- Ждала тебя?
- Ждала? Не знаю. Наверное.
- А передать тебе ничего не велела?
- Ничего.
- А не забыл? Не отводи глаза!
- Да говорю, ничего.
- А что же все-таки было-то? Что было тогда? Что ты скрываешь?
- С чего ты взял?
- Вижу я. Забеспокоился ты. Что ты вспомнил сейчас? Отвечай мне!
- Это что же, ты мне допрос устраиваешь?
- Оставь слова свои пустые. Душа твоя приоткрылась, воздуха запросила.
- Не надо мне твоего воздуха!
- Надо! Исповедайся! Для тебя это нужно, не для меня. Говори! Не оставляй про себя, иначе покоя не будешь знать. Что было?
- Ничего особого не было...
- Нет, было! Сними камень с души! Задохнешься! Сколько можно?
- Хорошо, скажу! Все тебе скажу. Слушай! Хоронили мать на другой же день. Лето было, а в деревне не в городе, моргов нет. Отвезли на кладбище, яму уже, значит, приготовили...
- Ну?
- Ну прощаться стали. Брат подошел, сестры и я...
- Ну, говори до конца! И в глаза мне гляди - чтобы не солгать.
- Подошел я, наклонился... а из нее вдруг воздух вышел... вроде выдохнула она... уже мертвая.
- Мертвая? Что же было это? Что ты почувствовал?
- Я потом доктора одного спрашивал, он сказал, что бывает так.
- Доктора изучают тело, а душа от них сокрыта. Я же тебя про душу спрашиваю. Что душа твоя тогда тебе сказала? Вот что тебе надо вспомнить сейчас.
- В тот момент испугался я...
- И что? Что еще?
- Горло как-то перехватило... и на поминках ничего не мог проглотить. Словно ком стоял в груди.
- Вот! С тех пор ты и живешь, как сведенный весь. Мать души своей не пожалела, вдохнула ее в твое тело грешное, чтобы спасти сына своего заблудшего, а ты? Ты-то что же? Отошел от гроба, уехал и все забыл? Тебе предупреждение было, а ты вновь вернулся к делам нечестивым? Что глаза-то бегают? Что заметался ты? Доколе будешь истязать душу материнскую? Захлебнулась она кровью невинных, а тебе все мало?
- Уйди, дьявол! Заткнись! Я все это выдумал! Понял? Не твое дело учить меня. Еще неизвестно, сколько на твоей совести чужой крови. Строишь из себя святого, а сам немцам служил.
- На моей душе нет такого греха. Господь свидетель.
- Свидетель? Тогда пусть придет и скажет.
- Настанет час - придет и скажет.
- А если мы ему не поверим?
- В Писании сказано: не хвалитесь и не лгите на истину. Ибо - человек не знает своего часа, когда его призовут. Ты говоришь: я достиг всего, я богат и могущ, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг.
- Может, поменяемся? Ты вроде как жалеешь меня?
- Не в нашей с тобой это власти. Каждый из нас ответит за свои заблуждения. Кто покатит наверх камень, к тому он и воротится.
- Заладил одно и то же. Надоело уже. Иди.
Заключенного увели. Однако не прошло и недели, как начальник тюрьмы снова вызвал его. Встал против него, как в прошлый раз, и стал пытать:
- Гляди мне в глаза и говори: что ты видишь в них сегодня? Интересно, что ты еще наврешь.
- Сегодня не будет у нас разговора.
- Это почему же?
- Не говорить ты меня позвал, а верх взять надо мною.
- А ты и впрямь провидец. Угадал! Решил я подержать тебя в карцере пятидневочку, а потом поглядеть, какой ты оттуда выйдешь. Ну, что скажешь на это?
- Ничего не скажу.
- Что ж так? Испугался?
- Пелена на твоих глазах. Как же поймешь слово человеческое, если ты слеп? Творишь беззакония - и не видишь.
- Я действую по закону.
- Не по закону, а по приказу. А надо по закону и по совести.
- Не твое это дело. Что ты в этом понимаешь? Ишь, бельма свои вытаращил! Из ума выжил, а еще учит.
- Выжить из ума - беда, а не грех. Быть в уме и душу продать, данную матерью при рождении, вот самый большой грех.