Девушки нехотя подошли.
— Смирно!
Замерли, вытянувшись.
— Ваша увольнительная отменяется. Заступаете на вахту через час. Охрана пункта
связи.
— Твою мать! — не сдержалась Люция: мало, отменили долгожданную увольнительную,
так еще и ставят на самый солнцепек! Будут они теперь вместо бассейна и сытого
ужина в каком-нибудь приятном заведении, стоять, как подсолнухи в огороде, до
шести утра. Нет, пора сержанта убивать, иначе он убьет их.
Алиса подумала тоже самое, но в более резкой форме. Ее лицо закаменело
— Вы что-то сказали? — зловеще процедил Стокман, шагнув к Маликовой. Та
вытянулась сильней и сжала зубы, чтоб невзначай не плюнуть в ненавистную рожу
изверга.
— Я, — спокойно ответила Сталеску.
— Не понял? — повернулся к ней сержант.
— Я сказала: Вашу мать и весь состав родни! И вас! И вашу гребанную службу! И
ваши приказы!
Лицо сержанта окаменело. С минуту он переваривал услышанное, придумывал страшную
кару рядовой. Люция, струсив, легонько толкнула подругу в бок: теперь хоть
промолчи, чтобы он ни сказал.
— Пять нарядов в мужском сортире, приступаете сейчас, — разжал зубы Стокман.
— Не имеете права.
— Вас ждет карцер и трибунал, рядовая, — заверил после повторной паузы.
— За что?
— Оскорбление старшего по званию, отказ выполнять приказ…
— А кто вас оскорбил? — выгнула бровь Маликова. Сержант уставился на нее,
соображая, что единственный свидетель оскорбления, далеко не свидетель, легче на
эту роль пригласить прикроватные тумбочки. Что остается?
— Игнорирование приказа…
— Уже идем, — заверила Маликова.
Сержант скрипнул зубами, оглядев срочниц. Он еле сдерживался, чтоб не перейти
грань дозволенного и не проучить, не вернуть оскорбления, все пакости, что
вылились на его голову за последние месяцы двум ненавистным девицам сейчас,
прямо здесь, грубо и настолько доходчиво, чтоб на весь оставшийся год службы
хватило. Причем так, чтоб после вправления мозгов и исправления перекосов в
воспитании, служить бы им пришлось в лазарете. И закончить службу инвалидами.
Но их двое, он один. Неприятности, встречи с кураторским отделом дивизиона,
служебные разборки ему ни к чему. Но эти промокашки вместе сейчас, а что будет
завтра, по большому счету, зависит от него.
Стокман качнулся к Алисе:
— У меня очень длинная память. Живи, но помни об этом. Чаще оглядывайся.
Развернулся и, кинув через плечо:
— Швабры получите у дежурного! — чеканным шагом покинул казарму
— Крантец, — вздохнула Люция.
— Хуже не будет, — неуверенно протянула Алиса.
Маликова считала иначе, но разочаровывать Сталеску не стала. Только
поблагодарила взглядом за дополнительные неприятности. Их, по ее мнению, без
того хватало, и хоть тяжело, но служба все ж шла и стремилась к закономерному
окончанию, на финише которого их ждали чистые учетные карты и светлые, вполне