Это вынуждает нас удвоить... – вздохнул Тор. – Почему ты сам не настучишь этот текст на терминале, Нос Коромыслом?...
– Или, например, – просто не позвоню в приемную господина министра и не поговорю с ним по душам... – Адельберто косо улыбнулся. А того лучше – вообще, лично зайти, перекинуться словечком...
– Понимаю – так не интересно... – пожал плечами Тор.
– Так что пиши дальше – твой почерк их убедит... удвоить м-м... меры предосторожности. Предоставьте свободу лицу, которому мы доверили вести переговоры до восьми часов утра следующих суток. Гарантируйте отсутствие слежки. В противном случае предмет переговоров становится проблематичным.
Адельберто с минуту пожевал губами.
– Поставь дату и час, – подумав, добавил он. – И можешь приписать от себя – что-нибудь этакое... Если есть что. В конце концов – ты самое заинтересованное лицо в этом деле...
Гость почесал щеку. Потом – лоб.
– В этом деле нет заинтересованных лиц, – как-то отрешенно сказал он и толкнул листок по столу к нервно барабанящим по дереву пальцам Мепистоппеля. – Я их не ощущаю...
Тот заранее подготовленным пинцетом подхватил письмо и определил его в конверт с отбитым на принтере адресом. Вздохнул.
– Пойми, – он постарался говорить как-то потеплее, но не скатываясь, все-таки, в полное амикошенство, – мы вовсе не рассчитывали поймать в сети такую серьезную птичку как ты. Самое большое, на что мы надеялись – это отловить какого-нибудь жирного каплуна из тех, что крутятся вокруг распределения господрядов и закупок – за пределами Прерии. Таких похищают и выкупают – если считать на Сектор – с пол-дюжины в год... И обходится обычно все без особых драм... А тут – сфера высших интересов Имп... тьфу – Федерации... Как только тебя угораздило?... Так что для нас сейчас главный расчет – интеллигентно закончить это дело, имея маленький навар, а главное – оставшись живыми... Ты не должен нас бояться, но и на твою помощь мы хотели бы рассчитывать, в свою очередь...
– Не знаю, чем я могу вам помочь в этом деле...
Похоже, что Гость и в самом деле не знал этого. Требовалась подсказка.
– Ну есть же у тебя какие-то неофициальные каналы, через которые мы могли бы организовать переговоры о твоей передаче м-м... в руки властей... Ну, какие-то друзья, которые могли бы помочь в таких м-м... деликатных контактах. Вот, скажем, те люди, что пригласили вас... Вы должны хорошо знать их...
Гость мягко улыбнулся.
– Мне кажется, – он кивнул на экран телевизора, – что у меня здесь не осталось друзей. А те, кто меня пригласил никогда не встречались со мной... Вам придется самим найти нового посредника...
Адельберто нервно дернул щекой. Щека была сизой от наметившейся щетины. Он поднялся из-за стола. Бинки тоже вскочил на ноги и уставился на него – с тревогой.
– Ладно – воля твоя, – вздохнул Мепистоппель. – Я иду отправить письмецо. Не стану снимать с тебя наручники, но и давать снотворное не стану: замок тут вполне надежный, так что не трать время на глупости... Будь умником – не в твоих интересах чтобы сюда проникли посторонние... И постарайтесь поесть хоть немного. Яичницу, что-ли – еще горячая... Если уж тебе пицца в рот не лезет. А вообще – так я по дороге прикуплю что-нибудь на твой вкус... Жаль ты мне кредитку запортил – придется платить наличными. Не пугайся, если без меня заявится Тони...
– Тони – это Белая Голова? – осведомился Тор.
– Да – хозяин Бинки – у него есть ключ. У Тони, конечно, а не у Бинки... – он с некоторым упреком посмотрел на пса, проявляющего лояльность к постороннему.
Выйдя под звездное небо и убедившись, что складскую дверь не своротить и трактором, Адельберто ощутил себя школьником, сбежавшим с урока – таким было чувство облегчения от жуткого для него пребывания в четырех стенах с добродушным на вид Гостем.
Накормить ораву оказалось действительно несложно – в этом набитом тяжелой, сытной и ужасающе вредной жратвой городе оставаться голодными могли только такие вот как эти – отупелые и запуганные немые дикари. Замок на загрузочном автомате кормушки для людей был примитивным и – главное – электронным, его удалось бы вскрыть, поиграв электростатикой. Окажись замок механическим – без помощи человека пришлось бы потратить много сил и наделать много шума. Впрочем, так оно и вышло – и человек подсобил, и шум получился...
Труднее оказалось вовремя увести этих олухов от разграбленных железных коробок, от оставшегося россыпью на мостовой едива, от готовых вот-вот очнуться и кинуться в погоню, но пока – остолбенело застывших людей вокруг.
Харр готов был уже отказаться от своей затеи и отпустить ораву на все четыре стороны, попридержав только троих-четверых – тех что посмекалистей – чтобы поработать с ними, но все-таки смог переломить и собственное, накатившее на него отчаяние, и непроходимую жадную тупость оравы. Отступали псы от кормушки нехотя, но командам Харра все-таки подчинились – рассыпались мелкими группами и покатились к пустынному, раскинувшемуся на круто спадающем к реке берегу, парку. Здесь – на узкой полоске берега – между темной стеной нестриженного, буйно разросшегося кустарника и светловатой стеной осоки, означившей кромку воды, Харр с грехом пополам провел задуманный инструктаж. Работать приходилось почти на одних эмоциях – настоящего языка здесь не знал решительно никто. Особо тупых и строптивых пришлось потрепать – без этого, видно, тут было нельзя. Но все-таки – Харр отметил это с удовлетворением – авторитет его в ораве стал почти непререкаем. Орава разбежалась – исполнять приказ-внушение и он смог наконец сосредоточиться.
С тревогой он заметил, что почти не ловит давешний зов тревоги. Может, место было неподходящее – такое бывает. Но, с другой стороны, надо было по-просту немного передохнуть и сосредоточиться. Харр замаскировался и затих. Дрема поползла на него невидимой дымкой. На короткое время он подчинился ей.
– Хотите – не хотите, а нам придется проверить все обстоятельства, связанные с вашей м-м... активностью, профессор. Знакомьтесь, – обратился Роше к дежурному, – это господин э-э... Анатолий Покровский – экс-советник Президента по Чуру. Сейчас пробует себя в роли Шерлока Холмса... Вы-таки задали нам работы, док... – он указал Покровскому на диван в углу кабинета.
– Так что устраивайтесь поудобнее. Это займет некоторое время. Позвоните домой, успокойте своих. Можете, конечно, звонить и адвокату, но как только ваши показания подтвердятся, я не буду вас задерживать дальше ни на минуту. Джон, подумайте о бутербродах. А вы, док, за это уж просветите старую ищейку в, так сказать, историю вопроса... Я-то как-то мало интересовался на своем веку Цивилизацией Чур...
– Очень хорошо, что пытки голодом у вас не приняты, – ответствовал профессор истории, принимая из рук Роше трубку блока связи. – Это очень приятное обстоятельство...
Он набрал номер, коротко буркнул в трубку нечто не слишком членораздельное, но, очевидно, принятое слушателями, как достаточное объяснение его – профессора Покровского – пребывания в узилище и, возвращая аппарат комиссару, откашлялся и уже с интонацией профессионального лектора заметил, что рад видеть в лице господ полицейских лиц, интересующихся предметом его академических штудий.
Джон появился на пороге с пакетом, посетовал, что гамбургеры успели вконец скукожиться и убыл выполнять многочисленные поручения. Дежурный выставил на стол объемистый термос с кофе и сообщил, что господин Яснов просил, не стесняясь, угощаться оставленным напитком. И принялся сражаться с терминалом системы. После чего принял позу прилежного слушателя.
– Поселение землян на Чуре имеет долгую предысторию, – заметил профессор, отхлебнув глоток кофе и оценив его. – Собственно, Чур – это самая первая землеподобная планета, открытая людьми. Причем, заметьте, открытая задолго, очень задолго до начала подлинной космической экспансии Человечества. По злой иронии Судьбы, Чур оказался и наиболее отдаленным – и поныне самым далеким из Обитаемых Миров – и, в то же время, наиболее приспособленным к заселению людьми миром. В ставших известными относительно недавно фрагментах Запретного Эпоса мы находим невероятные по своей силе и красочности описания Девственного Мира – описания природы дикой, так никогда и не покоренной природы Чура – его невероятно разнообразных лесов, степей, гор... Его озер, рек, океанов... Поверьте – читать апокрифические описания Странствий Первопроходцев – занятие не менее захватывающее, чем первое знакомство с книгами Толкиена или... – тут Покровский пошевелил в воздухе пальцами в том смысле, что слушатели должны понять о чем идет речь.
Роше понимающе отхлебнул кофе.
Действительно, Прерия ночью была другой планетой, чем днем, столица – другим городом, а люди их населяющие – другим народом. Большая Ночь странно изменяла все тут. И Киму стоило немалых усилий вновь узнавать ставшие уже было привычными улицы городского центра. Никак не кончающий моросить мелкий дождик делал странствие по ним особо путанным и неуютным. На кар Энни он чуть было не налетел в тот момент, когда уже решил, что вконец потерял его позорнейшим образом.
Полуспортивный Тендресс был припаркован у нелепой громады древнего Почтамта наредкость неожиданным образом. Ким только крякнул, счастливо избежав необходимости вписаться бампером в имущество корпункта Гэлэкси ньюс. Выйдя из кара, поежился под сеющимся дождиком, окинул взглядом многоэтажную, похожую на док для дирижаблей, громаду здания. Задача нахождения иголки в стоге сена стояла перед ним в совершенно правильном масштабе – если принять во внимание размеры Почтамта и комплекцию Энни.