Пахирту открыл глаза. Вид у него был удивленный.
- Брат, - сказал он, наклоняясь ко мне через стол, - тебе никто не говорил о том, что ты - великий воин?
- Госпожа Алкуина.
- Она имела в виду не то, - отмахнулся он. - Нет, я о другом. Твое астральное тело - это тело великого воина. Но оно какое-то... изорванное, что ли.
- Раны залечил? - спросил я грубовато. - Или мне так и ходить израненным?
- Залечу, - обещал Пахирту. И придвинул ко мне прейскурант. - Шесть сиклей - внутриполостная операция, четыре сикля - обычная. Заживление астрального рубца - два сикля. Можно также произвести косметическую операцию по улучшению цвета астрального лица на сорок один процент, но, я думаю, тебе это не нужно...
- Держи десять сиклей, - решился я. - И лечи, что нужно.
Он незаметным движением принял у меня деньги, ловко препроводив их в карман, и встал.
- Прошу в операционную, - сказал он.
Я прошел за ним в закуток, отгороженный от комнаты занавеской, и столкнулся нос к носу с огромным мрачным изваянием Нергала. Нергал глядел черными деревянными глазами, как живой. Я вздрогнул.
Пахирту велел мне ложиться и закрыть глаза. Сказал, что операция продлится долго, потому что я весь изранен. Буквально разорван на кусочки. Он, Пахирту, вообще не понимает, как я до сих пор жив, имея такие многочисленные ранения астрального тела. Затронут астральный желудок и практически отказало левое астральное легкое.
Я лег и закрыл глаза. Ничего не происходило. Пахирту стоял надо мной. Вроде бы, водил руками. Время от времени приоткрывал третий глаз и вглядывался.
То и дело Пахирту хмыкал. То ли не нравилось ему что-то, то ли наоборот, нравилось.
Наконец, я замерз и беспокойно зашевелился. Пахирту вскоре объявил, что операция закончена и жизнь моя вне опасности. Подал руку, помог встать.
- Ну как? - заботливо спросил белый маг.
Мне и в самом деле стало легче. О чем я и поведал магу.
- Вот и хорошо, - обрадовался он. Он обрадовался совершенно искренне. - Надо выпить по этому поводу, брат. Я устал. Ты перенес тяжелую операцию, а впереди у тебя отчаянные астральные битвы, я вижу.
Мы вышли из-за занавески. Мурзик, который в наше отсутствие забрался в кресло для посетителей и там задремал, испуганно вскочил.
Пахирту вытащил из нижнего ящика стола три бокала и бутылку эламского виски. Налил. Мы выпили. Мурзик так отчаянно закашлялся, так потешно вытаращил глаза, что мы с магом расхохотались.
- Что, брат, непривычно тебе? - спросил моего раба белый маг.
- Непри...вычно, - выдохнул Мурзик.
- Ну и не привыкай, - сказал Пахирту. И начал рассказывать.
Он рассказывал нам с Мурзиком о том, как вышло, что у него открылся этот самый третий глаз.
В молодости, то есть, двадцать лет назад, довелось Пахирту участвовать в войне с грязнобородыми эламитами. Там, кстати, и пристрастился к ихнему виски.
- И вот, братья, можете себе представить: ночь, ракеты вспарывают темноту, то и дело оживает и начинает стучать далекий пулемет... А назавтра - атака! Штыковая! Мы выскакиваем из окопа, несемся. Себя не помним. Скорей бы добежать, скорей бы вонзить штык в живую плоть... Страшно помыслить, не то что - сотворить. И вот - кругом кипит бой. У ног моих корчится эламит, в животе у него торчит мой штык. А мне тошно, меня рвет. И страшно, как никогда в жизни не было и, дай Нергал, уже не будет. Отблевался я, а эламит еще живой, корчится. Хрипит, чтоб зарезал я его. А я и подойти-то боюсь. Оцепенение на меня напало. От шока. Смотрю на него, как дурак, и жду, пока он сам отойдет. Живучий, падла, попался. Ногами бьет, головой колотится. Пена на губах показалась. Я глаза закрыл, чтобы не видеть. И представьте себе, братья, - вижу! Я покрепче веки зажмурил все равно вижу! Вижу, как корчится грязнобородый, и ничего поделать с собой не могу. Лоб пощупал, а там... а там третий глаз открылся! С той поры началось. Стал видеть прошлое и будущее. Поначалу только одно разглядеть и мог: кого в следующем бою убьют. Предупреждал, как мог. Много жизней спас. Когда война закончилась, только тогда и осознал, в чем призвание мое...
Тут виски кончился. Трехглазый Пахирту дал моему рабу те десять сиклей, что заработал на операции по поводу ранения моего астрального желудка и левого легкого, и велел купить еще. Мурзик с готовностью побежал.
Пока его не было, мы скучали. Разговор клеился плохо. Вскоре Мурзик вернулся. Принес дешевое пиво, воблу и сдачу в пять сиклей и три лепты. На стол выложил. Сикли хрустнули, лепты звякнули, пиво в бутылках стукнуло, а вобла прошуршала.
Мы открыли пиво и смешали его с виски. Пахирту рассказывал один случай из своей практики за другим. Некоторые были смешные. Я, в свою очередь, пригласил его посетить нашу фирму "Энкиду прорицейшн". Узнав, что мы с ним не просто братья, но коллеги, Пахирту разрыдался и полез обниматься. Я приник к его груди. Пахирту закрыл глаза. Слезы текли у него из-под век. Третий глаз помаргивал куриным веком и растерянно озирался по сторонам.
Мурзик набрался исключительно быстро и ушел блевать на газон, чтоб не поганить господский паркет, как он потом объяснил.
Мы засиделись у белого мага до темноты. Потом взяли рикшу и погрузили меня в плетеную корзину. Мурзик побежал следом. Несколько раз он падал и жалобно кричал из темноты, чтобы его подождали.
На следующий день я не пошел на работу. Лежал на диване, отходил. Грезил. Лоб себе щупал - может, и у меня третий глаз откроется. Ицхак, забежавший проведать меня в обеденный перерыв, сказал, что логичнее было бы предположить наличие третьего глаза у меня в жопе.
Мурзик подал гренки в кефире. Я с отвращением съел. Мурзик обтер мой подбородок, залитый кефиром, переодел рубашку, которую я тоже запачкал, пока кушал, и ушел на кухню - мыть посуду.
Я откинулся на диване. Позвал Мурзика. Приказал включить телевизор. По телевизору шла всякая муть. Несколько минут Мурзик переключал с программы на программу. У нашего телевизора есть и дистанционное управление, но Мурзик ему не доверял. Боялся, что телевизор от этого взорвется. Ему кто-то на строительстве железной дороги рассказывал, что был такой случай.
Потом я велел выключить телевизор и убираться. Мурзик ушел.
...Может, бабу? Или нет, не надо бабу. Какая баба, себя бы в рамках туловища удержать, наружу не вывернуться...
...Так все-таки что со мной случилось? Гад ли космическую энергию мне перекрыл, астральные ли паскуды тело мое искромсали? Может, это все от плохого питания?..
Тут в дверь позвонили. Мурзик не слышал. У него в кухне вода шумела.
- Мурзик! - крикнул я. - Мур-зик!
Он прибежал - руки мокрые, в мыле.
- В дверь звонят.
Мурзик открыл. Кто-то, не переступая порога, заговорил. Мурзик вполголоса ответил. Там поговорили еще. Мурзик ответил громче:
- Да не надо мне! Ну вас, в самом деле...
И захлопнул дверь.
- Мурзик! - капризничая, прокричал я с дивана. Когда он вошел и встал в дверях, спросил: - Кто приходил? Опять дворник? Ты что, снова мусор в окно вытряхивал? А? До помойки дойти лень? Смотри у меня...
- Да нет, - нехотя ответил Мурзик. И отвел глаза. Он был заметно смущен. - Это эти... из профсоюза.
- Из какого еще профсоюза?
- Ну, из профсоюза "Спартак", - пояснил Мурзик. - Это профсоюз такой рабский есть. Каждый месяц вноси в ихнюю кассу одну лепту. На выкуп, то есть. Когда подходит твой черед, тебя выкупают на профсоюзные деньги. Свободным, то есть, делают.
- Никогда не слышал.
- А зачем вам о таком слышать, господин? - удивился Мурзик. - Вы человек благородный и знатный. Вам рабский профсоюз как, извините, не пришей кобыле хвост...