— С какой стати?
— Да потому, что если я не удержу контроль над черноястребами, то стану пустым местом в Организации, — она тонко улыбнулась. — Нам с тобой придется начинать с нуля. Если черноястребы будут нам подчиняться, останемся игроками.
Он выглянул из большого окна, отыскивая взглядом биотехнические корабли.
— У нас больше нет над ними власти, — сказал он удрученно. — Без населявших Валиск людей, объединенных родственной связью, они не станут слушаться приказов. А заменить их нам некем. Мы проиграли.
Кира нетерпеливо тряхнула головой. Она рассчитывала, что экс-генерал, со своей способностью к тактической мысли, даст ей совет, но он явно не оправдывал ее надежд. Но, может, у него быстрее сработает инстинкт политика, умеющего находить слабое место у противника.
— Есть кое-что такое, чего они не смогут сделать сами.
— И это?..
— Еда. Единственные источники питательной жидкости, которые они способны использовать, находятся на принадлежащих Организации астероидах. Даже биотехнические организмы без еды зачахнут и погибнут. А мы знаем, что наша энергистическая сила не сможет создать настоящую еду.
— Тогда ими будет управлять Капоне.
— Нет, — Кира чувствовала, что он боится потерять свой статус, и знала, что может на него рассчитывать. Она закрыла глаза и мысленно представила себе небольшое количество людей, которых она привезла с собой на Монтерей. — Какой черноястреб можно назвать самым надежным среди тех, что осуществляют у нас оборону?
— Надежный?
— Лояльный, идиот. По отношению ко мне.
— Возможно, это «Этчеллс», черноястреб Стрила. Он настоящий маленький нацист. Постоянно жалуется, что черноястребы слишком редко вступают в бой. С другими черноястребами не ладит.
— Прекрасно. Позови его на причал Монтерея и облетай на нем все астероиды Организации с системами, производящими питательную жидкость. И взорви их к черту.
Хадсон изумленно на нее воззрился. Тревогу сменил страх.
— Астероиды?
— Да нет, тупица! Системы. Тебе не придется даже причаливать, бей по ним лазером. Тогда на Монтерее останется единственный источник питания, — она радостно улыбнулась. — У Организации и так забот полон рот. Зачем их загружать дополнительной работой по обслуживанию всех этих сложных устройств? Пожалуй, поеду туда прямо сейчас, вместе с нашими экспертами, и освобожу бедняжек.
Рассветом в прямом смысле слова назвать это было нельзя, потому что солнца над горизонтом больше не было. Тем не менее в соответствии с заведенным ритмом смены дня и ночи, утраченным на Норфолке, темное небо над низинами постепенно начало розоветь. Лука Комар ощущал этот процесс, потому что и он был его участником. Явившись сюда, он освободился от криков душ, населявших потусторонний мир, от их злобных и мучительных стонов. Взамен он обрел чувство единения.
Родился он в амстердамском аркологе, в конце двадцать первого века. Это были годы, когда люди все еще надеялись на излечение планеты, считая, что с помощью высоких технологий возможно повернуть время вспять и вернуться к никогда не существовавшей пасторальной, безмятежной жизни. В юности Лука мечтал о цветущей земле-саде с белыми и золотыми городами, раскинувшимися до горизонта. Сын последних хиппи на Земле, он сформировался с убеждением, что единение людей — это все. Когда ему исполнилось восемнадцать, действительность впервые ранила его, и ранила жестоко: надо было искать работу, квартиру и платить налоги. Приятного мало. Он возмущался этим, пока тело его не умерло.
Теперь же, украв новое тело и обретя необычайные способности, он объединился с другими обитателями этой планеты, желавшими создать собственную Утопию. Единение, словно кокон, окутывало планету, придя на смену установленному изначально порядку. Стоило новым обитателям Норфолка всем вместе пожелать рассвета, и приходил рассвет. Если же им хотелось ночи, свет послушно исчезал. Каждый раз при этом он вкладывал частичку себя в создаваемую ими совместно Утопию: свои желания, частицу своей силы и постоянную благодарность за новую фазу своего существования.
Лука сидел на краю большой кровати хозяйской спальни. За окном быстро набирался сил рассвет над Криклейдом. С неба струилось серебристое тепло. Свет был таким плотным, что почти не оставлял места тени. Вместе с ним пришло предвкушение нового дня, осознание его ценности: ведь он мог принести новые возможности.
Тусклый рассвет, слабый и скучный, как и наступившие дни. Раньше у нас было два солнца. Мы наслаждались контрастом цвета и борьбой теней. Их энергия и величие вдохновляли. Но это, это…
Женщина на кровати, рядом с Лукой, потянулась и перевернулась на живот. Опершись подбородком на руку, улыбнулась ему.
— Доброе утро, — промурлыкала она.
Он улыбнулся в ответ. Люси была хорошим товарищем: она во многом разделяла его энтузиазм и обладала к тому же своеобразным чувством юмора. Высокая, с великолепной фигурой, длинными густыми каштановыми волосами. На вид ей было лет двадцать пять. Он никогда не спрашивал, в какой степени эта внешность была ее собственной и в какой принадлежала ее хозяйке. Возраст хозяйки или хозяина тоже быстро стал табу. Лука считал себя современным человеком: он ничуть не встревожится, если выяснится, что спит с девяностолетней женщиной. Главное — это как человек выглядит. То, что он видел, вполне его устраивало.
«Внешность Марджори граничит у меня с идолопоклонничеством. Увидела ли Люси это в моем сердце?»
Лука широко зевнул:
— Пора идти. Утром нам нужно осмотреть мельницу. Я должен знать, сколько посевного зерна у нас осталось на западных фермах. Я не верю тому, что говорят мне фермеры. Это не соответствует тому, что знает Грант.
Люси состроила гримасу.
— Ну вот, после недели в раю — на грешную землю.
— Раем это никак не назовешь.
— Мне ли не знать. Подумать только — работать, когда ты уже умер. Это недостойно.
— Возмездие за грехи, миледи. В свое время мы достаточно повеселились.
Она снова легла на спину.
— Это уж точно. Знаешь, когда я была жива, меня постоянно угнетали. Сексуально.
— Аллилуйя, вот это угнетение!
Она хрипло рассмеялась, а потом стала серьезной.
— Сегодня я работаю на кухне. Буду готовить завтрак рабочим, потом понесу его в поле. Черт возьми! Как случилось, что мы возвращаемся к тендерным стереотипам?
— Что ты имеешь в виду?
— Да то, что только мы, девушки, занимаемся приготовлением пищи.
— Ну, не поголовно.
— Большинство. Ты должен придумать нам занятие поинтереснее.
— Почему я?
— Похоже, ты берешь здесь все в свои руки. Словно маленький барон.
— Хорошо, я перевожу тебя на другую работу, — он высунул язык, поддразнивая ее. — Ты будешь у меня секретарем.
Подушка ударила его по голове, чуть не свалив с кровати. Он схватил другую подушку и отложил подальше, чтобы она не дотянулась.
— Я не делал это сознательно, — уже серьезно заговорил он. — Просто люди говорят мне, что они умеют делать, и я нахожу им подходящую работу. Нужно составить перечень работ и записать, кто что умеет делать.
— Бюрократия на небесах — это даже хуже, чем сексизм, — простонала она.
— Считай, тебе еще повезло: у нас пока не введены налоги.