к полковнику. Лицо несчастное, взгляд осуждающий:
— Огорчительные для меня результаты… Они люди, Виктор Николаевич. Обычные
хомо сапиенс. Вас провели. Но скорей всего, провели капитана Гнездевского.
Кстати, что говорит его племянник?
— Ничего он не говорит, — буркнул мужчина. — Напуган до энуреза. Свихнулся по-моему.
Вкололи ему дозу снотворного, проспится, может, тогда что внятное скажет.
— А-А. Понятно, — разочарованно протянул профессор, внутренне ликуя.
— Завидую, Адам. Мне вот ничего непонятно! А хочется до зубовного скрежета!
— Так… пообщайтесь.
— С кем?! С графом? Все что он скажет сейчас, относится к ненормативной лексике.
Не удивит, конечно, но и не порадует. Увольте мои уши от столь изысканных
высказываний. Девчонка спит. Не пора ли ее разбудить?
— Не думаю, что это хорошая мысль, Виктор Николаевич. Налицо клиника нервного
срыва. Так сказать — девушка находилась в состоянии аффекта. Что в принципе и
объясняет ее неадекватность на момент встречи с капитаном Гнездевским. М-м-м…
возможно, проснувшись, она и не вспомнит о содеянном. Такое бывает…
— Височную кость превратить в сито и вскрыть ногтем горло на глазах трех
универсалов так, что они и кудахкнуть не успели — бывает?! Нет, такое не у нас
бывает, а в ВПВ. Тоже мне агенты! Мишки коала! Ленивцы, мать их! Пока листик
прожуют, пока с эвкалипта слезут, дойдут, о жизни, проблемах с черепахами по
дороге перетрут… Да, весь дом на полторы тысячи квартир за это время положить
можно! Таким, как Лиса, конечно, а не этим. Распустил Гнездевский своих молодцев…
Ладно, прочь лирику, давай, Адам, к делу. Подробно, подробно мне разжуй, все от
пяток, до последней мысли, причем, у обоих арестованных!
— А что рассказывать? — с грустью в голосе спросил Зелинский, вздохнул тяжко.
— Я не ясновидящий, мысли мне их не видны и не слышны. А по остальным
параметрам — ничего стоящего, хоть грамма внимания, интереса для науки. Разве
что некоторая тенденциозность поведения одного и повышенная живучесть второй. Но
это уже не ко мне, к психиатрам, психологам, парапсихологам.
— Расстроился? Знал бы ты, как я расстроился, а как меня расстроят… лучше
вообще никому не знать, — буркнул Горловский, присаживаясь рядом с профессором
и пристально вглядываясь в ряд сравнительных кривых, диаграмм, толпы цифр и
ползущих синусоид. Ткнул ладонью в монитор, ничего не понимая, и от этого
закипая еще больше. — Что это?!
Задышал ровно, убирая прочь эмоции, восстанавливая внутреннее равновесие. А то
такими темпами они не то что к вечеру, но и к концу месяца не разберутся.
— А что, собственно, рассказывать? Мониторинг мозга девушки. Видите пятнышко с
пшеничное зернышко? Последствие общения с тупым предметом…Не иначе вашим
бойцом.
— Не моим. Потому что тупым.
— Без разницы. В остальном — норма. Что еще интересует?
— Все, все, Адам, говорю же — от и до!
— А-а… так-с, вот сравнительная характеристика состава крови человека и графа
Рицу с параметрами других особей — летучих мышей, гориллы, волка, собаки,
пеликана.
— И?
— Что `и'? А-а, так вот же, смотрите, — ткнул ладонью к кривую. — Идентична
человеческой, без малейших отклонений. Вот сравнения на молекулярной основе — та
же картина.