Боги, ну и дела!
Что же вез с собой Теренций? Кому — и зачем?! И почему Палому не оставляло чувство, что Орден Кречета как-то связан со всей этой историей?
Может быть посоветоваться с Амальриком? В конце концов, ему доводилось иметь дело с чернокнижием… но она тут же отвергла эту идею. Последние дни Амальрик выказал себя не лучшим собеседником.
Хоть бы скорее возвращался Конан!
Где же ты, киммериец — сейчас, когда ей так нужна помощь?!
Взяв с Лиланды обещание присмотреть за колдуном и известить ее немедленно, как только объявится Конан, Палома вернулась во дворец советника Гертрана.
Где ее ожидал новый сюрприз.
Непривычная суета во дворе…
За все время, что она гостила здесь, Палома почти не видела никого из слуг, особняк вечно казался таким же вымершим, как и в тот памятный первый день. Нынче же челядь роилась у ворот, перетаскивая какие-то сундуки, скобля и без того безупречно чистые дорожки, то и дело без всякой нужды кланяясь всем проходящим… Наемница лишь широко раскрыла глаза. Неужто сам король приехал? Да и тогда бы, наверное, не было бы ничего подобного! Разве что объявились одновременно с визитом монархи Аквилонии, Кофа, Турана, да еще, пожалуй, Вендии в придачу!
В большой парадный зал она входила с опаской, словно и впрямь ожидая увидеть там череду венценосцев, прибывших почтить своим присутствием скромное жилище бельверусского советника. И была поражена.
В почтительных позах сам Гертран, его супруга, Амальрик и еще кто-то из домочадцев, застыли полукругом у огромного кресла, в котором, теряясь в необъятных пышных глубинах, восседала крохотная фигурка, одетая в черное.
Палома сперва подумала, что это ребенок. Но тут же осознала свою ошибку, при виде седой бороды. Перед ней был глубокий старик.
И лишь теперь она поняла — кто это такой!
Ее появление не осталось незамеченным. И когда все взоры обратились к ней, Палома сделала несколько шагов по направлению к неподвижно сидящему человеку, помимо воли ощущая трепет и благоговение, сковывающие все члены. Ей стоило огромного труда присесть в поклоне, и еще большего — вновь выпрямиться. И она с трудом узнала свой голос:
— Мейстер Естасиус… Мое имя — Палома. Я дочь Итрана из Торы, пятого фалоньера Ордена. Примите мою службу, мейстер.
Сухая, точно щепка, рука поднялась гостье навстречу.
— Подойди ближе, дитя.
Черные глаза на этом старческом лице словно жили своей отдельной жизнью. Они оценивали, измеряли, проникали как будто под кожу и еще глубже, и у Паломы на миг возникло ощущение, будто Старейшина Ордена видит ее насквозь, за всеми жалкими покровами — видит самую ее душу, без малейших прикрас. Впрочем, он, будто сознавая свою силу, тут же отвел взор — и жуткое чувство отступило… хотя и не исчезло до конца.
— Так это и есть твоя… подруга? — обратился старец к Амальрику. Тот молча кивнул.
Осмелившись исподтишка оглядеться, Палома заметила, что и все остальные робеют в присутствии Естасиуса не меньше ее самой. Даже Аргивальда словно бы сгорбилась, притихла и казалась сейчас похожей на робкую девочку, впервые попавшую в свет. Советник пытался сохранять свою обычную невозмутимость, но ему это давалось с трудом. Что же до барона Торского, то на лице его застыло странное выражение, истолковать которое Паломе было не под силу.
— Что ж, рад видеть, что у Иртана такая славная дочь. Ты ведь не осрамила отца, девочка?
Что она могла ответить на это? Отец… Палома глубоко вздохнула.
— Память о нем — факел в моем сердце, мейстер.
Тот одобрительно кивнул.
— Хорошо, ступай. Вечером мы поговорим с тобой. — Старик повел головой. — Впрочем, ступайте все. Останься только ты, Гертран. Я хочу узнать все новости о… — Он не договорил, выжидательно уставившись на присутствующих.
Все поспешили откланяться.
Палома так и не узнала, о чем собирался беседовать с королевским советником Старейшина Ордена Кречета.
Из дворца она вернулась довольно поздно — королева нынче устроила для своих дам что-то вроде женского рыцарского турнира, с бросанием колец, метанием дротиков и стрельбой из лука… Паломе ценой невероятных усилий удалось, дабы не привлекать к себе ненужного внимания, занять «почетное» пятнадцатое место…
Однако нескончаемая суета этого дня, под завязку наполненного событиями, вызывала у девушки единственное желание — поскорее остаться одной. Нужно было еще придумать, под каким предлогом она сможет на полдня покинуть дом советника, чтобы съездить к Агамо за таинственной шкатулкой, и к тому же решить, что, собственно, теперь с этой шкатулкой делать.
На этот счет у Паломы не было никаких идей. Мелькнула даже шальная мысль вручить ее Марициусу — пусть вертрауэнские мастера ломают голову, но… обидно для самолюбия. Ладно. Сперва забрать ларец — а там видно будет!
Особняк Гертраиа, как обычно, казался вымершим. Утренняя беготня челядинцев мнилась теперь чем-то нереальным, словно морок. Может, и не было никакого гостя? Уж очень невероятное дело — чтобы сам Великий Мастер, Старейшина Ордена, которого еще именовали Небесным Старцем спустился из своей горной обители и приехал сюда, в столицу, почти без эскорта, без всякого предупреждения… Хм-м. Скорее Солнцеликий Митра заглянет в один из своих храмов распить по кувшину вина со жрецами — даже это было бы не столь удивительно. На памяти Паломы, Естасиус последние лет двадцать не покидал уединения Тангарских отрогов.
…Неожиданно пожилой слуга окликнул девушку, спешившую по коридору в свои покои.
— Госпожа, вас просили дождаться в Парадном Зале. С вами желали поговорить…
Он не сказал — кто. Да в этом и не было нужды. Благоговейный тон ясно указывал, от кого исходило приглашение. Паломе и в голову не пришло ослушаться.
— А там найдется для меня бокал вина? — спросила она слугу. Тот склонил голову.
— Я принесу, госпожа.
— Тогда подогрей и добавь специй. Вечер нынче зябкий…
С горячей кружкой в руках она переступила порог, озираясь; гулкое эхо разнесло звук шагов по пустынному залу. Нет, пока ее еще никто не ждал. Тут не было ни души. У камина по правую руку стояли несколько кресел и низенький табурет — похоже, не столь давно кто-то был здесь. И, значит, скоро вернутся.
Но занимать чужое место Паломе не хотелось. Оглядевшись, она пересекла огромный зал.
…Дом Гертрана, похоже, выстроили не меньше трехсот лет назад — по крайней мере, эту, центральную его часть. Как и во всех подобных замках, стены здесь были очень толстыми, не меньше шести локтей, и в оконных проемах помещались уютные скамеечки — самое замечательное место для человека, которому хочется посидеть в одиночестве, предаваясь своим мыслям за бокалом горячего вина и наслаждаясь видом сумерек, окутывавших город.
Там, снаружи, было очень тихо, лишь порой доносились шаги запоздалых прохожих и городской стражи, да стучали копыта по мощеной улице. Ни тебе истошных воплей возмущенных жен, ни перебранки, ни пьяной драки, как в бедных кварталах… она наслаждалась спокойствием. И в то же время оно раздражало ее. Живя здесь, в этом роскошном дворце, легче легкого позабыть о том, что есть настоящая жизнь!..
…Неожиданно для себя самой, Палома задремала. День все же выдался хлопотный, да еще вино на голодный желудок… Разбудили ее мужские голоса.
— …Во имя Митры, мой господин! Этот дом — ваш, и всякий человек здесь — ваш покорный слуга; вам нет нужды объяснять…
— Так ли, Гертран? А может, ты просто предпочел бы не знать? Мои объяснения могут оказаться опасны, нарушить твой покой, течение твоей такой славной размеренной жизни? — Голос Естасиуса звучал сварливо, но не зло; так мог бы наставник распекать любимого, но слишком своевольного ученика. — К хорошему быстро привыкаешь, не правда ли? И когда к тебе приходят напомнить о старых долгах…
— Мейстер! — Гертран был преисполнен праведного возмущения. — Разве я когда-либо давал повод усомниться…
Ого… Палома ощутила острую неловкость. Она совершенно не собиралась подслушивать. Если ее обнаружат — это будет позор до конца жизни! Но, с другой стороны, показаться им сейчас — и Гертран никогда ей не простит, что она слышала, как отчитывает его Естасиус.
И пока наемница пыталась решить, как быть, мужчины продолжали вести разговор на повышенных тонах.
— Молодым всегда кажется, будто только им открылась Истина, доселе недоступная никому из смертных, — ворчливо говорил Старейшина Ордена. — Вы только и знаете что твердить: «Ах, мейстер, времена изменились! Ах, нынче все иначе, не так, как в ваши времена!..» Вам кажется, только вы знаете — как надо! На самом же деле, времена всегда одинаковы. Не меняется ни-че-го. Но лишь на пороге вечности понимаешь это…
— Да простят меня боги, но это все мистика и красивые слова, мой господин, — упрямо возражал советник. — Вам не хуже моего известно, что сейчас положение Ордена совсем иное, чем десять лет назад. Не говоря уж о временах более давних… Тогда мы были в силе. Вербовщики принимали в войска командерий лишь каждого третьего из желающих — больше не было возможности разместить в казармах. Монастыри и школы Кречета не знали отбою от послушников. Наши отряды были ядром немедийской армии, главнокомандующими также всегда назначались сыны Ордена. — Он вздохнул. — Что говорить… я и сам в детстве грезил подвигами Санториуса и Майнара.