именно сейчас. То, что Игнат Гнездевский редкостная по всем параметрам сволочь,
в настоящее время имело малое значение, а вот, что и Бэфросиаст…
Лесс открыла глаза и увидела широкую спину вожака, сидящего на краю ее саркофага.
— Ты… — выдохнула Сталеску. Лицо исказила гримаса ненависти, обиды, не
понимания. — Как ты мог, как ты мог так поступить со мной?!
— Ты вспомнила? — спросил не поворачиваясь. Тихо, с нотой печали. Он словно не
услышал возмущения Лесс.
— Да! — резко села девушка, уставилась ему в затылок, жалея, что лишилась не
только человеческого облика, но и пистолета. Сейчас бы она с удовольствием
пустила пулю в затылок упыря. Нет, ну надо же трижды наступить на одни грабли! И
чему ее спрашивается, учил Тропич, если она не распознала в том элегантном
дворянине одиозную тварь! Да что Игнат? Котенок по сравнению с тигром.
— Ты не все вспомнила, — вздохнул Бэф, уловив ее эмоции. Именно такой реакции
он ждал и опасался.
— Я вспомнила достаточно, — бросила, вставая перед ним. — Посмотри на меня и
ответь — по какому праву ты сделал меня себе подобной?! Как ты посмел?! Хитрая
тварь! Вампир!
Бэфросиаст поднял голову и прищурился на рассерженную девушку. Конечно, он мог
бы все объяснить, но смысл? Главное для него стало ясно — он ничего не значил и
не значит для Лесс. Сердце обмануло его:
— Не переживай. Детеныш, увидевший зеркало, останавливается в своем развитии
Варн. Спираль начинает раскручиваться в другую сторону, медленно, но верно.
Второй взгляд в зеркало увеличивает скорость обратной реакции. Третий —
окончательно превращает Варн в человека. В твоем случае. И прошу впредь выбирай
выражения. Мне неприятно слышать не заслуженные оскорбления. Я и мой клан не
вампиры, мы — Варн. Ты пока тоже.
— Ты обычная сволочь, возомнившая себя Богом. Дубль Игната Гнездевского. Тебе
нужно было его сделать вампиром! Вот бы вы повеселились.
Бэф встал — что толку спорить? Ненависть Лесс мутила ее разум, делала ее слепой
и глухой. И доставляла неожиданно сильную боль Бэфросиасту. Он, конечно, не ждал
страстных объятий, слов благодарности, но и ненависти тоже. Да, Лесс не Нэш…
Впервые вожак не знал, что делать.
Он мог дать Лесс зеркало, вывести из сна и отправить из замка восвояси, в
большую человеческую жизнь. В боль одиночества, в чужие нечистые руки, что опять
будут гнуть и ломать ее по собственному усмотрению, подставлять беззастенчиво. В
итоге ее вновь убьют. Нет, одна мысль о том, что ждет Лесс за стенами обители
Варн, что она будет жить вдали от него, сама по себе, один на один в кругу
хищников с ангельскими лицами, не ведая опасности, подставит себя под пулю
Гнездевского, вызывала у вожака странное, щемящее чувство, от которого хотелось
то ли выть, то ли кого-нибудь убить. Но сил отчего-то не было ни на то, ни на
другое.
Оставить Лесс здесь, держать силой, выслушивая ее оскорбления и обвинения. Легко,
он даже слова в ответ не скажет. Главное — она будет перед его глазами, под его
защитой — этого ему довольно, и плата за то мала. Но то, что хорошо ему, плохо
ей. А он не желает быть причиной ее страданий даже чисто гипотетически. Знать,
что любимая мучается по его вине — худшее из зол.
Тогда что выбрать? Пустить все на самотек, на волю случая?
— Я ухожу, — заявила Лесс. Лицо Бэфросиаста закаменело. Он стоял и смотрел
перед собой, забыв, что умеет двигаться говорить. Его мечта была обманом…