- Ты позволил мальчику подвергнуться опасности...
- Опасности? - воскликнул Ннанджи. - Это его ремесло! Но никто не дал ему права нарушать законы!
- В самом деле? - Хонакура поднял брови. - Законы весьма мудрены, адепт. В отличие от сутр, их нельзя четко выразить словами. Какой в точности закон Сена нарушил твой подопечный?
- Я... в точности?
- А! Ты не знаешь? - издевательски усмехнулся Хонакура. Ннанджи покраснел от ярости.
- Все законы запрещают менять метки!
- Он не менял свою. Она там, где и была. Он нарисовал поверх нее полосу, но ее можно смыть.
- Значит, он нарушил запрет менять гильдию!
- Рабы не принадлежат ни к какой гильдии.
Уолли постепенно начал оценивать весь юмор создавшегося положения. Старый жрец, похоже, заманил Ннанджи в ловушку. Сам же он не видел ничего особенного в переодетом воине; это и был ответ, которого он искал. Катанджи мог помочь ему обрести знание, "дать ум", как предполагала загадка, так что все это было частью божественного плана. Он вновь ощутил надежду.
- Всегда считалось незаконным менять свой ранг! - настаивал Ннанджи.
- Позволь не согласиться. Все законы, которые я слышал, запрещают повышать свой ранг. Твой брат понизил свой.
Ннанджи что-то неразборчиво пробормотал в ответ.
- Катанджи понял это, старик? - спросил Уолли.
- Возможно, не сразу, - признал Хонакура. - Но я все ему объяснил.
- Ты испортил моего подопечного, ты...
- Спокойно, Ннанджи! - сказал Уолли. - Он прав. Похоже, никакой закон не был нарушен. Кто может запретить воину носить полосу раба? Однако одно меня все-таки беспокоит...
- Честь!
Дверь распахнулась, и вбежал юный Матарро, с большими, словно шпигаты "Сапфира", глазами.
- Он ходил в башню, милорд!
- Он... что?
Мальчишка отчаянно кивнул.
- Он был в башне у колдунов! Лаэ говорит, он столько всего там видел!
И новичок Матарро снова исчез, вернувшись к своим обязанностям. "Сапфир" отходил от причала.
"От другого - ум возьмешь". Уолли повернулся к Ннанджи - и даже Ннанджи был ошеломлен.
- Адепт, поздравляю: твой подопечный продемонстрировал достойную подражания отвагу!
Не было высшей похвалы, которую мог воздать один воин другому, поскольку среди воинов считалось, что отваге и чести можно научиться лишь на примере других.
Ннанджи несколько раз молча открыл и закрыл рот. Затем его принципиальность и гнев взяли верх.
- Оправдывает ли отвага сама по себе бесчестие, милорд брат?
- Я не вижу никакого бесчестия! Он еще не может служить Богине своим мечом. Он пытается служить Ей всеми средствами, на какие способен. Я восхищен его самоотверженностью. Я аплодирую его героизму.
Ннанджи несколько раз глубоко вздохнул, с видимым усилием успокаиваясь. Он неуверенно улыбнулся.
- Что ж, я полагаю, он храбрый маленький дьяволенок...
- Он хочет стать достойным своего наставника.
Лицо Ннанджи снова покраснело. Он что-то пробормотал и отвернулся. Уолли и Хонакура улыбнулись друг другу.
Но теперь пора было подумать о восстановительных работах. Отношения внутри команды понесли существенный ущерб.
- Скажи мне, подопечный! - сказал Уолли. - Не велел ли ты ему держаться подальше от девушек?
Ннанджи снова повернулся к нему с удивленным видом.
- Ну да! Но, конечно... - он пожал плечами.
- Конечно - что?
Ннанджи ухмыльнулся.
- Конечно, он знал, что я вовсе не имею этого в виду. Ни один воин не воспримет подобный приказ всерьез, милорд брат!
- Зато я имел в виду! Я воспринял это всерьез!
Ннанджи, казалось, был озадачен.
- Почему? Воин? Это же честь...
- Моряки могут так не считать!
- Что ж, придется!
"Боги, дайте мне силы!" - подумал Уолли. Каким-то образом Ннанджи удавалось сочетать пуританскую этику с моралью уличного кота.
- Я говорил тебе, мы не свободные меченосцы. Даже если бы мы ими были...
Дверь снова распахнулась, на этот раз пропустив Томияно. Он подошел прямо к Ннанджи и протянул руку. Томияно улыбался?