Вадим коротко хохотнул. Это уже превращалось в фарс, театр абсурда. Тянулись минуты в ожидании неизвестных событий. На этот раз все произошло быстро и молниеносно — Вадим даже сообразить не успел в первую секунду. Органы чувств лишь фиксировали происходящее и отправляли информацию прямиком в мозг. Стена дома была подсвечена. Виднелись скамейки возле подъездов и деревца, обремененные черными клочьями птиц. Что-то с громким, влажным хрустом врезалось сверху прямо в бетонные плиты. Брызнуло мякотью, как из перезревшего арбуза, упавшего со стола. Хрупкое тело слегка подскочило от удара и припало к земле окончательно. Едва поднялась в немом вопросе хлипкая девичья рука. Словно пыталась удержаться за что-то безвозвратно потерянное. Подрожав в воздухе, она мягко, еще по живому опустилась на бетон. Лицо или то, что от него осталось, спряталось за исковерканным корпусом. Ноги изогнулись под неестественными углами.
Таксист глубоко и проникновенно вдохнул. Именно вдохнул, словно втягивал в себя запах…
Вот тут уж Вадим заголосил во всю глотку. Оглушительный, исполненный ужаса вой, скатывающийся в хрип, рвался из его груди, рвался до тех пор, пока хватало сил. Рука с наколкой потянулась к ключу зажигания, провернула, оживляя машину. Мужик дал задний ход и с будничным насвистыванием вырулил со двора.
Следующим пунктом назначения в ночном рейде значился парк. Они наблюдали за тем, как до скамейки доковылял сильно шатающийся, исхудавший паренек, как он в изнеможении опустился на сиденье, накинул руками на макушку капюшон толстовки и свернулся на скамейке калачиком. Парнишке было явственно плохо: мучительная ломка перекрутила его, крупная дрожь заставляла мелко трястись руки и ноги. Из капюшона виднелось смазанное, мертвенно-бледное лицо. Такие лица можно увидеть на старых фотографиях из фашистских концлагерей. Вскоре парень затих и больше не подавал признаков жизни.
Снова таксист вдохнул и выдохнул, как бы пробуя воздух на вкус. И снова отрепетированные, доведенные до автоматизма движения: щелчок зажигания, выжал сцепление, поворотные огни, уверенное переключение скоростей, езда. Кузов «Волги» пропускал под себя разделители, указатели и белые полоски, намалеванные на асфальте; автомобиль пожирал трассу.
Таксист методично объезжал город. Это походило на заранее спланированное турне. Всякий раз, когда машина останавливалась, и наступало томительное ожидание, с людьми, находившимися поблизости, случалось фатальное. Они стали свидетелями ограбления банка. Налетчики уже закинули деньги в грузовичок и лезли на переднее сиденье, как в этот момент из офиса выскочил охранник и открыл огонь. Ответные выстрелы проделали в парне две дырки. Проезжавший мимо патруль перекрыл выезд с одной стороны. Милиционеры предложили грабителям сложить оружие; те любезно изрикошетили милицейское авто, причем один страж порядка упал замертво. Открылась пальба. Оперативно подоспел спецназ. Разбуженные люди выглядывали из окон, с криками прятались. Билось стекло, грохотало оружие, выла милицейская сирена и сигнализации припаркованных поблизости машин. Из бандитов не выжил никто. Бойня завершилась, люди в форме обходили место преступления, протягивали ограждения, специалисты щелкали фотоаппаратами.
На этот раз Вадим обратил внимание, что таксист вел себя активнее: когда сопротивление прекратилось, он до половины спустил боковое стекло, откинул голову, распахнул рот с торчащими оттуда желтоватыми пнями зубов, как бы подставляя их невидимому дантисту. В таком состоянии могло померещиться все, что угодно, но… Вадим готов был присягнуть, что видел, как от мертвого тела милиционера, от погибшего охранника поднимается легкий дымок, а может, пар. Дымок подхватил ветер, он слился в один поток и этот поток поплыл к ним. Вадим изумленно следил за клубящимся сизым дымом: тот плавно скользнул по впереди стоящей машине и устремился к открытому окошку. Сизые клубы заполнили салон и втягивались в рот таксиста — словно в вытяжку. Мужик шипяще всосал дым без остатка. Лицо его безобразно исказилось, вытянулось, как резиновое. Зрелище было не из приятных. Таксист посидел так, сопя от усердия, сглотнул. Отдышался. Поднял стекло. Завел двигатель.
Вадим уже не пытался с ним заговорить. Расхотелось. Кожа под одеждой топорщилась, язык стал шершавым и неповоротливым. Глотка болела от воплей и жгучей желчи. Навязчивое ощущение того, что на соседнем сиденье находится не просто человек, ритмично клевало его. Беспомощность доводила до отчаяния. Пришпиленный к своему креслу, словно бабочка иголкой, Вадим медленно отходил от первого шока и пытался найти выход.
Таксист вез его на очередное представление.
На этот раз они двинулись к Воробьевым горам. Величественное здание МГУ, красиво подсвеченное, возвышалось над окружающим ландшафтом. Отсюда весь город виднелся, как на ладони. Такси встало на перекрестке. Улицы здесь были прямые и широкие. Где-то вдалеке слышался рев автомобильных двигателей и возбужденные крики. Рев приближался, нарастал, заполнял собой окружающее пространство. На асфальт прыгнули парные световые копья от фар. Вадим видел почти вровень несущиеся к перекрестку машины — синюю и белую с красными полосами. К реву движков примешивался визг выпускаемого азотного ускорителя. Внезапно, когда гонщики поравнялись с местом их наблюдательного пункта, дальнее авто сильно вильнуло, налетело на бордюр, подскочило, увлекаемое чудовищной инерцией, встало на дыбы, как взъяренный жеребец, завертелось вокруг своей оси и с размаху легло на крышу, которую вместе с салоном смяло в блин. Потекло масло. Из искореженного дверного проема вывалилась рука. Крики с дальнего конца улицы превратились в оголтелый ор. Таксист дал по газам.
Следующим в списке значился Казанский вокзал, вернее его прилегающие окрестности. Таксист нашел мост, перекинутый через железнодорожные пути, и застопорил машину точно посередине. Вадим смотрел вниз. Стальные ленты вились от главных перронов, соединялись и разъединялись, уходили на запасные пути, убегали вдаль, за горизонт. Гигантским червем полз прибывающий тепловоз. Впереди него, метрах в пятистах вылез на рельсы обходчик. Глянул по сторонам и двинулся в сторону вокзала. Человек вел себя так, словно пути свободны, и не обращал ни малейшего внимания на приближающийся состав. Пути изгибались; очевидно, видимый с моста поезд он со своей позиции не заметил. Обходчик деловито постукивал по шпалам. Тепловоз вывернул из-за поворота и просигналил. Обходчик продолжал движение, постепенно приближаясь к мосту. Вадим слышал от какого-то знакомого, что железнодорожники любят щекотать себе и машинистам нервы, отпрыгивая с рельс в самый последний момент. Грохот состава мог не услышать лишь беспросветно глухой. Вадим пригляделся и понял причину «глухоты» — из ушей обходчика торчали бусинки наушников. Розыгрыша не будет. Вадим догадывался: парень обречен. Иначе таксист не встал бы здесь. От тепловоза до человека оставалось с полсотни метров. Парень присел перевязать шнурки. Из окошка уже высовывался машинист и безуспешно орал что-то. Его голос заглушал общий грохот. Парень поднялся, оправился. Запоздало скрежетнули тормоза. Их разделяло с десять метров. Заподозрив что-то, обходчик потянулся к плееру, нажал кнопочку. Резко вздернул голову, повернулся. Еще можно было успеть, но почему-то, вместо того чтобы отскочить вбок, он попятился и споткнулся о собственные заплетающиеся ноги. За миллисекунду до столкновения несчастный все же сообразил, куда надо было двигаться, но смог лишь наполовину перебросить корпус через пути. Человек исчез под тушей тормозящего тепловоза. Прикусив губы до крови, Вадим видел, как человеческое тело разрезает диск колеса, и оно бьется в муках, пытаясь вырваться из зажевавших плоть тисков. Вадим зажмурил глаза и открыл их, лишь убедившись, что такси отъехало на достаточное расстояние. Картина потом еще долго стояла перед глазами.
Вадим потерял счет времени. На его глазах в одиночку или группами, сами или с чужой помощью гибли люди, а безмолвный гид с поразительной пунктуальностью эскортировал его с одного места драмы на другое. Всякий раз, когда разыгрывалась трагедия, Вадим цепенел окончательно, до кончиков ушей и смотрел, не в силах отвернуться. Постепенно смерти слились в одну длинную хронику. Внешний мир казался чем-то недосягаемым, а сам себе он — узником в клетке на колесах. Вадим смотрел и лихорадочно думал. Таксист всякий раз знал, когда и где ждать смерть. Являлся, словно волк на запах. И вдыхал. Факты сводились воедино, образуя некую закономерность. Постепенно Вадим приходил к одной мысли. И звучала она очень странно.
— Кто ты? — решился спросить он после очередного смертельного номера. Чувство страха в нем как-то притупилось.
Таксист повернулся и очень долго смотрел на Вадима, не переставая при этом править руль.
— Эй, за дорогой следи! Вперед смотри! — Вадим видел, как такси вильнуло, пересекло двойную сплошную и выпрыгнуло перед прущим навстречу нагруженным «КАМАЗом». Глаза рефлексивно захлопнулись, но удара не последовало — лишь новый рывок. Он открыл глаза. Машина продолжала движение, а таксист как ни в чем не бывало пялился на него. Сверлящий взгляд спрятанных за очками глазок пронзал насквозь, проникал в голову, въедался в мысли, вгрызался в самое нутро.
— Да что ты вылупился, идиот?! — крикнул Вадим. — Больной придурок!
С тоской подумалось: зря он полез в такси. Лучше бы стер ноги в кровь, но сам дошел бы до дома. А сейчас его жизнь может оборваться в любой момент. Он пленник этого сумасшедшего маньяка, и кто знает, что творится в его голове. Говорят же: бесплатный сыр бывает только в мышеловке! И он вдвойне дурак, что пренебрег этой мудростью.
— Ты сделал свой выбор.
Вадим удивленно уставился на водителя.
— Неужели? Я не понимаю, о чем ты говоришь. Слушай… Вася или кто ты там. Давай начистоту. Мне уже все это надоело. Давай заканчивать.
— Да, пожалуй, ты прав. На сегодня достаточно.
— Что тебе от меня надо?
— Мне стало интересно, — внезапно раскрыл карты таксист. — Я хотел показать, как это, смотреть со стороны. Быть свидетелем.
— Что ты мелешь? — Вадим напрягся еще сильнее.
Таксист впервые за всю ночь улыбнулся одними губами.
— Вадик, какой же ты лицемер. Всегда врешь. Всем врешь, даже себе.
Водитель знает имя, хотя они не представлялись друг другу. Вадим встревожено молчал. Ждал новых откровений. Внутренняя струна натягивалась, звенела все тоньше, выше, готовая лопнуть. Догадка, ломающая здравый смысл, оформилась уже предельно четко, но он еще не верил. Упрямо не хотел верить.
Таксист укоризненно покачал головой, как бы вторя собственным мыслям.
— Увы, мне приходится только подбирать. Пожинает всегда другой. Обидно. Видишь, какая у меня работа? Всегда в стороне, на вторых ролях. Всегда наблюдатель. Самое захватывающее делаете вы. Так нечестно. Я тоже хочу. Но мне не дают.
— Не дают что? — спросил, еле шевеля языком, Вадим.
Таксист проигнорировал вопрос.
— При чем тут я? Почему я? — кричал Вадим, не желая понимать.
— Расскажи, каково это, — попросил таксист. — Тебе понравилось?
Секунду-другую он пытался уразуметь, к чему клонит мужик. Уж не к тому ли… О боже, подумал Вадим. Он знает. Мысли заметались, запорхали, охватила паника, затопила, накрыла и погребла под собой рассудок — но, лишь на мгновенье. Следует сохранять спокойствие. При любых обстоятельствах. Есть надежда выкарабкаться.
— Да брось, никто из людей не знает об этом, — успокоил таксист, словно читая мысли. — Свидетелей не было.
— А как же вы? — глупо проблеял Вадим первое, что на ум пришло. На самом деле хотелось задать совсем другой вопрос. Беспокоило это «из людей».
— А я, — ласково сказал «дядя Вася», — предлагаю тебе сделку. Ты увидел достаточно, чтобы сформировать обо мне мнение. По крайней мере, я очень старался тебе угодить, показать самое характерное, благо, этой ночью выбор есть. Ты ведь хочешь к себе домой, верно? Сейчас мы едем на Волгоградку, вон, видишь, набережную проехали. От тебя, Вадик, требуется один пустячок. Расскажи мне все, и я тебя отпущу. Расскажи, порадуй старика. Это будет твоей оплатой за проезд. По-моему, справедливо, а?
Сердце больно сжалось. Вадим всхлипнул. Проклятая ночь тянулась полжизни. Таксист вырулил на проспект. Показались знакомые дома. Въехав на небольшую площадь перед транспортной развязкой, таксист припарковался. Поставил тормоз на ручник. Развернулся к Вадиму на полкорпуса и вперил тяжелый взгляд сквозь очки.
— Как ты это сделал?
— Я… — Вадим разрыдался. — Она… Это произошло случайно… Я…
Губы его дрожали. Отчаянно хотелось курить. Таксист терпеливо ждал.
— В меня словно что-то вселилось. Она врала мне. Обманывала. Был другой. Она скрывала. Это привело меня в бешенство. Мы кричали. Я колотил все, что попадалось под руку. Разбил свой телефон. Бумажник куда-то закинул. Я принес шампанское и конфеты, хотел порадовать, сделать сюрприз. Она не ждала меня. Попросила посидеть в комнате и забыла закрыть окно переписки. Ну, я и прочел. — Вадим горько усмехнулся. — Какая мелочь. Видел бы ты ее лицо. Я бы так не бесился, если бы она не пыталась врать. Понимаешь, она лгала мне в наглую, откровенно, как будто издевалась. Старалась ужалить побольнее. Другая бы сказала все по-честному — я бы понял, разошлись с миром. Мне следовало просто уйти. Развернуться и уехать. Но я не мог это так оставить, такое унижение вытерпеть невозможно. Будто окунули лицом в помои. В общем, я схватил ее…
Вадиму стало трудно говорить. Накатила волна воспоминаний.
— Ты схватил ее, хотел обнять. Рассказывай подробно.
— Хотел… — заскулил Вадим. — Она вырывалась.
— Во что она была одета?
Вадим исступленно забился затылком о подголовник сиденья.
— Говори! — в голосе таксиста внезапно послышалось что-то потустороннее, сакральная мощь и власть, которой захотелось подчиняться беспрекословно — броситься на колени, бить лбом землю и вымаливать милость. Вадим поспешно затараторил:
— На ней была футболка с Микки-Маусом и спортивные штаны, черные с лампасами… белые носочки. Волосы заплетены в косичку. Мне всегда нравилась эта косичка… Я притянул ее к себе, она отстранялась и все время кричала, не умолкая. Кричала пронзительно, как истречка. Потом она отвесила мне пощечину, со всего маху. И ударила коленом в пах. Схватила со стола будильник — и мне в лицо. Швыряла все, что под руку попадется.