— Так за что тогда ее жалеть, госпожа?
— У нее всегда было желание жить богато, поэтому она пыталась залезть в постель моего батюшки, но у нее не вышло, затем решила привлечь к своим рукам конюха и благодаря ему вывезла все награбленное из поместья. А конюх оказывается не дурак, каким казался, зачем ему старуха нужна, когда с таким богатством он себе молодую найдет. Вот и осталась Глафира из-за своих принципов и алчности у разбитого корыта. А жаль мне ее, Аким, что женщина всю жизнь искала женского счастья, да только не там и не так.
Дорога вилась вдоль леса и цветочных лугов, по холмам то верх, то вниз, уходя далеко за горизонт. А Вика так и сидела в раздумьях о смысле жизни, она никогда больше не услышит имени Глафиры и бывшего конюха Всеволода.
Глафира, от всех событий, которые ей пришлось перенести, попала в лечебницу, где содержали людей, потерявших память или сошедших с ума, там с ними работали молодые маги менталисты. Всеволод, радуясь, что так легко избавился от надоевшей ему старой бабы, проехал через два королевства, чтобы быть подальше от старого поместья. Когда до ближайшего города оставалось не более трех часов пути, ему дорогу перегородили несколько верзил. Он решил спасти всё имущество, которое так долго оберегал, и хлестнул коня, но стрела, проткнувшая его сердце со спины, не дала осуществиться его планам. Он упал замертво, даже не поняв, что с ним произошло. Вот так закончилась жизнь молодого человека.
Обо все этом узнает чуть позже Иван Назарович, а после и граф, но до Виктории эти слухи не дойдут.
ГЛАВА 18
Дела шли хорошо. Вика, с самого утра была на речке. Федор с братьями вчера доделали дом для рыбаков и работников коптильни. Ответственным за коптильню поставили Петра. Юноша был смышлёный и все схватывал на лету. Быстро разобравшись, он вынул первых окуньков и положил их на тарелки.
— Снимайте, госпожа, пробу, — улыбался довольный своей работой Петр.
Первый раз не терпелось попробовать рыбку, приготовленную не своими руками, но приложившей для этого немало усилий. Первый опыт удался на славу. Она закрыла глаза и мысленно перенеслась в такой же солнечный день, когда папа Сережа и мама Лена дали ей попробовать кусочек золотистой рыбки. Это было так же вкусно, как тогда в детстве.
— Поздравляю вас с почином. Петр как распределишь людей следить за коптильней?
— Не волнуйтесь Виктория Александровна, мы уже все продумали. Дед Макар и дед Агафон будут мне помогать, все равно жалуются на бессонницу. Решили, что каждый работает по шесть часов, остальное время отдыхает. Мне поспать достаточно шести часов, остальное время буду помогать братьям.
— Твои братья сейчас заканчивают постройку загонов, а ты неотлучно должен находиться здесь, если надо будет срочно отлучиться, предупредишь. И вот еще что, возьми в ученики себе кого-нибудь толкового, чтобы в случае чего мог тебя всегда заменить.
Петр улыбнулся, показывая ровный ряд белоснежных зубов.
«Совсем еще мальчишка», — подумала Вика.
— Сколько бочек нам еще понадобятся?
— Один остался, графиня, остальные пять уже использовали, соли совсем не осталось, выгребли все, что было у людей, — ответил Мирослав.
Шесть бочек они закупили на ярмарке в последний приезд, но цены там кусались, нужно было искать выход.
— Задачка, Мирослав, неужели среди жителей нет ни одного бондаря, — Вика вначале посмотрела на Мирослава, потом на Михея.
— Тут такое дело, графиня, есть у меня бондарь, — замялся Мирослав, — вот только не работник он, ноги у него нет одной. Сидит на лавке, на жену покрикивает, да горячительного пьет.
— Так. Значит мы тут без работников мучаемся, а у нас кто-то сидит сиднем и ничего не делает? — закипела от негодования Виктория.
— Виктория Александровна, кто же ему что скажет, он ведь инвалид, — пытался защитить жителя своей деревни староста.
— А голова у него тоже инвалидом стала? — она зло зыркнула своими глазищами на мужчин.
— Ребята, продолжаем ловить и коптить, а соль я вам сегодня обещаю привезти. Собирайся, Мирослав, поехали к твоему любителю горя, — обратилась она вновь к старостам, — а ты, Михей, остаёшься здесь за старшего.
Уже сев в карету, она обратилась к управляющему.
— Аким, с грибами понятно, соль будет надо сразу засолить, а для варки варенья нужен сахар. Где брать будем?
— Виктория Александровна, покупать сахар очень дорого, привозят его с южного королевства. Там он готовится из сахарного тростника. Слишком дорогое выйдет варенье.
— Что ты тогда можешь предложить? — поинтересовалась Вика.
— Добавить мед, высушить ягоды на зиму.
— Где же его взять? У нас совсем нет мастерового для добычи меда?
— Вроде Федор говорил о ком-то из своих братьев, что дома у себя добывал мед. У него надо узнать. — ответил Аким.
Карета приближалась к кромке леса, поэтому часть дороги, пролегающей через него, считалось одним из опасных мест.
Видя, как вздрогнула Вика, Аким постарался ее успокоить.
— Виктория Александровна не беспокойтесь, у меня с собой ружье.
Вдруг тишину леса пронзил плач новорождённого ребенка. Вика напряглась, не могло послышаться, слишком сильным был крик. Затем звук, раздирающий душу, повторился вновь. Вика соскочила с кареты и побежала в глубь леса на выручку.
«Вот дура неразумная, нет, чтобы дождаться мужчин, как козочка побежала на заклание», — думала Вика смотря в желтые глаза роки и пытаясь не удариться в панику. Зверь сделал шаг вперед.
— Не бойтесь графиня, я держу его на мушке, только отойдите чуть в сторону, чтобы вас ненароком не задело.
Вика сделала шаг в сторону. Все произошло настолько быстро, что, вспоминая впоследствии все события поминутно, она удивлялась разумности магического существа. Зверь сделал ложный выпад, а купившийся на это Аким выстрелил в ту сторону. Роки же накинулся на него с другого бока. Видя, что зверь подмял управляющего, Вика не сдержала своей магической силы и выпустила его на хищника, совсем забыв о том, что он не может причинить никакого вреда магическому зверю. Наевшись ее магии, роки в состоянии эйфории подошел к графине и как котёнок стал к ней ластиться, подсовывая под ее руку свой здоровый лоб. Еще не придя в себя, она на автомате погладила его жесткую шерстку, отчего тот еще сильнее разомлел. Вика, наконец-то очнувшись от произошедшего, заметила Мирослава, который был безоружен и не знал, что предпринять на данный момент.
— Аким, как ты? — поинтересовалась Вика.
— Жить буду, ответил он и стал медленно приподниматься. Роки, увидев поднимающегося на ноги мужчину, зарычал, стараясь прикрыть своим нехилым тельцом девушку. Тут до Вики стало доходить. Она повернула его голову к себе и глядя зверю в глаза спросила.
— Ты меня защищал? — роки фыркнул и кивнул головой.
«Да, мать, ты совсем с ума сошла, если считаешь, что хищник понял тебя, оттого кивнул», — подумала Вика. Отчего зверь стал издавать звуки, похожие на смех.
— Ты на самом деле меня понимаешь? — от неожиданности она чуть не села на пятую точку.
Зверь вновь кивнул и облизал ей руку. Мужчины стояли и не знали, что делать, спасать графиню или нет, все было непонятно. Зверь слишком близко находился к ней, но при этом не делал попытки накинуться на нее, девушка спокойно стояла и беседовала с ним.
— Раз понимаешь слушай, тут я слышала крик ребенка, это был ты? — роки опустил голову. — Все понятно, нам надо двигаться, приятно было с тобой познакомиться. Пора ехать. На ее слова зверь только фыркнул.
Повернувшись, Вика подошла к мужчинам и схватив обоих под руку, без слов направилась к дороге. Она почему-то была уверена, что он остался стоять на месте и за ними не последует. До деревни ехали молча, переживая в мыслях приключение.
Добравшись до дома Емельяна, Вика соскочила с кареты и не дожидаясь никого, влетела в дом. Адреналин еще играл в крови, поэтому, увидев хозяина на лавке с кружкой самогонки, его здесь называли горячительным, Вика выбила его из рук мужчины. Тот, не ожидавши от бабы, хоть она и графиня, таких непотребных действий, вылупил на нее свои мутные глаза и попытался приструнить девчонку.
— Это что же такое делается, после трудного дня не дают отдохнуть труженику за кружкой горячительного?
— Какого дня? Ты когда последний раз свет божий видел? — Графиня нависла над мужчиной. — Мозги последние пропил? На дворе еще день, чтобы кричать об окончании трудового дня.
Вика оглядела большую комнатку. В углу стояла маленькая худенькая женщина, вытиравшая концом фартука выступившее слезы. К ней с двух сторон прижались двое ребятишек пяти и двух лет, босые, худые, видно было, что не доедают.