Карина задумалась. Помолчала.
- Да, пожалуй ты права, - спокойно сказала она. - Я бы тоже вот так хныкала...
Алиса вновь поднялась и обняла ее, теперь с нежностью. И тихо прошептала:
- Я думала, что не продержусь до конца дня, если не увижу тебя...
- Тогда я, похоже, очень вовремя, - улыбнулась Акиллер, тоже ласково. - А ведь меня хотели конкретно задержать...
- Значит, ты все-таки расскажешь несчастной Алисе Малининой, что с тобой произошло, и что означает все это?
- Уверяю. Для того я сюда и прибыла.
Она украдкой оглянулась. В уголке комнаты светился красный огонек камеры наблюдения.
- Но не здесь, - прошептала девушка, приставив палец к губам, - у стен есть уши.
Алиса чуть улыбнулась, поняв намек. Она взяла со стола журнал, забросила на плечо сумочку. Свободной рукой стащила со спинки стула легкую кожаную куртку. Кивнула на выход. Карина улыбнулась.
- А теперь скажи мне, наконец, - заговорила Алиса Малинина, как только красная машина выехала за пределы пустующей стоянки. - Где ты была вот уже три дня, если это - полнейшая чушь? - она небрежно бросила ярко раскрашенный модный журнал на панель. - И что случилось с твоим телефоном? У меня сердце останавливалось, когда оператор отвечал, что ты вне зоны доступа... Я все думала, что ты теперь действительно непостижимо далеко.
Карина краем глаза посмотрела на заголовок открытой статьи: "Карина Акиллер покончила жизнь самоубийством?". Как только машина остановилась на светофоре, девушка взяла журнал в правую руку. Броские факты, красиво развернутые фразы, трагический стиль... В такое заявление сложно было не поверить.
- Алиса, - она посмотрела на подругу, отдавая журнал, - тебе сказать все, как было, или все-таки не тревожить твои расшатанные нервы?
- С моими нервами все в полном порядке! - возмутилась блондинка и вдруг всхлипнула неожиданно для себя. Карина хихикнула. - Выкладывай все, как было.
- Что ж... Ты сама напросилась.
И Карина Акиллер рассказала все. И то, как она уехала в другой город за контрактом с поставщиком алкогольных напитков, ведь они с Алисой давно договорились об этом. Рассказала и то, как гуляла по узким улочкам, любуясь архитектурой и приветливыми людьми... Как пришла на мост, как стала разговаривать с Самиром. Как ее телефон сорвался с ограждения, а она попыталась его поймать. Что было дальше, она рассказала со слов очевидцев: перевернулась через ограждение и упала в реку. Концом истории, в которой ничего не было упомянуто о чудесной лестнице, огненных вратах и рассветной долине (вследствие странной потери памяти) служила фраза:
- И я вернулась сюда.
Алиса молча смотрела вперед. Потом на Карину. И снова вперед. Судя по всему, она просто не знала, как теперь реагировать. Конечно, и раньше ее подруга выкидывала непостижимые уму шутки или истории... Однако теперь совсем не тот случай.
- Карина, не время шуток, - сказала она предостерегающе. - Если вместо тебя на обложке красуется какая-то другая девица, очень тебя напоминающая, то нечего ломать комедию. Скажи правду, ты ведь знаешь, что я все пойму.
- Хочешь сказать, что вся эта история похожа на шутку? - она вскинула бровь, не отрывая взгляд от дороги. - Разве я когда-нибудь шутила на такие темы?..
- Ты шутила даже на темы съеденных кошечек и собачек, чье мясо торговцы суют в хот-доги! - воскликнула она.
Карина хохотнула, откинувшись на сиденье.
- Ну все же так шутят!.. И вообще, - она успокоилась внезапно. - Кошечки и собачки - это кошечки и собачки. А история моего воскрешения имеет непосредственное отношение к моей - слышишь? - к моей собственной жизни. Разве я бы стала доказывать тебе, что была мертва и лежала в морге, не имей я соответствующих фактов? Это, по меньшей мере, не смешно.
Алиса задумалась, не ответив.
- Веришь, я своими собственными глазами видела свидетельство о смерти. Дата на нем была - двадцать шестое апреля. Это как раз тот день, когда я приехала туда. Я даже не думала, что два дня станут для меня просто минутами... - Карина вздохнула. - Мне стоило нервов убедить всех окружающих, что я жива. У санитарки, которая видела меня в морге, случился припадок, старуха-техничка ушла на пенсию, а главврач слезно умолял меня дать ему образец моей крови, слюны и даже кожи. Видишь? - она показала маленькую незаметную полосочку на запястье - след от шрама. - Я разрешила только потому, что хотела как-то его утешить, ведь, сама посуди, если о моем случае где-нибудь узнают, Колосова запросто могут обвинить во врачебной некомпетентности... Уж не знаю, что такого найдет он в этом образце, но он обещал сохранить все в тайне.
Девушка, наконец, взглянула на подругу. Притихшая Алиса Малинина не решалась посмотреть ей в глаза и сказать, что верит каждому ее слову, каким бы безумным оно не казалось. Какое-то время в машине царило молчание. Слышался рык мотора, тонкий шорох резиновых шин по крепкому дорожному асфальту, писк сигналов включенных поворотников и едва слышимый звон брелока ключей.
- Скажи хоть слово, - вдруг прервала Карина, - твое молчание иногда выводит из себя. О чем ты думаешь?
Алиса пожала плечами. Заговорила безмятежно и с легкой небрежностью:
- А что я могу думать?.. Глупости, как обычно...
- Ну, раз ты так говоришь, тебе есть, что сказать. Давай, я вся внимание.
- Да вот... Кое-что мне действительно в голову пришло. Я думаю, что хочу разделять любую твою мысль... и любое дело обязательно. Пусть они и будут странными! Хочу смеяться твоим таким же странным шуткам, они частенько у тебя случаются. Еще хочу негодовать вместе с тобой, ненавидеть твоих врагов и, конечно, уважать твоих друзей. Я думаю, что хочу, чтобы ты думала так же. И даже если это мое желание неосуществимо, я знаю, что, будь ты ученой, я бы засела за старые учебники, будь ты писателем, я бы стала читать твои рассказы, будь ты хоть летчиком-испытателем, я бы летела на заднем сиденье твоего самолета и визжала бы от восторга... А потому теперь, - она взглянула в глаза ошеломленной Акиллер, - когда ты говоришь, как безумная, я тоже хочу быть безумной.
- Ты настоящий друг, - улыбнулась Карина. - И этим все сказано.
Моментально ей стало абсолютно спокойно. Умиротворение коснулось ее напряженного разума. Она думала, но не сказала, что если все люди в мире бросят ее и забудут, то один-единственный, такой маленький человечек на их фоне, будет ждать ее всегда, готовый разделить ее скорбную участь без всякого ропота или одолжений. Этот маленький человечек найдет способ утолить ее печали, где бы они вдвоем ни находились.
- Да, ты настоящий друг, - повторила Карина.
Между тем машина въехала в подъезд большого светлого двора.
В Одессе и по сей день встречаются вот такие вот большие и светлые дворы, в которых умиротворенно покачиваются на ветру каштаны, липы и незабвенные акации, чей цвет всегда украшал этот приветливый город на берегу Черного моря. В таких дворах, в тени деревьев, стоят лавочки, на которых приятно коротать время не только случайным прохожим, но и незабвенным старым еврейкам. Сердобольные женщины каждый вечер выходят сюда, чтобы накормить множество кошек, как повод встретиться с подругами. Тогда рыжие, серые, черные, полосатые животные покидают насиженные места под солнцем, где дожидались ужина, и бегут к толстым причитающим кошатницам, которые достают из кульков вареное мясо, сырую рыбу, селедку или, кому жаль кормить таким добром дворовую животину, кашу с кусками хлеба.
Считалось, что в одесских дворах могут прижиться только кошки, хотя, конечно, забредали туда и бездомные собаки, которым удалось бежать от вездесущей "Будки". В этих же дворах зародилась странная примета: если число кошек во дворе четное - жди хорошей погоды, если нет - быть дождю.
По окончанию кормления своих дворовых питомцев, кошатницы усаживаются на лавочки, ожидая подруг. В это время они успевают увидеть все: кто возвращается с работы с сумками, а кто - нет, кто идет чем-то озабоченный и не здоровается с ними, а кто - слишком веселый и жизнерадостный, кто приехал на новой машине, а к кому прибыли родственники. Все это кажется им подозрительным, и непременно становится темой обсуждения. Иногда же какая-нибудь дама приходит позже всех, однако это заведомо обещает интересную новость. Наверняка в былое время ее приход выглядел примерно так:
- Здрасьте, Клава! А вы слышали, шо этому несчастному Лаокоону опять отбили его мужское достоинство? - вопрошала "раздосадованная" женщина.
- А что, Сонечка, ушли социалисты, пришли коммунисты?
- Таки да! А как поживает ваш дедуля?
- Ох, бедный Абрам Исаакович умер намедни...
- Умер-шмумер, лишь бы был здоров!
Вот в таком дворе, укрытом тенями акаций, где ночью слышались драки кошек, и провела детство Карина Акиллер. Это со временем ее предприимчивый отец стал важным человеком и обрел больших покровителей, вследствие чего вся небольшая семья Акиллеров должна была переехать. Несколько лет Карина жила в родительском особняке под неустанным наблюдением начальника личной охраны ее отца, с коим и подружилась. Но потом, когда присутствие ее личной жизни в этом доме приравнялось всякому ее отсутствию, Карине надоело быть под вечным контролем. Под предлогом открытия "своего дела", она переехала. Взыгравшая ностальгия заставила ее вернуться сюда, где она проводила самые спокойные и непринужденные годы своей жизни. Отец выкупил для нее их прежнюю большую квартиру, нанял хорошего дизайнера, а его адвокаты оформили все документы. И вот уже полтора года Карина Акиллер жила в своем доме, несмотря на то, что ностальгия по родным местам со временем стала ослабевать.
В этом дворе все еще жили некоторые ее друзья детства, хотя и многие из них давным-давно переехали: дома здесь были старые, как сам город. Здесь Карина нашла свои детские тайники, в глубине которых еще находились изъеденный молью старый шарф, что мама некогда заставляла надевать; сдутый мяч соседского мальчишки; старые ржавые ключи и такая же ржавая подкова, которую они с приятелями умыкнули с двери дворника. Здесь она нашла старые надписи красками и крошащимся, однако надежным ракушником: "КАРИНА", "ЛЕХА", "САША". Эти имена были выцарапаны на одной из стен за длинной чередой низких гаражей. Там же были красками написаны едва стертые признания в любви и "наскальная математика": "Л. + К. = любовь", "М. + Ю. + Я. = друзья". Там она нашла первую "клевету" на себя, на своих друзей. Только теперь она не рыдала, как в детстве, а только усмехалась, вспоминая былое.
Теперь на лавочках не разглагольствовали шумные кошатницы - вместо них тихо беседовали пожилые женщины, которым было уже и не до кошек. Теперь не было больше уютных зеленых лавочек в тени акаций - на их месте еще лежали изломанные вандалами руины. Теперь не было раскидистых зеленых кленов - их давно сломали редкие, однако мощные ураганы. Померкла желтая штукатурка на стенах домов, постарели изящные балкончики. Единственным неизменным атрибутом родного двора было по-прежнему не изменившееся, четное число голодных кошек.
"Феррари" был единственной машиной, к которой никогда не прикасались хулиганы, из уважения или страха. Он, хотя гараж был в наличии, изредка стоял в тени у края палисадника. На время своего отсутствия хозяйка только поднимала крышу и закрывала окна. Вот и теперь машина была готова ждать часа своего действия, а Карина вместе с Алисой направились к парадной, лестница которой вела на четвертый - самый последний - этаж дома, где и находилась квартира Акиллер.
- Будь осторожна, не шуми, - сказала Карина, украдкой повернувшись к подруге.
- Почему? - изумилась та.