- Да-а, - протянул Федор насмешливо, - раньше лошадей в кабаке пропивали, а теперь грузовики... НТР!
- Так и пришлось в городе зимовать... А манто котиковое я обратно на продукты сменяла... до сих пор как вспомню, так слезы наворачиваются, ну до того жаль!
- А что, без грузовика никак нельзя было обратно добраться?
- Да и с грузовиком, наверное, не добрались бы - в сугробах завязли, дороги ведь теперь никто не чистит. Трое парней, правда, лыжи раздобыли и на них почесали...
- И дошли?
- Дойти-то дошли, только шубы с них "лесные братья" по дороге сняли, так что все свое "хозяйство" пареньки отморозили. Но и в городе мы натерпелись, вспомнить страшно, еле весны дождались... Ну, ты ешь, Федяня, докушивай, а я пойду постель разберу, чтоб не отвлекать тебя разговорами...
Федор быстро доел, вылизал вкусную тарелку и зашел в темную комнату... Ничего не видно, темень, хоть глаз коли!
- Маринк, ты где тут? - спросил он.
- Ты что кричишь? - донесся горячий шепот.
- А что? - он тоже перешел на шепот.
- Иди сюда, - с кровати послышалось шевеление.
- Сейчас, сейчас! - Федор побросал одежду на пол и залез под тонкое одеялко.
- Ой, руки холодные-е! - завизжала Маринка. - Ты такой худенький, - прижалась она своей упругой грудью к его жестким ребрам.
- А ты такая пухленькая! - обхватил ее Федор ниже поясницы.
- Где этот негодяй, который когда-то лишил меня девственности?
Федор почувствовал легкое касание нежной ладони.
- Ты, Маришка, как слепой, ощупывающий лицо дорогого человека после долгой разлуки, - засмеялся он. - Не лучше ли устроить очную ставку с самой потерпевшей?
- Потерпевшая не возражает.
- Ну как, узнает?
- Наполовину, - хохотнула Маринка.
- А теперь? - поднапрягся Федор.
- Теперь до конца!
6. Из тыщи лиц узнал бы я мальчонку...
Весь следующий день Федор сибаритствовал, пока Маринка трудилась на огороде. Он с самого начала хотел ей помочь, но она не позволила: не мужское это, мол, дело - по грядке раком ползать. От завтрака до обеда они с Маринкой повалялись часок на кровати, а затем, разгоряченные, как из парилки, сразу же прыгнули в прудик с холоднющей ключевой водой, немного остыли и вновь занялись каждый своим делом... вернее, делом занялась Маринка, а Федор от нечего делать отыскал хлопушку и взялся за истребление мух на терраске. Особое удовольствие ему доставляло шлепать этих насекомых на царском лике, "красовавшемся" на экране телевизора в свою натуральную величину. Звук был отключен, и при каждом ударе по носу сия августейшая особа отшатывалась, по-шутовски мотая головой, и молча грозила пальцем.
В погоне за крупной сине-зеленой мухой Федор наткнулся на сервант, и его внимание привлекла прислоненная к миниатюрной кофейной чашечке небольшая цветная фотография, отснятая на той самой терраске, на которой он находился. На этом снимке стояла завернутая в пуховый платок худощавая женщина лет сорока, кстати, довольно привлекательная, но в данном случае Федора заинтересовала не женщина, а картинка на экране телевизора, который, по-видимому, случайно попал в кадр... На экране вместо обрыдлой царской физиономии можно было разобрать лицо мальчика. "Наследник престола, что ли?" - Федор подошел к телевизору, включил звук и спросил, показывая на фотографию:
- Это кто?
- Прежде всего здравствуйте, Федор Васильевич! заискивающе улыбнулся Царь.
- Чтоб ты сдох! - "поприветствовал" Царя Федор. - Кто это?
- Ну как же... это Эльвира Артуровна, подруга молодости Марины Вячеславовны, - ответил Царь, проглотив обиду.
- Да я тебя не про бабу, а про мальца на экране спрашиваю! - строго сказал Федор, отметив про себя: "Надо же, и дня не прошло, как по-деревенски заговорил!"
- Позвольте взглянуть поближе, - сощурился Царь. - Это... это мальчик.
- А если конкретнее? Ведь ты, царь-батюшка, всех по имени-отчеству знаешь, - настаивал Федор.
- Качество снимка плохое, - вздохнул "царь-батюшка", - не могу лица разобрать...
- Сейчас сможешь! - крикнул Федор, возбужденный внезапной догадкой.
Он выбежал в огород и, хлопнув Маринку по вздыбленному над помидорами заду, спросил:
- Маринк, фотоаппарат есть?
- А как же, "поляроит", я за него лукошко малины отдала! Возьми в спальне в шкафу, в нижнем ящике под тряпками.
Федор откопал из-под тряпок фотоаппарат и бросился на терраску к телевизору, но только он навел объектив на экран, как Царь закрыл лицо ладонью.
- Всего один снимок для истории перед падением трона! "попросил" Федор.
- Я стесняюсь, мин херц, - заявил Царь.
- Почему вдруг в единственном числе?! Позавчера ты, помнится, говорил про себя "Мы"...
- "Мы" - это, знаете ли, несколько неблагозвучно, будто корова мычит, - жеманно разъяснил Государь, выглядывая светящимся глазом через щелочку в пальцах.
- Кокеточка! - усмехнулся Федор.
Он выключил телевизор, выждал пару секунд, затем снова включил и, как только появилось изображение, нажал на спуск, не дав Царю опомниться. Послышалось мягкое жужжание, и из прорези в фотокамере вылезла карточка. Федор подошел поближе к свету и всмотрелся в бумагу: на ней быстро проступали то в одном, то в другом месте темные пятна и линии... и вот эти линии и пятна соединились в черно-белое изображение мальчишеского лица. Мальчик как мальчик, ничего особенного: форменный школьный пиджачишко, пионерский галстук с неумело наверченным узлом, простое круглое лицо, курносый нос, озорные глаза и встрепанные волосы... и все же что-то насторожило Федора в его внешности: казалось, с ней было связано что-то страшное и неприятное, мерзкое и гнусное, и это "что-то" явно не относилось непосредственно к парнишке, не ассоциировалось с его природными чертами, а привносилось откуда-то извне... как если бы по красивому и нежному лицу ползали мохнатые черные пауки.
- Что-нибудь интересное? - Царь вытянул шею, словно собираясь высунуть голову из ящика телевизора.
- Да нет, ничего, - Федор поднял глаза на экран, стараясь держать фотографию так, чтобы ее не смог разглядеть Всевидящий, и тут его как молнией поразило: "Да это ведь сам Царь в детстве!"
- Кто там, неужели не я?! - обеспокоено спросил Царь.
- Ты, Вездесущий, ты, - успокоил его Федор.
- Ну и слава мне! - вздохнул тот облегченно.