Приехали люди, вежливые, доброжелательные, с улыбкой подсовывали какие-то бумаги. Листов было море, и Дан совсем запутался. Ему всё разъяснили, вручили перо и даже в чернила обмакнуть помогли.
Жизнь вернулась на старую колею. В деревеньку завезли хлеб и позволили взбодрившимся рабочим торжественно изгнать драчунов. Новые бригадиры повели себя осмотрительно и на рожон лезть не стали. За то были приняты хоть настороженно, но не враждебно. В кошельке завелись империалы, в бокале - доброе вино; Дан закрутил роман с приезжей певичкой...
Когда к ним зачастила ослепительная Ириния, Дан не удивился. Небось, хитрый дядя приманивает к себе увешанную каменьями престарелую невесту. Чудаковатая Ириния улыбалась младшему Ринвейну ярко напомаженными губами и при этом хитро так подмигивала, с намёком. Тот тишком посмеивался: нервный тик её мучит или душевная болезнь?
Однажды вечером дядя откупорил запотевшую бутыль красного выдержанного и торжественно водрузил на стол.
- Празднику сегодня быть! Что смеёшься? Нашёл я тебе невесту, да какую! Девушка во всех отношениях солидная, и на возраст не смотри. Главное, она согласна. Я об Иринии. Слушай теперь...
Кто бы мог подумать, что дядя - настоящий знаток витиеватой словесности и вычурных комплиментов?! Дан выслушал, покивал и пьяненько хлопнул по столешнице пузатым серебряным фужером. Вино щедро плеснуло через край, но чего жалеть! Чай, не бедствуют.
- Да я не против! Буду ходить за ней с веником, песок подметать.
- Дурак ты! Через десять лет она превратится в старуху, и всё перейдёт нам! Жить на что собираешься? У тебя в кошельке моль дыру проела.
- Моль мою половину дохода не проела, а таким способом зарабатывать... Да у неё шея морщинистая, как у черепахи. Ну и шутки у вас, дядя!
- Какой доход?! Ты видел, что подписывал? Сам мне всё продал, всё! Я купил гнильё! И превратил в золото! Своими руками, вот этими!.. Вот, взгляни, я с тобой уже расплатился...
Дан не поверил ни собственным ушам, ни глазам. В документах с печатью гномьего банка и собственной его, Эданэля Ринвейна, подписью значилось, дескать, господин Ринвейн старший выкупил долю совладельца и в течение полугода с ним успешно расплатился. Бред какой! Дан потряс головой, но бред не исчез.
- Не трусь! - насмешливо хмыкнул дядя. - Дом остался за тобой, барчонок.
Знакомые гномы из банка отчего-то оказались на стороне Руфина. Марий даже пальцем у виска покрутил, мол, сам же подписывал да при свидетелях! Дан пошёл домой, но улицы казались ему чужими, незнакомыми. Присел на ступеньку храма Иллиатара перевести дыхание и невольно покосился на ветхую лачужку сиротского приюта. На крылечке четверо несмышлёнышей возились с котёнком, за ними приглядывала девочка лет десяти. Дети в чиненой застиранной одежде, а зверёк пыльный и наверняка блохастый, но так заразно веселятся! И язык не повернётся назвать их жалкой приблудой. А он, хозяин особняка, жалок. Дурак потому что, а не Ринвейн никакой. Барчонок паршивый... Пойти по друзьям и клянчить в долг? Ха! А кто даст? Пока золотишко в кармане бряцает, ты всем друг и брат, а оставшийся на бобах идиот никому не нужен.
Домой он вернулся под вечер, не обращая внимания на Руфина, поднялся в материну комнату. Открыл шкатулку.
- Где?
- Что? - дядя непонимающе приподнял брови.
Ничто больше не держало в этом доме, и дорожный мешок Дан собрал мгновенно. За воротами криво усмехнулся, представив себе выражение дядиного лица, когда в дверь к нему постучит матушка Силанья в компании святого жреца, капитана стражи Вышковиц и оравой разновозрастных детишек. По завещанию Эданэля Ринвейна особняк с прилегающей землёй поступал в полное распоряжение сиротского приюта при храме.
Следующей урок жизнь решила преподать в харчевне. Заведение не внушало доверия, но голод - не тёща, за дверью не обождёт. Дан старался быть настороже и от компании явных завсегдатаев отсел подальше в уголок. Поблагодарил подавальщицу, когда та брякнула на грязный стол щербатую тарелку с какой-то тюрей. Грустно поковырялся в мутной гуще, соображая, он помрёт сразу или помучается? Внезапный девичий вскрик резанул слух. Дан вскинулся и обомлел. Один из мордоворотов усадил подавальщицу к себе на колени и теперь щипал грязными пальцами за бёдра! Конечно, благородное сердце не выдержало. Положив руку на эфес сабли, Дан храбро вышел в центр комнаты и... вызвал мужиков на дуэль. Всех по очереди. Только селяне не желали знать о правилах дуэли. Потому всем скопом намяли бока "неместному", и тот неделю пролежал пластом у престарелой Варьи, не в силах шевельнуться. Впрочем, к знахарке его сами мужики и принесли, сообразив, что несколько перестарались. Выздоравливая, он безразлично рассматривал набивший оскомину закопчённый потолок деревенской лачуги и усваивал то, что втолковывала женщина.
- Городские... У тя шо, разум в ухи ушёл? Ишь какие, глядишь, крышу пробьют. Маланья давно привышная, знает, как денюшку лишнюю сбить. А он дуелю захотел! Дулю тебе, а не дуелю! Первым надо в бубен бить, а коль не можешь - тикай! На наших, чай, помутнение нашло, не иначе. Прикопали б под кустом, тада шо?
Дан научился "бить в бубен", "тузить под микитки" и ходить "стенка на стенку". Собралась компания таких же ловцов удачи, как он, и стали кочевать по всей Империи, сопровождая торговые обозы. Кое-где поминали их не слишком хорошо - пьяная драка и погром в трактире были делом заурядным. Съездили в Равенну, похохотали над столичными кошёлками в сопровождении вьюнош, бледных оттого, что лица напудрены и пестрят наклеенными мушками.
Затем - рабство. Даже когда ставили метку, Дан отказывался верить в реальность происходящего. Резкая, жгучая боль - и, как результат, клеймо в виде круга с вписанной в него буквой "Т". Собственность госпожи Ольмеды Тилорн. Тогда Дан и понял, что отнюдь не все женщины мира созданы для того, чтобы доставлять ему удовольствие.
Госпожа Тилорн доходчиво объяснила, что остроухий нелюдь в ошейнике и с рабским клеймом далеко не уйдёт, а если и выгорит чудом, то ни один корабль не возьмёт на борт беглеца. Дан не поверил, а зря. Первая же попытка бунта, и он на собственной шкуре прочувствовал коварство ошейника. Ругань и потрясание кулаком зачарованная вещица расценила как угрозу хозяйке и немедленно сжалась, перекрывая доступ воздуха. Попытка бегства завершилась в четверти версты от господских ворот с тем же результатом. И здорово повезло, что успели найти вовремя!
Дан стал покорным и безучастным, как баран, на которого каждый день точат ножи, да в последний момент откладывают. Как предполагал, госпоже Тилорн быстро наскучила безвкусная игрушка, но, увы, ошейник не сняли, клеймо не стёрли и его самого не вышвырнули вон. Экзотику перекупила бэя Адэланта, которой удивительно шло выражение "мужик в юбке". Хотя и это было неправдой - великолепная наездница женскую одежду не носила принципиально.
Какое-то время они мерили тракт в южном направлении. Дан шлёпал по лужам ветхими ботинками, дарёными от хозяйских щедрот душевных, его новая владелица ехала верхом на невозмутимом гнедом мерине. Солнце ушло на запад, когда Адэланта, наконец, обернулась.
- У тебя что, ноги стальные? - немного раздражённым хрипловатым голосом поинтересовалась она и лихо спрыгнула на землю.
- Да, госпожа, нет, госпожа! Чего изволит госпожа? Всё, чего изволит госпожа! Будут стальные! - привычно забубнил Дан, таращась на пряжку ремня Алэланты, внешне внушительную, но явно из лёгкого сплава. Филин...
Женщина подошла вплотную и резко вздёрнула его голову за подбородок, заставив посмотреть прямо в глаза, жёлтые, как у рыси.
- Вот что... Барана перед овцами корчи, а в моём бэйране нужен жеребец! - она хохотнула, сообразив, о чём тот подумал. - Я слышала, эльфы с лошадьми ладят, верно? Справишься? Эданэль?
Дан медленно соображал, что новая хозяйка старше его лет на десять и ниже ростом совсем чуть, а волосы её "цвета бешеной морковки". Так мама называла этот рыже-красный, как закатное зимнее солнце, оттенок.
- Шляпа, как у вас, пойдёт мне больше, чем ошейник. Наверное.
- Да забирай!
Адэланта курила трубку, пила неразбавленный ром и травила такие шутки, что потенциальные женихи разбегались, не выдержав испытания. Нянька Зофа ругалась, конечно, всплёскивала руками и твердила, дескать, Браго нужен отец. Без толку! Впрочем, откуда взялся малыш с местным красноватым оттенком кожи, история умалчивает.
Дану понравилось лихо заламывать шляпу и восклицать "Хайдо!", как коренной ильмарранец. Привык к табуну карих и перепадам настроения Адэланты.
А годы шли.
***
Люди говорят, будто Дорога Жизни полосата как заморская зебра, но что могут знать те, чей век столь недолог? Дан прожил без малого одну человеческую жизнь и пришёл к выводу, что она похожа на радугу. Для теперешней полосы он выбрал красный, цвет крови и опасности, с лёгким отливом в нежно-оранжевый, пахнущий персиками. К утреннему визиту Летти приготовился с должной тщательностью: полностью оделся, затянув пояс так, что едва мог вздохнуть, и даже какой-то ароматической водичкой не побрезговал. Дышать расхотелось окончательно.
Летти как нарочно ждала, пока он закончит приготовления, и постучалась аккурат вовремя. Дан схватился за плечо, девушка потянула носом и чихнула.
- Госпо...
- Дан.
- Дан! - кивнула Летти. - А... вы отраву для моли пролили, да? Ничего страшного, я сейчас проветрю... А что с плечом?
- Мышцу потянул, когда моль в шкафу травил! - скороговоркой выдал Дан прежде, чем успел сообразить, что именно. Шумно перевёл дух.
- Сами?! - восхитилась служанка.
- Сам!
- Очень болит, да? А может... я разомну?
Дан прикинул, что утренний массаж будет короче вечернего, и вздохнул снова. На сей раз с непритворным сожалением.
- Летти, оно пройдёт само, лучше помоги мне заплести косу. Буду бесконечно благодарен!
Окно распахнули настежь, но он не чувствовал запаха ветра. С сонной ленцой наблюдал, как колышутся жемчужно-серые кисейные занавески, а под ними на полу так же вяло шевелятся тени.