Автомобиль с учеными прибыл не вечером, как предполагал полковник Семвол, а поздно ночью. Он уже спал, когда к нему в спальню постучал адъютант и спросил, что делать с приехавшими.
В это время три человека с серыми измученными лицами, в грязной истрепанной одежде, еле волоча ноги от усталости, голода и боли, вошли в огромный пустой зал в сопровождении двух солдат.
Человек с рукой, перевязанной грязной тряпкой, подошел к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж, и опустился на ступеньку. К нему присоединились и остальные. Они сидели молча, не глядя друг на друга, не двигаясь. Солдаты также застыли в противоположном конце зала, уподобившись каменным рыцарям.
Через несколько минут тишина была нарушена, и под самым потолком зала эхо повторило несколько раз:
– Господин Хейнс, прошу вас войти!
Сидевшие на ступеньках люди встрепенулись. Они быстро обменялись словами, и от них отделился среднего роста человек в сером порванном костюме. Он торопливо подошел к двери и обеими руками поправил взъерошенные волосы.
– Прошу вас сюда, - мягко предложил адъютант.
Войдя в кабинет, Хейнс крепко зажмурил глаза. Не потому, что комната была слишком ярко освещена и его глаза, привыкшие за последние месяцы к темноте подвалов, бомбоубежищ и траншей, были ослеплены светом двух электрических ламп, заключенных в бледно-розовые абажуры. Нет, не поэтому! Хейнс просто не мог поверить, что среди руин и пепелищ, среди всего того, что военные люди привыкли называть «зоной пустыни», в каком-то старом, пахнущем мертвечиной и тлением замке может быть такой уголок… Он открыл глаза и растерянно посмотрел на человека за письменным столом.
– Входите, входите, господин Хейнс, - подбадривающе сказал Семвол.
– Простите, господин э… но мои ботинки…
– О, это ерунда, дорогой мой, - произнес полковник. С этими словами он быстро встал из-за стола, подошел к Хейнсу, взял его за руку и подвел к креслу.
Хейнс, совершенно растерянный, примостился на уголке, судорожно сжимая борта своего пиджака.
Семвол не сразу приступил к допросу. Он долго и пристально изучал его лицо, фигуру и бегающие, боящиеся света бледно-голубые глаза. Он наблюдал за застывшей на лице Хейнса не то виноватой, не то растерянной улыбкой.
– Как вы себя чувствуете, господин Хейнс? - наконец спросил полковник.
– О, превосходно, превосходно, господин э…
– Жорж, - подсказал полковник.
– Да, благодарю вас, господин Жорж. Я никогда не думал, что сейчас где-нибудь может быть это… - Он сделал широкий жест рукой.
– Это? - небрежно спросил Семвол. - На это, дорогой Хейнс, имеет право любой цивилизованный человек, и особенно люди, которые создали все. Я имею в виду ученых.
На слове «все» Семвол сделал многозначительное ударение.
Доктор Хейнс поморщил лоб и произнес сухо:
– Вы шутите, господин Жорж. Мы знаем, на что сейчас имеем право…
– Доктор Хейнс! - воскликнул Семвол.- Неужели вы серьезно думаете, что мы собираемся мстить вам, ученым, за причиненные нам страдания? Разве вы виноваты в том, что плодами вашего труда воспользовались варвары, случайно оказавшиеся у власти? Неужели вы думаете, что и мы такие же варвары, которые будут слепо мстить людям, обогащающим человеческую культуру и цивилизацию? Если вы так думаете, то вы глубоко нас оскорбляете.
Хейнс растерялся. Он заерзал на стуле, заволновался, заговорил срывающимся голосом:
– Простите меня, господин Жорж, если я вас обидел. Но если вы действительно так думаете, то я вам так обязан, так обязан… Как я хотел бы что-нибудь сделать, чтобы оправдать все то, что вы о нас думаете!… Я готов отдать все свои знания, силы, опыт…
– Совершенно верно, доктор Хейнс, вы говорите святую истину. Именно это сейчас требуется. Нам не следует вспоминать обиды. Мы должны говорить на одном языке, на языке культурных людей, которые ненавидят войну.
– Да, - восторженно произнес Хейнс. - Это совершенно правильно.
– Я думаю, доктор Хейнс, что лачугу, подобную этой, - полковник небрежно обвел рукой свой кабинет, - вы приобретете значительно быстрее, чем вы думаете. Мы верим, что истинные ученые найдут свое призвание в обновленном мире…
– Конечно, конечно…
– Прежде чем закончить наш с вами разговор, я должен задать вам несколько вопросов, чтобы иметь представление, как вас лучше устроить. Если вы, конечно, разрешите.
– О, да, да…
– Вы работали в Отдельной лаборатории, руководимой доктором Роберто?
Хейнс вздрогнул.
– Да, - ответил он тихо, не понимая, откуда господин Жорж знает такие подробности.
– Ваши исследования касались главным образом атомного ядра?
– Почти… - испуганно прошептал Хейнс.
– Почему «почти»?
– Потому что собственно атомным ядром занимались другие лаборатории и институты, а мы пытались уйти несколько глубже…
– Как глубже?
– Мы занимались структурой частиц, из которых состоят атомные ядра, господин Жорж… Мы занимались структурой частиц, которые в физике называют «элементарными».
Семвол улыбнулся и, перегнувшись через стол, с виноватой улыбкой заметил:
– Вы меня извините, я в этих делах неуч. Поэтому прошу вас рассказать немного подробнее. Кстати, кажется, эти исследования были объединены под шифром «Омега»?
Хейнса охватил ужас. Его голос стал едва слышен.
– Да, господин Жорж. Вы очень информированы… Проект «Омега» разрабатывали под руководством доктора Роберто. Дело в том, что доктор Роберто, а также некоторые другие ученые теоретически предсказали еще до войны, что частицы, которые мы привыкли называть «элементарными», из которых построены ядра всех атомов во вселенной - протоны, нейтроны и электроны, в свою очередь имеют сложную структуру.
– Ну и что же? Я думаю, вы занимались «Омегой» в течение войны не ради доказательства каких-то теорий, а имели перед собой вполне определенную цель?
– Совершенно верно. Эта цель была… Эта цель была - страшное оружие войны… Слава богу, оно не было создано…
– Вот как! - сказал Семвол, откинувшись в кресло. - И как далеко зашли ваши исследования?
– Мне трудно судить о том, что делалось в связи с проектом «Омега». Мне известно, что теоретическое обоснование этой работы было закончено. Была также разработана схема ускорителя для рассеивания частиц большой энергии на протонах и нейтронах. Но что было дальше, мне не известно.
– Не известно? - удивился полковник Семвол. - Кем же вы работали у доктора Роберто, если вам не известны детали его исследований.
Хейнс виновато улыбнулся.
– Какую работу доверял вам доктор Роберто?
– Большую часть времени я работал по обеспечению лаборатории нужным оборудованием. Остальное время я занимался информацией.
– Ага, вот так, - произнес Семвол с оттенком разочарования. - Ну, и о чем вы информировали вашего шефа?
– Я переводил русские статьи.
– Русские статьи? Вы знаете русский язык, доктор Хейнс?
– Да, господин Жорж. Я когда-то жил в России, вернее, не в самой России, а в стране, которая называется теперь Западная Белоруссия. Правда, все статьи, которые я переводил, относились к довоенному времени, но тем не менее они были очень содержательны. Доктор Роберто их очень высоко ценил.
– Неужели русские тоже занимались вещами, подобными вашей «Омеге», да еще до войны? - недоверчиво спросил полковник.
– Ну, конечно!
– Вот оно что, - задумчиво произнес полковник. - Теперь я попрошу вас ответить мне еще на один вопрос. Кто из ваших товарищей ближе всего был связан с работой доктора Роберто?
– Доктор Мюллер, - ответил Хейнс. - Доктор Мюллер был самым доверенным лицом Роберто. Они всегда были вместе. Они работали в одном кабинете. Они вместе делали все расчеты…
– Я чувствую, вы, кажется, недолюбливаете доктора Мюллера, Хейнс?
– Вы проницательны, господин Жорж. Да. Тысячу раз да! Я никогда не верил в его лояльность.
– Ого, Хейнс, вы, оказывается, в чем-то подозреваете своего коллегу!
– Я выстрадал право на это, господин Жорж!
– Ну, хорошо, я не буду больше спрашивать о том, что может затронуть ваши личные чувства. Меня интересует прежде всего дело. Что вы скажете о втором вашем сотруднике, о Родштейне?
– Родштейн - экспериментатор. Он ставил эксперименты, которые ему приказывали делать Роберто или Мюллер. У него - золотые руки и дьявольское чутье. Роберто не любил Родштейна за его жадность к деньгам, но очень уважал за экспериментаторский талант…
– Спасибо, господин Хейнс. Беседа с вами была очень интересна и полезна. Я ценю вашу откровенность и желание помочь нам. Сейчас я прикажу отвести вас в комнату, где вы сможете привести себя в порядок, переодеться и, естественно, поесть - вы, видимо, голодны?…
– О, господин Жорж!
– Не стоит, - прервал его Семвол. - Но у меня к вам будет просьба и даже, если хотите, приказ.
– Я исполню все.
– Мое требование очень простое: ни сейчас, ни вообще когда-либо вы не должны передавать вашим сотрудникам содержание нашей беседы.
– О, конечно, конечно!
– Ну вот и все. А сейчас спокойной ночи и до свидания.
Семвол приподнялся и пожал руку Хейнсу. В двери показался адъютант.
– Отведите господина Хейнса в его комнату и позовите ко мне Родштейна.