Это была лейтенант Нахило, и глаза ее были закрыты, губы дрожали. Она до судорог боялась того человека, что должен был подойти. То есть меня. Я сел у ее головы прямо на землю и скрестил ноги по-турецки.
- Ну вот мы и встретились, лейтенант Нахило, - сказал я. Я не знал радоваться мне или печалиться. С одной стороны, мог перевалить ответственность за жизни своих людей на нее. С другой, раненая баба только добавила бы хлопот...
- Кастр, - выдохнула, расслабляясь, лейтенант. Ее небольшая крепкая грудь с острыми торчащими сосками волнующе вздрогнула под грязной пятнистой формой. - Ты тоже вышел?! Еще видел кого-нибудь?
- Со мной половина взвода, - кивнул я ей и улыбнулся. - А где остальные?
Нахило закусила губу и отвернулась. Я с удивлением заметил на ее лице слезы. Но меня гораздо больше в тот момент волновали ее титьки. Я не мог ей простить этой бойни и чувствовал, что должен как-то отомстить. Мне пришла в голову мысль, и эта идея сразу очень понравилась. Тем более что фигурка у женщины была хоть куда...
- Там, - едва слышно шепнула она. - Все там...
- Бросили тебя одну?
Я вроде как даже разозлился. Яростно оглядывался и делал вид, будто готов теперь же бежать наказывать ее обидчиков. И в то же время мысленно себе аплодировал, откровенно разглядывая округлые колени.
- Они все умерли... - размазывая грязными кулаками слезы по лицу, выговорила Нахило.
- Брось, - серьезно посоветовал я.
- Что? - всхлипнула она.
- Брось так убиваться по ним.
- Что-о-о!? - забыв про слезы протянула она командным тоном и попробовала сесть.
- Ты же сама оставила их умирать, - пояснил я. - Ни кто же не просил оборонять этот проклятый переезд до последней капли крови!
- Да ты... Трибунал... - запричитала в крайней степени возмущения Нахило.
- Расслабься... - продолжал уговаривать я. Штаны вдруг стали мне непривычно тесными. Я просто должен был иметь эту женщину.
- Не думай о грустном... - попросил я тихонько и расстегнул ремень офицерской комбы. - Думай об удовольствии!
Она еще попыталась сопротивляться и грозить Страшным Судом, но я был сильнее, и у меня было моральное право. Наступила секунда, когда Нахило поняла это.
Я плохо помню, как это было. Мерзкие насекомые искусали все седалище...
- Как твое имя? - улыбаясь, вдруг спросила лейтенант.
- Как хочешь...
- Подожди, я оденусь...
- И что потом?
- Позовешь остальных.
- Тебе не хватило?
Лейтенант замерла с открытым ртом.
- Ведь ты заберешь меня с собой?! - не слишком уверенно спросила она.
- Нет! - решительно заявил я, достал пистолет и взводя курок. Встретимся в Аду.
Старое кладбище оккупировали вороны.
Когда мы, затравлено дыша, перевалили проржавевшую ограду и вторглись в заброшенный мир мертвых, большие черные птицы даже не шелохнулись на ветках обросших мхом деревьев. Мы ворон не интересовали, у них было достаточно интересов на выжженном поле к югу от кладбища.
Сначала мы, обессиленные полукилометровым рывком от соснового леса, через шоссе и линию монорельса, повалились среди поросших высокой травой холмиков с покосившимися крестами. Потом, то один, то другой солдат, почтительно косясь на надгробия, вставал. В итоге все сгрудились в узких проходах между могилами и, не сговариваясь, двинули дальше на север.
Траурные птицы встрепенулись было, но потом снова повернули ониксовые носы в сторону воняющего напалмом поля.
По пути разглядывал надписи на крестах и плитах. Сделаны они были еще до введения интерлинка на всей Земле и колониях. Незнакомые символы распаляли любопытство, а каменные стелы казались страницами волшебной книги какого-то колдуна. Лица людей, которых уже десятки лет ни кто не помнит, словно из окон Того Света серьезно и может быть немного насмешливо, смотрели на нас.
Мороз по коже. Мы, десять ободранных, грязных, умытых кровью солдат, неведомо за что и с кем воюющих, как похоронная процессия, гуськом, торжественно шествовали по кладбищу. Как будто мы хоронили кого-то или что-то.
И это что-то было в нас самих.
Не очень приятно, скажу я вам, присутствовать на собственных похоронах! Особенно, если не слишком уверен, что все еще жив. И нечего удивляться, что, увидев среди укутанных серым мхом кладбищенских деревьев просвет, мы припустили со всех ног. И остановились, лишь вылетев на самый верх холма.
Шоссе, уходящее на север, стрелой пересекало лесостепь и терялось за горизонтом. Словно пятна лишайников открывшееся нам пространство то тут, то там покрывали березовые колки. И среди них петляла серебряной ниточкой речка.
- Красота-то, какая! - восхищенно выдал один из солдат и шмыгнул носом.
- Так охота жить... - непонятно к чему проговорил кейптаунец.
Южноафриканцу ответили вороны. Вдруг, в один миг, вся их огромная стая прыгнула с веток в небо и на приличной скорости описала круг вокруг кладбища.
- Чего это они? - вяло вопросил я, мысленно выбирая путь между перелесками.
Мне траурные птицы тоже ответили. Глупо конечно думать, словно покрытые перьями летающие пингвины вдруг спустятся с неба, подойдут и предупредят, мол сейчас гаркнем всей толпой. Но все же, их черное стадо заорало одновременно и по спине пробежал холодок. Настолько это у них получилось грустно, устрашающе и неожиданно.
- Мощные птицы зовут Большую Смерть! - уверенно изрек угольно-черный танзаниец, и лег на землю.
- Не беспокойся, снежок, - неудачно пошутил я. - Черный черного не тронет...
Вороны сделали еще один круг и унеслись на север. И тень от их великой стаи слилась с тенью одинокой медлительной крылатой ракеты летевшей навстречу. На серо-зеленом борту тупорылой крылатой болванки большими буквами было начертано: "АДС". А чуть ниже - "ВБТ-7К". Тактическая водородная бомба в семь килотонн.
Когда она перелетала кладбище, которому и нам суждено было стать кладбищем, нырнула и взорвалась ослепительно-белым шаром, мы стояли лицами на север и крыли самыми страшными ругательствами командование своей армии.
Что еще нам оставалось делать?!
Пришедшая через минуту ударная волна смела, и кладбище и нас словно пух с полированного стола.
Я даже не успел испугаться.