— Мюфини.
— Не поддерживают ли Антаги? — захотел я узнать подробности, вспомнив спор темного эльфа и Эда.
— Скорее всего. Но как это доказать? Будь у нас твердые и не опровержимые факты, можно было такой международный скандал закатить, — лейтенант предвкушающее закатил глаза, — Торговый Союз так просто не отмыл бы авторитет.
Из города воины уходили, набравшись злой решимости и с горящим желанием мести в груди. И не только в моем подразделении витало такое настроение, весь полк поддался таким мыслям, наслушавшись историй жрецов и похоронных команд, подкрепленных визуальными подтверждениями.
Наш переход прошел безмятежно с однообразной картиной расцветающей и безлюдной весенней степи, покрытой зеленью вылезшей под лучи ласкового солнца. Пока еще дарящего мягкое тепло пробуждающейся жизни, но через несколько месяцев оно превратится в безжалостного убийцу, жадно высушивая влагу из земли, сменяясь раз в сутки на ночной холод. Окончание ознаменовалось вхождением в стойбище Урак-Казы, в переводе означающее след коня.
— Развернитесь в парадный строй, — скомандовал Сажан, хотя от полковника такого приказа не поступало, — покажем дикарям мощь Империи в полный рост.
Солдаты подобрались, без суеты четко встали в ряды и, чеканя шаг, двинулись по направлению к центру поселения. В моем отделение кадавры вышли вперед, сначала контактники, за ними унивесалы, а затем стрелки. Отставая на два шага от монстров, шел я, а за моей спиной по пять человек в три колонны синхронно двигались инженеры, прижав к груди арбалеты.
Из юрт покрытых шкурами высыпали степняки. Какие-то они чудные. Низенькие, в халатах и все на одно лицо. Как они друг друга отличают? По голосу что ли? Кожа смуглая, волосы длинные и черные как угли от костра. Между Мужчинами и женщинами не замирая ни на мгновение, шмыгали, получая иногда подзатыльники, любопытные дети, пытаясь рассмотреть все-все. Копия взрослых, только поменьше и босиком.
— Амари хаши(железные демоны)… Мпери тасу амари сяказ(имперцы приручают железных чудовищ)… — долетали до меня удивленные обрывки фраз от толпившихся ордынцев.
Хотя языка я не понимал, но интонации ясно передавали людской шок от не виданного в здешних краях зрелища — механических воинов. Прав лейтенант что они дикари, наверное и читать не умеют. Хорошо если один из сотни владеет письмом. На моей родине, конечно большинство населения тоже безграмотно, но это за счет крестьянства. В селе если умеешь по пальцам сосчитать до ста уже умный. А если нужно бумагу, какую прочитать да записку написать, коли в кои веки нужда возникла, можно местному жрецу или иному знатоку поклониться подарком или иной услугой и он все сделает как надо. В городе практически каждый житель хотя бы по слогам, но умел читать. Даже беспризорники и нищие.
Я презрительно посмотрел на них испытывая гордость от того что в моей стране самое лучшее в мире образование и передовые научные достижения. И эти варвары, живущие в грязи, посмели напасть на нас?
Не успели мы пройти и десятой части стойбища, как словно из-под земли внезапно появился и перегородил дорогу степняк в сопровождении семерых воинов с кривыми саблями и сморщенного старика обвешанного амулетами, бусами, сушеными травками и частями животных. По любому шаман, готов поставить свое месячное жалование против десяти, что это так. Из-за его спины выглядывал тощий паренек, буквально недавно вышедший из подросткового возраста, в похожем обвесе, только скромнее и в меньшем количестве. А это его ученик, несомненно. Эх, повезло же ему родиться с даром. Я готов поселиться в подобной дыре, лишь бы чародействовать.
— Вай, гости дорогие! Мы вас давно поджидаем, — с легким акцентом почти не коверкая речь, быстро затараторил встречающий. Похоже, самый главный — вождь, — уже барашки заготовлены. Прямо сейчас резать прикажу. Будем вино пить, халву, мясо кушать и красивые слова говорить. Гость в доме — счастье для хозяина.
Нас мягко развернули и, не прекращая потока фраз, с восхвалениями богам и небесам, попросили размещаться на краю стойбища. Солдаты быстро разгрузили обозы, привычно поставили палатки. И рядом с местным племенем как по волшебству за пару часов появился лагерь. Идеально организованный, с ровными рядами параллелепипедов-домиков из ткани и караулами. Можно прямо сейчас зарисовывать в учебники в качестве наглядной иллюстрации.
При первой же свободной минуте легко удалось найти носителя местного языка. Это был какой-то нищий доходяга. В племени существовала что-то вроде касты полуотверженных. Без личного имущества, в обносках, всеми презираемые и периодически битые окружающими. Итогом жестов рук, мимики лица и демонстрации медяков стало его согласие на проведение обмена. По моему скромному мнению он даже не понял, что я хочу от него. Просто деньги произвели на него гипнотическое действие, пусть и столь малая сумма. Вон как глаза жадно заблестели. Как только их увидел на моей ладони, сразу сграбастал и дал деру. Я даже опешил от наглости по началу. Но где ему тягаться в скорости и реакции с бывшим почти вампиром. И пяти шагов не сделал, как его нагнали и произвели простейшую подсечку. А когда неловко шлепнулся на землю, добавили слегка ботинком по худым ребрам. Дозировано, ему много не надо, не поломать бы. Что за ничтожество! При падении даже не попытался сгруппироваться и защитить тело от удара об поверхность. А дурацкая попытка воровства? Каким идиотом надо быть, что бы пытаться убежать от человека, который явно превосходит тебя физически. Тем более предлагал же ему заработать честно, даже приготовился торговаться и накинуть три монеты сверху.
Я, сделав шаг в сторону, закрыл ему путь к бегству. Он, закрываясь телом от ожидаемых побоев, отполз и поднялся, приняв униженную затравленную позу. Голова вжимается в плечи, в глазах обреченная безнадега. Похоже, что ждет продолжения ударов. Бес! Ну не зверь же я, какой! Стараясь его не пугать, миролюбиво спокойно без резких движений пытаюсь ему объяснить ситуацию. Не понимает. Ну и тупой! Истратив все свои лицедейские навыки, донес до него смысл требуемого. Во всяком случае какое-то понимание на его физиономии проступает. Медленно подхожу, держа деньги в поле его зрения. Только теперь крепко сжимая в кулаке, во избежание повторных попыток кражи. Накидываю ему бечевку на шею и пальцами одной руки ломаю амулет точно по изгибу пластины. О боги! Голову словно прошибает молния. Как больно! Валюсь на землю вместе с донором. В ушах звенит. Мозг работает, словно с помехами, как не исправный кадавровый процессор. Глаза передают отдельные картинки, вместо сплошного потока событий. Вот из носа нищего капает кровь. Приподнялся. Сгреб с земли, выпавшие из моей ладони, медяки. Не вставая с четверенек, быстро удаляется от меня, что-то крича про шайтанов. Плевать! Как мне хреново.
Слегка прочухавшись и приведя себя в порядок в палатке, я побрел на главную площадь. Ноги немного подрагивали, но с каждым шагом ходьба становилась увереннее. Ветер доносил до меня запахи костров, мяса и звуки человеческих голосов. Все чины, в том числе и сержанты, кроме дежурных по лагерю отправились на организованный вождем пир. Добиться от степняков трезвого стола не удалось, и до нас довели негласный запрет на алкоголь, с угрозой существенных наказаний. Правильно, мы считай, что на войне, а значит для всех сухой закон.
Сослуживцы потеснились освобождая мне место и я плюхнулся туда. Сидеть пришлось не привычно, без стульев поджав ноги. Дикари, что говорить. С непривычки конечности сразу затекли. Приходилось их все время разминать, перенося вес тела с одного бока на другой. Еда надо признать была великолепна. Множество мясных блюд. А что еще голодным здоровым мужикам надо? Был слышен только хруст разгрызаемых костей и треск отрываемых кусков баранины. Еще было много фруктов и овощей. Откуда? Они же не земледельцы, а кочевники. Или все же что-то выращивают? Больше всего я налегал на сочную мякоть дыни. В империи данный плод редкость. Помню в детстве мне как-то удалось попробовать один кусочек. Толи угостил кто из знакомых придя в гости, толи на каком-то празднике. Смутно всплывает картина с множеством людей. Вкус необычной еды сразу врезался крепко в память. Увы, с тех пор побаловать рецепторы языка той диковинкой не удавалось. Но зато сейчас я оторвался полностью.
Единственное что омрачало торжество живота это жуткая головная боль и легкая тошнота от ритуала получения нового языка. Беря очередной кусок с толи низенького столика, толи деревянного подноса с ножками морщусь, вспоминая произошедшее. Амулет подействовал, но тогда я готовился к смерти проклиная косоруких магов-менталистов изготовивших, как мне думалось, бракованную вещицу. И лейтенант хорош. Голова будет немного болеть! Ничего себе, а как тогда много? Такое чувство, словно череп попал между жерновами мельницы.
Кроме слабых рвотных позывов появился чудовищный голод. В желудке словно месяц не было ни единой крошки. Терпя редкие спазмы живота, набиваю его с невероятно скоростью. Вроде бы уже полон и еда не лезет, а есть все равно хочется.
Ко мне подходит прислуживающий раб, молча сгребает кости и огрызки фруктов. Уносит. В империи невольники запрещены уже не первое столетие и нарушивших закон судили. А в Орде это дело процветает и не думает прекращаться. И своих должников обращали и пленников захваченных в соседних стойбищах или в набегах на соседние страны.
В центре пиршества сидит хан в имперском деловом костюме. Похоже подчеркивает свою дружескую позицию по отношению к Империи. По левую руку среди приближенных воинов разместился шаман, грызет кость пожелтевшими зубами и недобро зыркает как и на кирасиров, так и на вождя. Явный противник союза с нами. Справа находится полковник, в перерывах между едой что-то негромко говорит главе племени. Тот всячески поддерживая разговор много шутил, произносил тосты и всячески высказывал свое расположение к собеседнику.
Заклинание, наложенное на амулет начинало действовать и я худо-бедно через раз понимал то, что говорили ордынцы. Правда, смысл фраз доходил с опозданием словно вспоминаешь давно забытое.
— Я шесть лет проучился в Хадрисазе. Чудесный город, клянусь копытами лучшего коня. А какая архитектура! А люди? Профессора, преподававшие мне лучшие мудрецы каких только можно встретить на земле. Каждое их слово на вес золота. Как умно они говорили. Я готов бить себя в лоб кулаком за то что, будучи глупым мальчишкой, не всегда внимал их речам. Увы, молодости свойственно пренебрегать опытом старших. Но терпеливые старцы сумели обучить меня многому и посчитали достойным получить диплом животновода.
— И теперь в степи не протолкнуться от стад баранов, — скрипуче добавил шаман.
— Вай, чем тебе не угодили бедные животные, — делано изумился хан, делая почти не заметные знаки руками наполненные просьбой замолчать.
— Это творения злых бесов. Где они пасутся там вырождается трава. Приходят разозленные ветра, а солнце, словно взбешенный волк кусает землю зубами засухи.
— Опять за старые бредни. Что за глупости ты несешь. Мои пастухи весь год пасли стада у речки Ураги, а растения какие были такие и есть.
— Дурак, если хворь проникает в тело человека это еще не значит что окружающие видят как он погибает. Болезнь может десятилетиями прятаться, высасывая силы тела. Степняк должен жить только лошадями. Конь кормит всех степняков, а бараны обогащают жадных за счет остальных. Пусть имперцы выращивают их на своих землях. Духи говорят, что овцы копытами ранят нашу землю и заставляют ее страдать.
— Они заблуждаются или ты их не правильно понял.
— Идиот, — весь затрясся от злости дед, — я начал говорить с духами, когда у тебя бабка молодухой бегала и еще не носила в своем чреве твоего отца. И духи никогда не ошибаются. У тебя в голове разума меньше чем у навозного жука.
— Не позорь меня перед гостями. Не порть людям праздник.
— Кого ты называешь гостями, выродок? Этих тварей? Наши предки ходили на них за рабами и добычей, да обкладывали данью. При появлении Орды они трусливо бежали, прятались в лесах и болотах. А теперь ты ублюдок преклоняешься и лебезишь перед ними, как паршивый пес ползает перед победителем, показывая брюхо.
— Что себе позволяешь? — вскочил на ноги вождь, — как со мной говоришь? Живешь моей милостью и посыпаешь оскорблениями! Иди и проспись старик. Слишком много вина плещется в твоем животе. Хасур, Дисаф проводите его до юрты и помогите его ученику уложить наставника в постель.
— Не надо, — отмахнулся тот рукой от поднявшихся воинов и плюнул на стол, — я сам дойду. Не хочу сидеть среди тех, кто пришел горя желанием погубить степь и набить карманы быстрыми деньгами причиняя нам бед. Вы рушите наши капища и уничтожаете веру в предков-покровителей и добрых духов. Затем с ваших земель в степь идут насаждать чуждых богов миссионеры. Орда начинает забывать тех, кому поклонялась и кто нас защищал испокон веков.
Молодежь жадно глядит на диковинки привозимые купцами и перестает слушать мудрецов, отмахиваясь и называя их выжившими из ума пеньками. Из империи дует ветер разврата и разгульности в наши юрты. Никто не хочет учиться у стариков. Женщины перестают рожать сильных батыров, справедливых ханов и искусных шаманов. Скоро некому будет встать на защиту Орды в годы испытаний.
Ругаясь и проклиная, он ушел с пиршества, исчезнув в темноте. По пути успев заехать посохом в замешкавшихся и не успевшим освободить ему дорогу. Долго до нас доносились его оскорбления.
— Хан в отчаянном положении, если рискнул спорить с колдуном, — наклонившись к соседу, негромко сказал сидевший рядом со мной капитан, — обычно вожди стараются не противоречить чародеям. Похоже, набирающий влияние Муфини сильно его пугает. Их рода враждуют не одно поколение. Попадись он к нему в руки, легкой смерти не будет.
— Прошу простить меня за нелепое происшествие, — всем видом изображая как ему неприятно поведение деда сказал хан и просительно сложил руки, — крепкое питье мутит разум и сильным воинам, что говорить про пожилого человека. Не внимайте пьяным словам. Утром он проспится и раскается за грубость гостям.
— Мы все понимаем и не обижаемся, — с дипломатичным тактом произнес полковник, — глупо сердиться на выпившего. Хмель часто заставляет людей сориться, но мы не поддадим напрасному гневу. Давайте забудем досадное недоразумение.
На мой взгляд, шаман не так уж много выпил и был вполне трезв. А главные просто не захотели раздувать ненужный конфликт из-за его склочного нрава. У каждого был свой интерес в союзе. Хотя наверняка каждый не доверял другому полностью.
Хан махнул рукой и появился баюн-былинщик с… не знаю, как этот музыкальный инструмент назвать… что-то типа гитары. Только уже и с пятью струнами. Выгоняя из-под пальцев однообразный ритм, он исполнил песню про коня и кобылицу, рассказал пару сказок, историю о последнем Великом Хане и как от поступи его иноходца с семью хвостами дрожала земля до океана. Вождь благосклонно слушал его и в конце бросил расшитый бисером кошелек. Звякнувший мешочек был тут же пойман в полете и мгновенно засунут за пазуху.
На лицах моих сослуживцев была написана откровенная скука, но мне неожиданно понравилось. Звуки, конечно, действовали отупляюще, но сказания привлекали меня, прежде всего необычностью. В империи их обычно рассказывают только маленьким и совсем по-другому. Сразу видны отличия в мышлении народов. Особенно интересна была сказка о коршуне, зайце и птенце-синехвостке. Весьма поучительный конец.
Когда пир немного подзатянулся я, сделав вид, что хочу отойти по нужде, выскользнул из-за столов. Все равно никто не заметит моего исчезновения. Голова разболелась еще сильнее, а гудящий шум множества переговаривающихся людей действовал угнетающе. Проклятый амулет менталистов! Уже вечер, скоро отбой лучше лягу и полежу в палатке. Покой и сон лучшее лекарство. Промучившись и пролежав все бока, я понял, что заснуть не удастся. Посмотрел на слабосветящийся циферблат механических часов. Уже за полночь. Кстати мне их наставник из ВАКа подарил перед поездкой в учебку, наудачу. Он с ними тоже служить начинал. Надежные, армейские. Противоударные и водонепроницаемые. Правда, старой модели. Такие сейчас не производят, но работают как новенькие. Вот что значит военное изделие. На века.
Надо будет навестить старика. Скучает, поди. Грайдон меня чуть ли не за сына считает. Как он там? Ближе него у меня больше никого не осталось. Давно его не видел и не общался. Несколько наспех написанных писем в перерывах между заботами не в счет. Это становится уже постыдным проступком. Попрошу как-нибудь у начальства отгул и съезжу к нему.
Занятый крутящимися в голове мыслями я откинул полог входа и выбрался наружу из палатки. Поежился от коснувшейся кожи ночной прохлады. Стояла не привычная тишина, только не знакомые насекомые стрекотали в траве. Кто это? На привычных кузнечиков не похоже.
Может вернуться и накинуть что-нибудь поверх тонкой камуфляжной майки? Я поколебался пару мгновений, почесывая короткий ежик стриженой белобрысой макушки. На шее, на цепочке легонько покачивался номерной жетон, давно ставший, словно еще одной частью тела. Нет, не стоит, а то еще разбужу кого из парней. Они и так намаялись за день пока, я сидел на пирушке. Пусть отсыпаются. А холод это даже хорошо. Бодрячок! Может башка проясниться и боль хоть немного отступит. Прогуляюсь по лагерю, подышу свежим воздухом и на звезды полюбуюсь. Дома у меня на чердаке стояла подзорная труба. Прям как у настоящих астрономисов! Только чуть меньше. Отец изредка что-то выглядывал на небе и высчитывал на бумаги. Наверное, высчитывал положение стихий и сил. Порой при приготовлении некоторых зелий это очень важно. А то вместо укрепляющего лекарского состава для больного можно получить ядовитую смесь.
Так вот, глядя в увеличительные стекла на небесные тела, я мечтал, что люди когда-нибудь сумеют построить кадавра, который сможет взбираться по воздуху далеко вверх, и на нем все будут ездить на луну как в соседний город на поезде.
Эх, хорошо иметь вампирское зрение все видно ночью как днем, только в черно-белом цвете, думал я, сидя на камне рядом с палатками и воображая, как и раньше о небесных полетах. Даже начал придумывать возможные варианты постройки механизмов. Не всерьез, естественно. Слишком, сложная проблема. А от нечего делать и что бы отвлечься от головной боли.