— Да, да, — закивала девушка, не скрывая насмешки.
— Сколько ты будешь охотиться за Рицу, мне без разницы, но пока не принесешь
его голову полковнику, не возвращайся.
— Ничего, если к пенсии явлюсь?
— Пожалуйста. Но если на рассвете пятого дня ты не появишься в заброшенном доме
на хребте, буду считать тебя дезертиром и отменю эвакуацию. Выбирайся, как
знаешь.
`Весело', - прищурилась Лесс.
— Есть еще вариант. Ты упускаешь его второй раз, без разницы, с умыслом или без,
и встаешь к стенке. Ночью, милая, вместо того, чтоб предаваться плотским утехам
с тем же милым графом или спать, как нормальный солдат, ты светилась в секретных
секторах и копала под меня. По всему видать, накопала. На себя. Думаешь, я под
трибунал один пойду? Не-е-ет. Вместе, лапочка. Двадцать два трупа на тебе,
несанкционированные начальством. Мою причастность к ним тебе доказать будет
сложно, а вот мне твою — легко. Все, от первой леди, матери двух детей, до
последнего бизнесмена средней руки, учтены мной, задокументированы. И пойдут
прямиком на стол Горловского. Маму я твою вместе с братиками по ветру развею,
этого и говорить не надо, сама знаешь. Так что…
— Я убью тебя, сволочь, — оскалилась девушка, приготовившись к прыжку.
— Можешь, верю. Но и сама ничего не выиграешь. Давай по-хорошему? Заключим
сделку: ты приносишь мне голову Рицу, пишешь рапорт об увольнении по здоровью,
семейным обстоятельствам — мне без разницы, и катишься домой. Флеш со своими
подвигами забираешь, как приз. Подарю, честно, даже дубля себе не оставлю.
Расходимся и больше не встречаемся. Как?
— Верить тебе, себя не уважать.
— Ладно, что хочешь? Мою голову? Не получится, ты же умная девочка, должна
понимать, что против Гнездевского у тебя лишь ля-ля да пара криминально добытых
даже не фактов, а косяков с моей стороны. И что? Влепят выговор. Переживу. Зато
тебе не жить. Вернее жить долго, долго. А вот родне мало и несчастливо. Хочешь?
Конечно, нет. Да не скрипи ты зубами, лапочка. Облицовку попортишь. Короче,
взяла рюкзак и в горы. Последнее задание. Ради жизни своих близких, дорогих.
Потом расстанемся навеки, всплакнем у трапа.
— Какой ты добрый, — процедила девушка, прикидывая, стоит ли Игната убить
сейчас или все же внять его увещеваниям и решить все миром. Ее устраивал первый
вариант, но приняв второй, потерь будет меньше. Ни тебе разборов с особистами,
ни нервотрепок в связи с расследованием, ни рапортов о направлении на
гражданскую службу. И кто ее отпустит? Повязана кругом. Если и блазнится дом, то
лишь как мираж. Да, нужна она матери на шею со справкой о невменяемости. А под
чистую сразу не спишут — слишком много знает, слишком ценный агент. Капитан…
уйдет один, придет другой. Кто гарантирует, что не такой же? Получается — убить
Гнездевского легко, но проблем от того меньше не станет. Эх, если б не мама…
Плюнула бы Алиса на все. И на приказ, и на СВОН, и на жизнь.
— Карту дай, — буркнула.
— Давно бы так, — хлопнул на диван поверх армейской фляжки карту местности,
ткнул пальцем. — Здесь мы будем тебя ждать. С трофеем. Каждые пятые сутки. Но
не больше трех рейдов с четырех до шести утра. Придешь раньше, задержишься —
дашь пеленг, выйдешь на связь. Рация в кармане рюкзака.
— Вытряхивай. Смотреть буду.
— Прошу, — встал, отошел в сторону, уступая место Алисе. — Синоптики