Наше морское путешествие продлилось пока только неделю, но уже почти сотня пассажиров из корабельного трюма перебралась в воды Атлантического океана. В Плимуте в трюм утрамбовали почти семьсот человек, если быть точным семьсот четыре человека и вот после недели плавания нас стало шестьсот. Люди умирали от болезней и голода и от полного бессилия. Практически все потеряли своих родных и близких и теперь просто лежали и умирали. И вот как в насмешку типа мало вам имеющихся трудностей — корабль наткнулся на комок морских змей. Возможно, какой-либо океанолог назвал бы это скопище морских змей как-то по-другому, но я увидел огромный ком переплетавшихся змеиных тел, который попался на пути нашего корабля и когда нос нашего корабля врезался в этот ком — эти самые змеи полезли на палубу и стали кусать всех подряд, всех кто попадался им на пути. Крики умирающих, громкое мерзкое шипение, заглушающее временами человеческие крики и громкие хлопки. Рассматривать происходящее я не стал и очень быстро по вантам забрался на марс. Нет это не планета в небе. Это небольшая площадка на вершине мачты. Со мной полезли и два моих товарища которые занимались со мной ловлей рыбы на удочки. Снасти мы побросали и полезли на высоту. С собой успели прихватить пару багров, который бросили пробегавшие мимо нас матросы и теперь вооруженные баграми сидели на марсе и ждали, когда змеи освободят палубу. Крышку на нашем трюме не закрыли и часть этих змей полезла в трюм и теперь и внутри корабля был филиал ада — крики умирающих и тех, кого в панике задавили, на палубу каторжане не полезли, и борьба со змеями шла в трюме не на жизнь, а на смерть. Нашествие змей продолжалось минут пятнадцать и затем они ушли в океан. Постепенно наступила тишина и на корабле стали подсчитывать потери. От змеиных укусов и в давке погибло ещё триста обитателей трюма, из корабельного экипажа только двадцать человек. После этого трагического случая в трюме не было уже дефицита свободной площади. И самое интересное у обитателей трюма закончилась тоска или возможно погибли все, кого она коснулась. Уголовная составляющая партии каторжников погибла. И теперь в трюме были только вполне нормальные люди, которые не считали зазорным работы по приведению в порядок нашего жилища. Стараясь забыть тот ужас в нашей жизни и стараясь отвлечься народ выскреб трюм до белизны. Палуба на военном корабле была грязнее, чем поверхности в нашем трюме. Затем пришел черед и верхней палубе. Так как заниматься было совершенно нечем люди мыли и чистили корабль от верхушки мачты до киля. Могли бы и содрать налипшие водоросли и ракушки с подводной части, но пока не было такой возможности. Капитан был очарован чистотой на корабле и поднял нормы выдачи сухарей и сыра, и пресная вода тоже появилась. Часть моих товарищей согласилась и пила воду кипяченной. Часть видимо от лени пила воду сырой. Именно они и заболели первыми, началась дизентерия и началась смертность. Люди теряли силы и умирали в течении трех-пяти дней. Лекарств не было. Лекарств не было не только на корабле, но и на суше. Как ни смешно звучит от дизентерии умирали чуть меньше, чем от чумы. Те, кто мыл руки и пил кипяченую воду выжили. Но чистота рук была не панацеей умирали и те, кто слушал мои советы. Умерли все слабые и теперь в трюме было пустынно. Из партии каторжников в семьсот человек через месяц плавания осталось сто пятьдесят человек. Мы еще не добрались до берегов Африки, а нас уже почти не осталось. В команде тоже были умершие, но в команде теперь была другая беда — цинга. Люди теряли силы покрывались пятнами и умирали. Наконец впереди появилось очертание земли. Это была Африка, здесь корабли становились на якорь и покупали провиант и набирали пресной воды. Здесь же купили лимонов и апельсины. Это я опять не удержался и влез. Спор был с капитаном и условия спора были жестокими — капитан покупал партию цитрусовых и мне на опыты выделялось полсотни моряков в качестве подопытных. Моя партия ела по пол-лимона на человека каждый день. И если через месяц в моей партии не будет цинги, то я выиграл. Если хоть у одного появиться хоть одно пятно, то меня выпорют розгами. За каждого заболевшего по пятьсот розог. Я подумал, вот будет беда если я неправильно прочитал о лечении цинги. Но вот отступать было уже поздно. Теперь каждое утро после завтрака я ходил с мешком лимонов и практически насильно кормил лимонами свою подопытную партию матросов. Другую партию тоже в пятьдесят человек лечил капитан по рецептам этого времени. Эти лечились физическими упражнениями. Уже через неделю такого лечения в группе капитана умер первый матрос. Моих осматривали каждый день и проверяли зубы не шатаются ли. Пятен не было и зубы не шатались. Никто из моих матросов не желал лечиться методами капитана. Мы далеко не уходили от берегов Африки и потому могли разглядывать далекий африканский берег и фантазировать о том. Какая там идет жизнь. Жизнь на корабле шла строго по распорядку. Только моя рыболовная команда на палубе выбивалась от привычного судового распорядка дня. На палубу выпускали только пять человек — остальные душились в трюме. Но так как нас осталось мало и слегка ослаб наш режим, то удалось договориться поставить нары и теперь люди могли отдыхать лежа на нарах, а не скопом на тряпье и соломе. Те корабельные крысы, которые безмятежно жили в трюмах и балласте были потревожены ежедневными упражнениями по наведению идеального порядка и были явно недовольны. Но кормовая база в кладовых сухарей и сыра была у крыс не потревожена, и они смирились с чистотой. Так как люди уже смирились со своим положением, то наступило время приведения в порядок одежды и среди каторжников нашлись портные и сапожники и народ стал приводить одежду и обувь в порядок. И так как нас ждала неизвестность, про Австралию никто ничего не знал, только сказки и страшные сказки, то мои рассказы о Австралии слушали все и в том числе и капитан. Хотя он то мог знать о Австралии больше моего, он ходил туда на этом корабле уже десять лет и все это время возил туда каторжников. У тех, у кого ссылка была не бессрочной мог через десять лет вернуться в метрополию. Но только тот, кого отпускал генерал-губернатор и только тот, кто своим благонравным поведением заслужил этого. Но пока назад ещё никого не отпустили. За эти десять лет пассажиров на этом корабле назад в Британию не было. Или не отпускали или просто никто не доживал. Мне впаяли пять лет каторги и пять лет ссылки. На практике по прибытию каторжников выгоняли из трюма на берег и выживших принимал конвой тюрьмы Сиднея или прямо на берегу прибывших раздавали по местам отбытия наказания. Для тех, у кого срок каторги был меньше десяти лет это были работы у местных фермеров и лесопромышленников. И тут как повезет, или плохо или совсем плохо. Никакого различия не было. У тех, у кого была ссылка тех партиями отводили в глубину Австралии к нарезанным участкам и предлагали заниматься сельским хозяйством. Это было издевательство чистой воды. Практически никто из этих людей не смог обработать свои так называемые участки и по условиям отбытия наказания они теряли свободу даже такую ограниченную и попадали на фермы богатых и свободных жителей этой британской колонии. Вот такие гримасы британского правосудия. И против всех была флора и фауна самой Австралии — дикие животные и ядовитые насекомые легко прерывали жизнь всех без разбора и каторжников и свободных. От них не было спасения нигде. Меня слушали, но не верили. Такого ужаса не могло быть. Особо всем нравились рассказы о местных крокодилах и акулах. Никто не верил в крокодилов по триста футов длиной и в маленьких по десять футов тоже не верили. Но слушали и втянувшись в распорядок на корабле прекратили умирать от тоски и безнадеги. Теперь, когда слева по борту была Африка и даже иногда была видна земля появилась новая напасть — пираты. И это были не те пираты, которые жили на Тортуге и грабили испанские галеоны. Это были африканские пираты. Это были негры на мелких лодках, они тихо подходили к борту корабля и прицепившись к кораблю атаковали корабельную палубу при успешной атаке, не оставляя в живых никого. Корабль они поджигали и отпускали на волю волн. Вооружены они были в основном холодным оружием и забирали с корабля всё в подчистую. Африка всегда жила в жуткой бедности и нужде. Но убивали они только мужчин, женщин они уводили в рабство и продавали в гаремы местных африканских князьков. Нас пока Бог миловал от этих местных пиратов и пока нам досаждала только жара и духота. Мы были далеко от берега и нас расстояние спасало от африканских насекомых и болезней, переносимых этими насекомыми. Неподалеку от экватора прошел месяц нашего пари с капитаном. Моя подопытная группа подошла к концу месячного срока без потерь и заболевших. Капитанская группа потеряла пятьдесят процентов от первоначального состава. Перспективы оставшихся тоже были печальные, но как только истек срок лечения методами капитана они перешли в мою веру и стали есть лимоны и не по половине они их кушали целиком. Нок сожалению лимоны подошли к концу. И я опять пошел к капитану на поклон и попросил сделать остановку и набрать фруктов и цитрусовых для команды и каторжников. Капитан умел считать и проигрывать, и мы повернули к берегу. У берега поставили двойные вахты и зарядили пушки. Пушек было хоть и не так много, как на военном корабле, но двенадцать пушек на борту имелось. Вот эти пушки были приведены в боевую готовность, и матросы вооружены мушкетами. Мушкеты были старые еще времен наполеоновских войн, но против негров они были хороши. Каторжников заперли в трюме. Меня подняли на палубу для отбора фруктов и цитрусовых. Вскоре корабль окружили торговцы на своих лодках, и торговля пошла. Купили мы и лимоны и апельсины и что только мы не купили. Нашелся у нас и специалист по лимонаду. И теперь мы не только брали цитрусовые, но и сразу часть переработали в лимонный сок. Надо было отходить от берега, но капитан решил набрать пресной воды и на палубу стали поднимать пустые бочки из-под пресной воды и приводить их в порядок — чистить и ремонтировать. На берег пошли шлюпки с матросами и с пустыми бочками, на корабль они возвращались уже с грузом бочек полных пресной воды. До темноты, естественно, не успели и теперь стояли и ждали атака пиратов. И они все-таки пошли в атаку. Но корабль был готов к отражению пиратской атаки и каждый пушечный выстрел попадал в цель. Одно попадание и лодка разлетается на части и акулы как ждали этого момента, и они заканчивали жизнь пиратов, попавших под пушечный выстрел. Внимательный читатель скажет- как же в полной темноте попадали по лодкам. Это просто несколько плотов с кострами осветили пространство рейда и позволили прицельно стрелять по пиратским лодкам. Затем на берег пошел десант пара наших шлюпок полные матросов ушли на берег, и матросы на берегу сожгли деревню вместе с обитателями и забрали тот нищенский скарб, который смогли там найти. Прекрасное время для побега. Ошибаешься читатель. На палубе был только один каторжник — я. Остальных заперли в трюме и люк сторожила усиленная стража. Да и плавать в бухте, где полно акул — удовольствие так себе. И самое главное бежать в Африку на берег это было глупостью. Потому и никто не пытался совершить побег. В трюме сидели люди имевшие, как и я маленькие срока и не имело смысла бежать в Африку. Вернуться в Европейскую часть земли у нас не было ни малейшей возможности. Жить в Африке тоже не было такой возможности. Белый человек среди негров не может выжить. Сожрут его. Просто сожрут в таком обычном смысле, как пищу. Потому никто и не бежал. Так как без вариантов. Переход экватора отмечали, как праздник. Опять я полез с инициативой. Сам я ни разу не моряк. Но читал о таких праздниках и вот боцман стал морским царем Нептуном, часть матросов русалками и морскими чертями нашлось и спиртное. Даже каторжников партиями выпустили подышать свежим воздухом. Сейчас празднуют не пересечение экватора, празднуют успешный проход вокруг оконечностей материков — Южной Америки и Африки, опытным моряком считается тот, кто обогнул эти материки и остался жив. Но и праздник на экваторе удался. И потянулись снова однообразные дни. Утро на корабле разводят огонь и каторжникам выдают дневную пайку — червивые сухари и сыр и по кружке воды. Но наши воду не берут — сначала её кипятят и только затем отдаем нашим. Кипятят мои помощники, с которыми ловлю рыбу и с которыми мы варим эту уху. Рыба уже надоела всем, но жрать больше нечего. Или рыба или черви. Выбор очень простой и главное небогатый или черви или рыба. Жизнь настолько идет скучно и можно прямо с утра рассказать о том, что будет происходить весь день и кто что скажет можно тоже рассказать еще утром. Теперь новая напасть — люди стали ссориться из-за ерунды. Неправильно сказал или не так взглянул. Драка вспыхивает сразу из нечего и до крови, и до смерти. Нервы у всех просто оголённые провода под напряжением. И никакой возможности остановить эти скандалы. Опять стал всех загружать работой и по возможности больше выбирать работ на свежем воздухе. И тут мне все испортил фермер из Уэльса. Этот деятель решил захватить корабль и стать пиратом. Нашлись у него и сподвижники. Понимая, что я буду против и не дам никакой возможности напасть на экипаж, меня выключили из игры первым. Поленом по голове и связали руки и наверх поднялись сначала первые пятеро и затем полезли остальные заговорщики. Но система давно уже научилась бороться с мятежами на кораблях, перевозящими каторжников. В составе каторжников были осведомители и капитан прекрасно знал о том, что имеется заговор среди трюмных пассажиров и только ждал момента. На палубу вылезло пятьдесят человек и попали на прицел уже готовых стрелять матросов. Заговорщики сдались и попали под военный суд под председательством капитана корабля. Это была проформа. Решение суда было одно для всех. Повешение на рее. Всех пятьдесят повесили и ещё остальным выдали плетей. Моя компания пролетела мимо этих наказаний. Трюм проверили и нас нашли. Меня с разбитой головой и связанного и моих товарищей избитых и связанных. Так наш десяток неожиданно попал в благонадежные. Теперь в сопроводительных бумагах будет отметка о нашей благонадежности. Чем нам это может помочь в выживании на далекой земле в Австралии практически нечем. Нас просто вывезут на пустынные участки, которые надо обживать и выдав по паре мотыг милостиво оставят в покое. Мы будем иметь возможность или обрабатывать свои земельные наделы своими мотыгами и кирками. Лошадей нам никто не даст, как и плугов тоже. Или можем вольно умереть от укусов ядовитых тварей или погибнуть в зубах диких зверей. Ну или самим вернуться к местной власти и получить направление на работы у богатых фермеров из вольных. Там даже был выбор можно было идти на лесоповал. У меня были свои планы. И в эти планы эта отметка отлично укладывалась. Она мне ускоряла весь процесс.
Только здесь надо немного уйти в сторону. Британская армия набиралась из добровольцев, начиналась война и резко появлялась необходимость в добровольцах. Сейчас у нас 1845 год и через пять — шесть лет начнется обострение отношений с Российской Империей, будет та знаменитая Восточная война. Или если для русской части аудитории это Крымская война. И будет набор в британскую армию и будут набирать и в Австралии вот под это дело я планировал выбраться из этой колонии и вернуться в европейскую часть Евразии. Да, надо было выжить на диких землях в Австралии, но не так страшен черт, как его малюют. И авось свинья не съест. И кто-то там не выдаст. Все русские пословицы применимые в этом случае планирования. Всё равно нечего лучшего пока не было. А мое желание добраться на Тибет, найти возможность вернуться в свое время никуда не исчезало и только крепло. Именно надежда вернуться дала мне возможность выжить и продолжать жить. Желание отомстить лучший мотив жить и бороться. После недолгого запрета на ловлю рыбы всё шло, как и раньше. Но склоки прекратились и люди просто жили своей жизнью и ждали прибытия в Австралию. Всё раздумывали и мечтали, и строили планы как выживать в той далекой и страшной земле. Попутный ветер наполнял паруса и наш корабль упрямо шел к крайней точке на Африканском материке. Чем ближе мы туда подходили, тем больше крепчал ветер. И том сильнее портился характер у капитана. Места были опасные и тем больше удивления у всех вызвали мои рассказы о Антарктиде. Огромная земля, покрытая льдом и снегом и только одни пингвины живут в этой ледяной пустыне. Никто в это не верил.