наружности, потерял дар речи. Потом долго зачитывал мне какую-то нудную брошюрку
о величии и могуществе подсознания, энергетики. Я поверила. Но занятия все равно
продлили на неделю.
Теперь я молчу. Сижу и думаю о тебе, разговариваю, обсуждаю прошедший день.
Психолог мне не мешает. Судя по его довольному лицу, в конце встречи — я ему
тоже.
А маму не отпускает тревога'…
`Сегодня мне показалось, я видела Урва. Хитрец сидел на дереве у подъезда и
наблюдал за тем, как я кормлю птиц. Я оглянулась и никого не увидела. До сих пор
не знаю, было или не было? Схожу с ума или твой верный друг почтил меня своим
присутствием?
Значит, ты еще помнишь обо мне?
Или все-таки, это паранойя?
Расклеилась я. Это просто весна…
Без тебя.
Апрель.
`Прошло два месяца, как я вернулась домой. Пять с тех пор, как мы виделись с
тобой. Я готова перевести их в недели и дни, подсчитать со скрупулезностью
шизофреника количество часов и минут нашей разлуки. И ужаснуться полученной
цифре. Но не буду. Мне хватает боли. Каждый вдох и выдох без тебя. Каждое слово,
не к тебе обращенное, каждое дело не для тебя, каждый взгляд, что подарен не
тебе — вот настоящий ужас.
Иногда мне хочется все бросить, взять снаряжение и направиться в горы, чтоб в
итоге оказаться на краю ущелья, что разделяет тебя и меня. Я даже составила
маршрут, посчитала время, что затрачу на путь, и вышла гротескно смешная цифра —
десять дней. Всего десять! Неспешных дней пути с привалами и остановками.
Мысленно же и того на путь не затрачиваю. Доля секунды и я штурмую Черный замок,
вхожу в зал и говорю тебе: Здравствуй! Кажется, я забыла сказать, что люблю тебя!…
После можно и уйти. Но уже не смогу.
Нет, глупо и думать о том.
Нет, я не стану ничего делать. И излечусь. Как, возможно, излечился ты. А
впрочем — болел ли?
Возможно, я была для тебя забавой, как для меня в ту пору твой глобус.
Возможно, ты уже не помнишь меня. Имя Лесс затерялось в списках Агнешек, Ойко и
множества других имен. В этом мире все преходяще, тленно и тщетно….
Только рядом с тобой я думала иначе. Верила свято как иной фанатик своим божкам.
Но лишь сейчас поняла, что ты для меня, и лечу себя мыслью, что я не то же самое
для тебя. А это главное. Ведь любовь, прежде всего, единение душ, их соитие, а
не плотская утеха. Меня, пожалуй, никто не понимал, как ты, и пожалуй, я не
понимала никого так, как тебя. Ты ничего не просил, не ждал, в отличие от других.
Ты просто не знал, что нужно давать и обязательно ждать, что взамен дадут втрое,
четверо больше. И не просил, потому что нечего было просить. Странно… Наверное,
эти странности и являются главными отличиями человека от Варн. Но если так, то
за что вас гнать и травить, из-за чего бояться?
Только сейчас я поняла, насколько мне не хватает вас, насколько я привязалась к
вам: к Тесс и Май, Мааон и Рыч, к Соувисту, Смайху… даже к Ойко и Хоф…
Тоска. Надеюсь, тебя не касаются ее черные крылья'.
`Чему, спрашивается, учил меня Тропич? Я никак не могу совладать с собой. Ты, ты,
ты — куда бы ни пошла, где бы ни была, что бы ни делала! А ведь прошло