— Ты отказался? Денег мало?
— Деньги там хорошие, — ответил он — руки на руле, внимание на дорогу, лицо непроницаемо и спокойно. По виду не подумать, что тема разговора его вообще хоть как-то интересует. Зато интерес проявили мы, все остальные.
— Почему же ты тогда не принял предложение? — спросила я.
Он едва глянул на меня, резко, чуть ли не на двух колесах обходя в этот момент грузовик. Нам пришлось хвататься кому за что, хотя Олафу и Бернардо хуже пришлось без ремней, но мы не отстали от других полицейских автомобилей. Те уже включили мигалки, но сирены пока молчали.
— Ты сама знаешь, — ответил он.
Я хотела сказать, что не знаю, но запнулась. Крепче взялась на приборную доску и за сиденье, задумалась. И наконец сказала:
— Ты побоялся, что Марми Нуар убьет тебя. Побоялся, что эта задача наконец-то может оказаться не по плечу.
Он ничего не сказал, и я поняла, что других подтверждений не будет.
— Но уж сколько лет я тебя знаю, Эдуард, — сказал Олаф, — ты все время рвешься в бой против самых мощных и страшных монстров. Ты ищешь себе испытаний. Это испытание было бы непревзойденным по суровости.
— Вероятно, — согласился Эдуард тихим и тщательно контролируемым голосом.
— Никогда бы не подумал, что доживу до такого, — сказал Бернардо, — Великому Эдуарду все-таки изменило бесстрашие.
Мы с Олафом оба на него посмотрели неодобрительно, но ответил ему Олаф:
— Ему не изменяло бесстрашие.
— А что тогда? — спросил Бернардо.
— Не хотел рисковать горем Донны и детей, — ответила я.
— Чего? — не понял Бернардо.
— Это заставляет жить с опаской, — тихо объяснил Олаф.
— Так я же и сказал, что ему изменило бесстрашие, а вы на меня напустились, — возмутился Бернардо.
Олаф посмотрел на него в упор — всей тяжестью пустых и темных глаз. Бернардо чуть заерзал на сиденье, сопротивляясь желанию отползти подальше от этого взгляда, но не отполз. Очко в его пользу.
— Бесстрашие Эдуарду не изменяло. Но опасаться может и бесстрашный.
Бернардо посмотрел на меня:
— Ты понимаешь, что он сказал?
Я подумала, повертела мысль в голове.
— Да, в общем, понимаю.
— Объясни тогда мне?
— Если Марми Нуар придет сюда и нападет, Эдуард будет с ней драться, он не убежит. Не сдастся. Будет драться, даже если это означает смерть. Но по своей воле он не станет охотиться на самых сильных и страшных, потому что они могут его убить, а он не хочет оставлять жену вдовой и детей сиротами. Он перестал дразнить смерть, но если она придет за ним, он будет драться.
— Если ты ничего не боишься, — сказал Олаф, — то это не значит, что ты смелый. Это значит, что ты глупый.
Мы с Бернардо посмотрели на гиганта, и даже Эдуард выбрал минутку оглянуться на него.
— А тебя что пугает, великан?
Олаф покачал головой:
— Страхом не делятся. Страх преодолевают.
Отчасти мне даже хотелось узнать, что может устрашить самого страшного человека из всех, кого я в этой жизни знала. Но при этом мне совершенно не хотелось даже знать этого — сочувствия Олафу я себе никак не могла позволить. Жалость внушает колебания, а наступит день, когда мне надо будет обойтись с ним без колебаний. У многих серийных убийц было тяжелое детство, страшные истории, где они были жертвами — и почти все они даже правдивы. Но это все не имеет значения. Без разницы, какое у них было страшное детство и были ли жертвами они сами. Без разницы, потому что когда ты у них в руках, одно имеет значение, общее для них для всех: к своим жертвам они не знают жалости.
Забудешь — убьют.
Эдуард подрулил к линии мигающих полицейских машин, но оказалось, что представление уже почти закончено. Тигрица-оборотень стояла во дворе на коленях под направленными дулами, а Хупер с его людьми толпились рядом. Я увидела мелькнувшие белокурые волосы, коротко подстриженные, вспышку тигриных голубых глаз, а потом ее запихнули и фургон.
— Вы начали без нас? — обратился к Хуперу Эдуард добрым голосом старины Теда. Приятно, что у него нашелся добрый голос — я готова была на людей бросаться.
Хупер ответил, глядя в закрывающиеся дверцы:
— Она стояла во дворе на коленях и ждала нас.
— Блин! — выругалась я.
Он посмотрел на меня:
— Что так? Все было быстро и легко.
— Они знают, Хупер. Другие тигры в курсе.
У него на лице появилось понимание:
— И наш злодей мог сбежать.
Я кивнула.
— Оповестите наблюдение, — сказал Эдуард.
— Какое еще наблюдение? — удивилась я.
Эдуард и Хупер переглянулись, и Хупер взялся за рацию. Эдуард объяснил:
— Как только мы положили их имена в шляпу, тут же всех взяли под наблюдение. Стандартная процедура.
— Твою мать, Понятно теперь, почему они знают.