- Рабовладелец!.. Изувер!..
Я попытался проникнуть за порог, но не тут-то было - она билась об меня грудью, как птичка о стекло, и всё норовила заехать кулачком мне по носу.
- Погоди ты, - слабо отбивался я. - Дай хоть в дом войти...
- Бесчеловечное животное!
- Да замолчи! - рявкнул, наконец, я и поймал ее за руки.
Она пискнула. Укусить меня попыталась. Я отодвинул ее в сторону, вошел, разулся и снял куртку.
Цира, всхлипывая без слез, пошла за мной в комнату.
- Скотина... - на ходу говорила она. - Низкая тварь...
Я сел на диван, заложил ногу за ногу. Цира продолжала разоряться. Я узнал о себе много нового. Наконец, она примолкла. Надо отдать ей должное, разорялась она долго.
- Ну, - сказал я и поднял к ней голову, - и в чем, интересно, дело?
- В чем дело? - завопила она с новой силой. - Он еще спрашивает! Растленный работорговец!
Тут я не выдержал и заревел:
- Я противник рабства! Я аболиционист!
- Аболиционист херов! - вцепилась Цира в новую тему. - Противник рабства! А сам рабов пытаешь!
- Кого я пытаю? - надсаживаясь, заорал я. - Это ты меня пытаешь!.. Сучка белобрысая!..
- А Мурзик? - крикнула Цира. Она аж приседала от ярости.
- Что - Мурзик?
- Почему ты подверг его пыткам? - выкрикнула она. - Ты что же, думаешь, раз он купленный раб, то можно... так... Что он игрушка для твоей садистской... мелкой душонки...
Она задохнулась.
- Цира, - сказал я, - ты можешь оскорблять меня, но пожалуйста не трогай душу великого Энкиду.
Она с размаху плюхнулась рядом со мной на диван и наконец разревелась.
- Ну? - спросил я. - Что еще?
- Что ты с ним сделал? За что ты его?..
Я встал, неторопливо открыл комод, вытащил из-под стопки футболок пачку бумаг на освобождение Мурзика и швырнул ей на колени.
- Читай, - сказал я. И вышел на кухню.
Мурзику и впрямь было совсем худо. Глаз не открывал. Инфекцию ему занесли, что ли? Костоправы, одно слово.
Я нашел гарантийный талон и набрал номер телефона, указанный там. Сперва долго было занято, потом не брали трубку. Наконец нелюбезно осведомились о причине моего звонка.
- Да человек после вашего лечения помирает.
Там деловито осведомились:
- Жар?
- Да.
- Сколько?
Я не измерял Мурзику температуру - какой смысл, если и без того видно, - но ответил уверенно:
- Сорок.
Медикусы любят четкие, точные, лаконичные ответы.
- Возраст?
- Тридцать один.
- Хронические заболевания?
- Отсутствуют.
- Ждите бригаду.
- Когда? - спросил я.
- В течение суток.
- Так он помрет за сутки.
- А я что могу сделать? Дайте ему аспирин, если вы такой беспокойный.
И повесили трубку.
Я выругался и отправился обратно к Цире. Она уже закончила чтение документов и сидела смущенная.
- А, Цира, - сказал я, забирая у нее бумаги, - поняла теперь, что невинного человека опорочить хотела?
- Я же не знала...
- Да. Многого ты еще не знаешь о людях, Цира.