- Иногда скучаю, - признался Русов. - По тамошним лесам скучаю. И по сестричкам. Невесело им живется; шоколад, поди, редко перепадает. И посылку отсюда им не пошлешь.
- Да уж, - согласилась Джанет. - Между нашими странами теперь пропасть. А ты не хочешь вернуться домой?
Русов задумался. Солнце садилось, красным огнем тлели зазубренные края облаков. Становилось холодно, приближалась ночь.
- Нет, - сказал он. - Не хочу.
- Почему? - В голосе Джанет прозвучало удивление.
Русов остановился. Все еще медлило чувство легкости, которое испытал при появлении Джанет, и он сказал:
- Потому что не хочу расставаться с тобой, Джанет.
И неожиданно для себя - пока не оставила смелость - обнял ее. Джанет не издала ни звука, Русов чувствовал только, как бьется ее сердце. От прикосновения волос и теплого дыхания закружилась голова. Он еще помедлил и поцеловал девушку прямо в губы. Джанет замерла, ее губы подвигались, словно пытаясь вырваться. Потом отшатнулась, повернулась и быстро пошла прочь, споткнувшись один или два раза.
Русов остался на месте, сердце сильно билось, в ушах шумело. Про Айлин больше не вспоминал.
Следующая неделя оказалась тяжела для Русова: Джанет старалась избегать его, а увидев, смотрела откровенно враждебно. О вечерних беседах и подавно пришлось забыть, даже по пути на работу и обратно молчали. Джанет держала руль, не поворачивая головы - хорошо, что в них никто не врезался. Пару раз отчаявшийся Русов пытался завести разговор о погоде, но Джанет не отвечала.
А погода стояла странная: облака висели над крышами, по сумрачным улицам свистел ветер, унося последние листья, но дождей не было.
- Наверное, скоро пойдет снег, - сказал Русов, изнывая от непонятной враждебности Джанет. - У нас к этому времени все бывает завалено снегом.
Джанет глянула на небо и впервые отозвалась:
- Да, - молвила отчужденно. - Пожалуй, завтра надо будет съездить. А то занесет дороги.
- Куда съездить? - поинтересовался Русов. Но ответа, как обычно в последние дни, не получил.
Субботним утром тучи поднялись выше, между ними проглянула синева, но ветер стал еще пронзительнее. Стоя на веранде, Русов плотнее застегивал купленную недавно куртку, когда мимо прошла Джанет - тоже в куртке, джинсах и коротких сапогах.
- Ружье возьми, - не оборачиваясь, сказала она.
Удивленный Русов сбегал за двустволкой, прихватил пачку патронов. Едва сел рядом с Джанет, как та резко тронулась. Вскоре миновали город и оказались в сельской местности. По прикидкам Русова, ехали на северо-запад. Дорога походила на ту, что вела из аэропорта Гринфилд в Другой Дол - широкая, но давно не ремонтировавшаяся, с выбоинами на асфальте, жухлой травой и кустарниками на разделительной полосе. Мотор жужжал, редкие фермы уплывали назад.
Через час Русов не выдержал:
- Куда мы едем?
- К озеру Мичиган, - скучно ответила Джанет.
К этой скудной информации ничего не прибавила, и больше Русов спрашивать не стал. Миновали пару городков, очень похожих на Другой Дол, потом долго петляли по пустынной транспортной развязке. Здесь покрытие было сильно разбито, и ехали медленно.
Впереди снова показались постройки, вскоре машина оказалась среди них.
Во второй раз Русов увидел вблизи брошенный американский город. Видимо, он был покинут дольше, чем тот, в Аппалачах, и уже разрушался. Влияния Черной зоны не чувствовалось, и дома выглядели не погребенными покойниками: сквозь разросшиеся кустарники виднелись обесцвеченные непогодой стены, чернели глазницы окон. На лужайках бурыми космами полегла трава.
Один раз Джанет притормозила. Русов проследил за ее взглядом и сердце упало, среди травы увидел желтое тельце. Но это была только кукла, тянувшая к небу пластмассовые ручонки.
Дальше пошли здания производственного облика: фабрики, склады. В сохранившихся стеклах отражался холодный свет неба. Улицы заваливал мусор, в него вросли брошенные машины, и Джанет приходилось лавировать среди них.
Несколько раз повернули. Впереди показалась синяя стена, преградив дорогу. Но когда подъехали ближе, стена обернулась гладью огромного озера. Его синева была угрюмой и холодной, как ружейная сталь.
Джанет остановила машину у заброшенного причала и повернула голову. Русов тоже глянул в ту сторону. Над синей водой громоздились дома, а дальше вставали огромные стеклянные здания. Они жались друг к другу как скопление призраков остатки былых времен и былого величия.
- Это Чикаго? - спросил потрясенный Русов. - Я видел его с самолета.
- Мертвый город, - тихо произнесла Джанет. - Я была здесь с дядей. Он сказал, что это самое величественное и печальное зрелище в современной Америке. От Нью-Йорка и Вашингтона ведь даже этого не осталось.
Русов осмотрелся, печальный опыт научил не доверять покинутым городам. Пустой причал, из воды торчит кусок ржавого борта и надстройка баржи, темнота притаилась за окнами зданий.
Вдруг кто-то прячется там?
- Здесь не опасно? - спросил он. - А если бандиты...
Джанет резковато рассмеялась:
- Что ты все боишься? Здесь нет бандитов, слишком невыгодная позиция для обороны. Легко прижать к озеру.
Русов вспомнил, что и поклонники Трехликого любят устраивать охоту в таких местах, но промолчал: вдруг еще больше настроит против себя Джанет? В который раз уныло подумал: чем обидел ее?
Щелкнула дверца. Джанет вышла из машины и стала бесцельно ходить взад и вперед, пиная сапогами мусор. Русов тоже вышел, прислонился к машине и смотрел то на Джанет, то на мертвый город. Затхлость чувствовалась в холодном воздухе, и необъяснимая тревога овладела Русовым.
- Ты это хотела мне показать?
- Да, - сказала Джанет, останавливаясь и не глядя на него. - Хотела показать, что вы, русские, сделали с Америкой.
Сначала Русов не почувствовал ничего. Потом ощутил, что у него загорелись щеки. Ледяной ветер полоснул по лицу, насмешливо завыл в стальных конструкциях. То ли от ветра, то ли от обиды на глазах Русова выступили слезы. Он стер их тыльной стороной ладони и стал смотреть на здания.
Они казались такими одинокими! Самые высокие терялись вершинами в тучах и, казалось, собираются в путь. Вот-вот оставят негостеприимный берег, и тучи унесут их в иной, лучший край.
Русову стало жаль их. Стало жаль этот прекрасный и мертвый город над пустынным озером. Стало жаль Джанет, которая потеряла родителей и ютилась у дяди - в комнате, плывущей куда-то среди мрачных дубов. Стало жаль эту страну, по которой так тосковала мать. Стало жаль маму, чью могилу наверное уже занесли снега. Стало жаль Россию, свою далекую родину, истерзанные остатки которой тоже упорно боролись за жизнь...
Русову словно железными пальцами сдавило горло. Спотыкаясь, он спустился к воде; хотелось оказаться подальше от Джанет. На берегу сел на землю, и его сотрясли рыдания.
Она остановилась: какой смысл ходить по грязному причалу? Что задумала, то и сделала, пускай поглядит. Посмотрела вдаль - какая унылая синева у этого озера! Понемногу, против ее воли, взгляд переместился ближе - на берег, где сидел ее спутник.
И тогда она усмехнулась:
''Посмотри на него, Джанет! Как он сник и съежился, как жалко выглядит на этом берегу. А как уверенно держался недавно. Словно не был ни в чем виноват. Словно все здесь было приготовлено специально для него. Но ты поставила его на место, Джанет! Заставила почувствовать свою вину. Пусть другие любезно улыбались ему, но ты не забыла - это из его страны пришла в Америку черная смерть... Ты не станешь улыбаться ему. Не станешь смотреть на него. Когда вернетесь домой, пусть он уйдет. Или уходи ты - пусть с ним нянчится дядя... Ты можешь уехать прямо сейчас. Садись в машину. Уезжай. Пусть он добирается пешком - мимо разрушенных городов, мимо Черных зон. Все это дело рук его соотечественников, их вина. Пусть и он хлебнет этой вины, напьется ею и будет пьян, как от виски. Но прежде подойди к нему. Скажи, как ты ненавидишь его... Что это? Он плачет? Это хорошо. Не одной тебе плакать, уткнувшись лицом в подушку. Тогда постой, полюбуйся на плачущего мужчину. По щекам текут слезы, прежнего самодовольного вида нет, на лице отчаяние. Это хорошо. Не одной тебе испытывать отчаяние бессонными ночами. Пожалуй, не стоит ничего говорить ему. Ты и так можешь быть довольна... Но почему он плачет? О ком плачет? Даже странно, что мужчина может так плакать... Нет, он не мужчина. Он слаб. Он не достоин твоей ненависти, а только презрения. Пожалуй, не стоит бросать его здесь, еще упадет по дороге. Можешь взять его с собой. Он тряпка, можешь вытирать о него ноги... Но почему так болит твое бедное сердце, Джанет? Ты словно вырываешь его из собственной груди. Почему ты так плачешь? Где твоя гордость и где твое презрение? Ты сейчас упадешь. Упадешь прямо к его ногам... Смотри, он перестал плакать. В его глазах пустота. Ты когда-нибудь видела такую пустоту в глазах мужчины, Джанет?''
Она повернулась и, спотыкаясь, пошла прочь.
Русов пришел в себя от равномерного шума в ушах и не сразу понял, что это плещет вода о камни причала. Он привык к этому звуку, так плескались волны среди валунов северных озер - неутомимо и безразлично. И так же Русов испытывал сейчас безразличие ко всему. Он вытер глаза тыльной стороной ладони, встал и пошел к машине.
Джанет не было: видимо, бродила где-то. Ну и пускай, век бы ее не видел. Русов сел в машину и стал смотреть на чернеющие глазницы окон.