— Псом.
— Псом так псом, — усмехнулась она. — Не забывай только, что породу не спрячешь. Она — как пырей или сныть-трава, пробьется, сколько огород не перекапывай. Где-нибудь да вылезет, не во внешности, так в поступках. Хотя… Некоторым удается спрятать, будто в могилу зарыть. Ни один росточек не покажется. Такие умельцы и становятся настоящими псами.
Последние слова Осинка произнесла будто плюнула, Дрозд промолчал.
Он не собирался ни с кем откровенничать, в особенности узнав, что его ищут. Изменившееся отношение ворожеи ничуть не задевало, ибо было привычно. Пусть Осинка воркует с Вьюном и называет мальчиком, а его — песиком. Кормит-поит по-прежнему, в ласке не отказывает, из дома не гонит — что еще нужно? Песик так песик, ведь так и есть?
Все снова изменилось с появлением девчушки с именем какой-то травки. Селяночка была хорошенькая и ласковая, и, что удивительно, не испытывала ни малейшего предубеждения против оборотней, столь свойственного большинству людей. Ей нравился звериный облик новых знакомых, особенно она нежила рыжего. Дрозд даже стал ревновать, чего раньше никогда не случалось. Виночка, как он называл ее сначала про себя, а потом и вслух, оказалась еще и доброй и всячески старалась делить свое внимание между котом и псом поровну.
Те несколько седмиц, проведенных в хижине Осинки с юной селяночкой, казались сказочным сном. У бродяги будто появился свой дом, надежный и безопасный, где его принимали таким как есть и даже, наверное, по-своему любили.
Его же человеческая девушка притягивала необычайно. Она даже пахла по-особому, не так, как женщины оборотней, гораздо приятнее. Дрозду было интересно, действительно ли людские женщины более привлекательны для племени Клыкастого, или это происходит только с ним, потому что он не прирожденный оборотень. Возможно, Вьюн знал ответ на вопрос, но спросить означало выдать себя. С Осинкой Дрозд ничего подобного не замечал, но та — ворожея, а, значит, уже не обычный человек. Он же, став нелюдем, с человеческими женщинами старался дел не иметь, поэтому сравнивать Виночку было не с кем.
А потом все опять рухнуло.
В гибели Осинки (он был уверен, что ее нет в живых, что ее сожгли заживо те, кто искал младшего княжича), он винил себя, и казнился, что не может снять тяжкое бремя с девчушки, навоображавшей на свою голову невесть что. Но не рассказывать же ей и рыжему прохвосту свою историю? Стыдно, да и награда за него обещана немалая. Виночка по простоте душевной, скорее всего, и не подумает воспользоваться, а вот Вьюн… И его снова глодало чувство вины, на сей раз уже из-за того, что он не доверяет единственному другу.
По приходе в Надреченск от чувства вины перед кошаком он избавился, но радости не испытал. Ведь заодно исчезли и иллюзии относительно их дружбы. Впереди же маячила встреча с отцом, которая не должна была состояться.
Оставался единственный выход, он был у него всегда. Луню в свое время удалось убедить щенка в ценности жизни и подарить тому несколько лет скитаний. Плохих ли? Хороших? Всяких. Главное, живых. Но теперь, похоже, отпущенный срок подошел к концу. Воспользоваться выходом проще простого: песья голова или даже только челюсти, разорванные запястья, и вытекающая темная кровь. Красная, ничем не отличимая от человеческой. Решимости хватит. И на то, чтобы выпустить кровь, и на то, чтобы не заживлять раны. "Почему ты не покончил с собой?" — спросил Орлик. Потому, ясный лорд, что время еще не пришло. Но оно уже на пороге. Скребется в дверь, царапает ключом в замке…
V
— Ну и замки у наместника! Насилу открыл, — пробормотал Вьюн, быстро проскальзывая в комнату с отмычкой в руке. Он тихо притворил за собой дверь, запер и привалился спиной. — Дрозд, это я. Поговорить забежал.
Арестованный медленно сползал по противоположной стене. Лицо его было белее свежевыкрашенной будки заставы, взгляд остановился.
— Ты умом тронулся в заточении? — шепотом поинтересовался кошак, подходя к приятелю и присаживаясь перед ним на корточки.
— Я… думал… Мне казалось… сейчас войдет…
Рыжий вопросительно поднял брови, ожидая продолжения.
— Судя по твоей роже, не иначе как смерть поджидал, — хмыкнул кошак, так и не дождавшись ответа. — Я очень хотел тебя убить, честно, — Вьюн прижал руки к груди в пафосном жесте. — Но твоя Виночка обещала выдрать мне усы и накрутить хвост, если я тебя не вытащу.
— Она не стала бы так говорить, — сказал Дрозд первое, что пришло в голову. Его все еще трясло.
— Ты ее плохо знаешь. Да, про хвост она не говорила, а вот про усы — было дело. Правда, по другому поводу… Так ты княжич?
Последний вопрос был задан как бы между прочим, но начавший подниматься на ноги Дрозд снова съехал вниз, на сей раз не на корточки, а полностью уселся на пол.
— Это что-то меняет? — спросил он, помолчав.
— Нет, ничего. Мне совершенно без разницы, что тот, кого я считал другом, не один год водил меня за нос.
— Я не водил тебя за нос. Ты хоть раз спросил: "Скажи, Дрозд, как тебя зовут на самом деле?"
— Зато я не раз спрашивал, почему ты стал избегать застав. И потом, ты в самом начале наплел, что родителей не помнишь, с детства бродяжничаешь…
— Вьюн, ты пришел только поговорить или выбраться мне поможешь? — псу не хотелось оправдываться, пускаясь в длинные объяснения.
— Нам пока рано выходить, — сказал рыжий, усаживаясь на стоящий у стены топчан. — Нужно дождаться, пока на кухне все стихнет. Там еще служанки уборкой занимаются, я проверил. Скоро закончат. Ты пока раздевайся. Драпать будем на четырех.
Дрозд, наконец, сумел подняться на ноги и принялся снимать одежду.
— Надо же, какие шмотки тебе отвалили, — кошак покрутил добротную суконную куртку. — Жаль бросать, а придется. Так почему ты темнил?
— Потому что за сведения обо мне назначена немалая награда.
— И ты решил, я побегу тебя сдавать?
— После того, как ты подставил Виночку, я могу лишь радоваться собственной предусмотрительности.
— Ну виноват я, виноват, — вздохнул Вьюн. — Я попросил у нее прощения, она больше не сердится. Прошу и у тебя, — кошак взглянул на усевшегося рядом голого Дрозда.
— Ладно уж, раз она не сердится… Ты тоже прости за недоверие. Я рад, что ошибся. Очень рад, — пес толкнул друга плечом. — Так что у тебя за план? Как мы отсюда выберемся?
— Не волнуйся, все продумано. Поймаем двух рыбок сразу: и из замка утечем и из города. Спасибо Фунту, посоветовал. У него знакомцев — пол-Надреченска, вот и прознал он в свое время про одну полезную вещь. Кухонных отходов в замке — прорва. Для их сбрасывания продолбили тоннель в Ясеницу. Нам нужно всего лишь по-тихому прокрасться на кухню и через него выбраться. На реке ждет лодка. Как тебе?
— Заманчиво. Только мне будет непросто пробираться по замку. Я большой, и псы здесь, в отличие от кошаков, по коридорам не разгуливают.
— Другого выхода все равно нет. Не в людском же обличье идти? Нарвешься на тех, кто запомнил тебя в лицо, и все.
— Пожалуй, — вздохнул Дрозд. — Не пора еще перекидываться?
— Давай. Ты первый. Я потом с дверью разберусь и тоже.
Так и сделали. Выскользнули из комнаты, Вьюн в человеческом обличье запер дверь, сунул отмычку в щель у порога, чтобы она не привлекла раньше времени внимания караульных, и перекинулся.
Путь по коридорам таил в себе определенную опасность. Да, час поздний, большинство обитателей замка давно спит, но исключать вероятность столкновения со страдающими бессонницей, любовной горячкой или излишним служебным рвением нельзя.
Кот и пес шли осторожно, прислушиваясь и принюхиваясь, чтобы загодя узнать о приближении людей и затаиться. Раза два пришлось отсиживаться, сначала в нише, потом в плохо освещенном узком проходе. Рядом никто не появился, но в отдалении слышались шаги и голоса.
Кухни занимали несколько отдельных строений у выходившей на реку стены и соединялись крытым проходом с главным зданием крепости. Это было очень на руку (или на лапу?) оборотням, поскольку избавляло от необходимости выбираться наружу и пересекать освещенный факелами патрулируемый двор.
В обширных низких кухонных помещениях стояла темнота и гулкая тишина. Первая не была помехой для нелюдей, вторая лишь успокаивала: значит, прислуга законичила трудовой день, и никто не помешает побегу.
Пес взглянул на кошака, тот мявкнул и стал принюхиваться. Мол, откуда я знаю, в каком углу этот сброс? Искать надо. Черный тоже потянул носом воздух. Из дальнего угла явственно доносился помойный запашок. Дрозд двинулся туда, Вьюн за ним. Тяжелым духом тянуло из-за круглой деревянной крышки, закрывавшей отверстие, расположенное в стене почти у пола. Рядом находился ворот лебедки, толстая веревка уходила в тоннель.
Пес поцарапал край крышки лапой — безрезультатно, закрыто на совесть. Вьюн тут же перекинулся и открыл деревянную заслонку.
— Ох, ну и вонища, — пробормотал он, прежде чем обернуться кошаком.
Дрозда зловоние не смущало. В конце концов, для него это сейчас запах жизни и свободы, если уж на то пошло. И потом, собачья природа вовсе не находила помойные ароматы такими уж неприятными. Вьюн брезгливо фырчал сзади, а пес-оборотень, посмеиваясь про себя, думал, что звериная ипостась здорово сказывается на человеческих вкусах и предпочтениях.
Оборотни-медведи обожают мед и владеют лучшими пасеками в королевстве. Кошаки неравнодушны к сметане и сливкам, маслицу, печенке и свежей рыбке. Среди них немало рыбаков, а все без исключения сластолюбцы, люди и нелюди, прекрасно осведомлены, что любовников лучше оборотней-кошек не сыскать. Псы заслуженно слывут хорошими охотниками, пастухами и сторожами. Обладая своеобразным восприятием запахов, частенько становятся кожевенниками и золотарями, работают на бойнях. Только любящие непрожаренное мясо волки не могут реализовать свои природные склонности, ибо нелюдей не берут ни в войско, ни в стражу. Впрочем, многие из них уже давно нашли себя в отрядах Воинов Клыка…