— Дерево? Погоди-ка минутку... — Марк решил разом прервать эти бесполезные рассуждения. — Послушай, Стивен, если эта штука и впрямь радиоактивна, то мы уже умираем. Да-да, умираем прямо здесь и сейчас. И нам надо поскорее убираться отсюда!
Стивен некоторое время молчал, лихорадочно пытаясь сообразить, как ему теперь избежать увольнения за то, что он вскрыл чужую банковскую ячейку. Потом согласно кивнул головой и сказал:
— Ты прав. Пошли. Двинем прямиком к Оуэну и оттуда по телефону вызовем спасателей из Горного института, или полицию, или еще кого-нибудь. — Стивен осторожно попятился к двери. — Ты, главное, на эту штуку старайся не наступать.
— Да уж. Идем скорее отсюда. — Марк аккуратно обошел расстеленный гобелен по краю и, уже стоя у двери, попросил Стивена: — Прихвати, пожалуйста, мою куртку. Она на спинке стула висит, в холле.
Стивен прошел в холл, прихватил куртку Марка, затем заглянул на кухню за своим бумажником, лежавшим на столе, и вернулся к дверям гостиной. Однако Марка там уже не было: он исчез.
Ноги у Марка подкосились, и он упал на колени. Пытаясь встать, он обнаружил, что находится не в помещении и под ним мягкий влажный песок, слегка осевший под его весом.
— Черт! Что же это такое? — услышал он собственный голос, звучавший на редкость тускло и монотонно, что его отнюдь не успокаивало. — Нет. Тут что-то не так. Этого просто не может быть. Где я? Как я сюда попал?
Совершенно растерявшись, он попытался успокоиться и медленно прошелся по песку, нервно осматриваясь. Особенно его удивило, до чего светла ночь. Оказалось, что он стоит, по щиколотку утопая в сыром песке, на берегу маленькой речушки, впадающей, похоже, прямо в океан.
— Нет, этого просто не может быть! — повторил он и несколько раз глубоко вздохнул. А потом громко сказал, обращаясь к самому себе: — Погоди-ка. Не пытайся все сразу понять. Пока что просто осмотрись. Сперва нужно успокоиться, а там, глядишь, в происходящем и появится какой-то смысл. Но непременно нужно сначала успокоиться.
Чувствуя, как лодыжек его ритмично касаются волны, набегающие на берег, и холодная вода уже хлюпает в ботинках, Марк начал постепенно приходить в себя.
— Это наверняка та пицца, — вслух размышлял он. — Наверное, мне просто попался какой-то плохой гриб, или кусок старого сыра, или еще что-нибудь в этом роде. И все это просто галлюцинация, вызванная отравлением. — Поскольку данное предположение показалось ему вполне правдоподобным, он несколько успокоился, но все же продолжал громко разговаривать с самим собой. — Значит, нужно просто немного подождать. Это как с похмельем — перетерпишь какое-то время, и все проходит.
Марк вышел из воды и побрел от реки в сторону просторного пляжа.
— Я думаю, все будет нормально, — сказал он себе, вдыхая солоноватый воздух и чувствуя, как усиливается дующий с моря ветер. — Если у меня просто галлюцинации, то это еще не самое страшное.
Значит, этот пляж ему просто привиделся. Ну конечно, здесь ведь намного теплее, чем сейчас в Айдахо-Спрингс. Марк стянул с себя свитер, затем тяжело плюхнулся на песок и стал возить каблуками туда-сюда, оставляя в песке две глубокие борозды; эти монотонные повторяющиеся движения отчего-то успокаивали. Он откинулся на спину, чувствуя затылком хрустящий песок, и закрыл глаза.
Ветер свидетельствовал о том, что начинается прилив; ощущение было знакомо с детства, и это помогло Марку расслабиться. Теперь он дышал глубоко и ровно, вспоминая дни, проведенные на берегу океана, когда был еще совсем мальчишкой. Родители частенько погружали их с сестрой в похожий на бегемота «универсал» и вывозили подальше от города на Джонс-бич. Потом он тащил по раскаленному песку целую кучу пластиковых игрушек в ярко раскрашенном ведре, а мать шла рядом с огромной корзиной для пикника, полудюжиной полотенец и пляжными подстилками. Сзади отец в одних плавках, отчего он казался еще более высоким, тащил в одной руке автомобильную сумку-холодильник, полную пива, а в другой — огромный желтый пляжный зонт диаметром, наверное, футов десять.
Затем все вместе они подыскивали себе подходящее местечко среди целого моря разноцветных пляжных зонтов, воздвигали своего желтого великана, словно предъявляя территориальные права на площадку размером десять на десять футов, и начинали обустраиваться так, словно находились не на пляже, а в гостевой комнате у тети Дженни.
Уже через несколько минут каждый сантиметр аккуратно расстеленного полотенца или одеяла покрывал тонкий слой песка слишком тонкий, чтобы испортить радость от прихода на пляж, но вполне достаточный, чтобы раздражать кожу взрослым, заползать в подгузники к маленькой сестренке Марка и «приятно» похрустывать в каждом кушанье.
Эти воспоминания заставили Марка улыбнуться, однако, вернувшись к реальной действительности, он помрачнел и сердито воскликнул:
— Ничего подобного! Ничего этого на самом деле нет. Я просто болен. Должно быть, съел какую-то дрянь, и теперь у меня бред и галлюцинации. Нужно просто проснуться — и все будет хорошо.
Он сел и, набрав полные горсти песка, вдруг вспомнил тот гобелен, который Стивен развернул на полу в гостиной.
— Ну да! Наверняка это имеет какое-то отношение к той штуковине! — пробормотал он, встал, снял носки и башмаки и пошел к воде, по-прежнему негромко разговаривая с самим собой. — Ну, если это действительно радиация, то я, можно сказать, уже покойник.
Он закатал штанины и вошел в пенистую воду.
— Нет, какой же я покойник? Ведь покойнику все равно, промок он или нет.
Марк наклонился и попробовал океанскую воду на вкус. Она показалась ему чуть солонее, чем на пляжах Лонг-Айленда. Все еще ощущая легкое похмелье — все-таки они выпили слишком много пива! — Марк вытер рукавом лоб и взмолился:
— Господи, хоть бы я все-таки еще не умер! Ужасно попасть на тот свет в таком пришибленном состоянии и навечно остаться в чистилище!
Сдавшись на милость времени и надеясь, что оно непременно в итоге позволит ему понять, что же с ним произошло, Марк Дженкинс побрел по мелководью вдоль берега и, обогнув какой-то лесистый выступ, вдруг остановился как вкопанный. Прямо перед ним над горизонтом висел ответ на его вопрос, почему этот вечер показался ему таким необычайно светлым: с ночного неба на него молча смотрели две луны, точно глаза какого-то бодрствующего в этот поздний час морского божества.
— Две луны, — тихо и задумчиво пробормотал Марк себе под нос и вдруг заорал: — Стивен! Да что же это за штуку ты принес? — Сердце у него стучало так, что кружилась голова. Он без сил рухнул на колени, повторяя как заведенный: — Нет, это невозможно... невозможно... невозможно... — И ему показалось, что это звучит как заклинание.
Затем медленно, словно боясь спугнуть то, что способно направить его мысли на единственно правильный ответ, Марк поднял голову и стал изучать созвездия в небесах. Они все были ему незнакомы, он не узнавал ни одной звезды.
Нет, это не галлюцинация. И он не отравился и не умер.
Но более никаких ответов от ночного неба он не дождался и сел на песок, подобрав колени к груди и обхватив их руками, несмотря на то, что ночь была очень теплой и влажной.
— Марк! — крикнул Стивен, растерянно оглядываясь. — Ты что, в ванной?
Ответа не последовало. Дверь в ванную комнату была открыта, и свет там не горел. И наверх Марк тоже никоим образом попасть не мог: для этого ему нужно было бы пройти через кухню, а там был он, Стивен.
— Да он, наверное, уже вышел на улицу, — пробормотал Стивен и бросился назад по коридору, то и дело окликая приятеля.
Но наружная дверь оказалась крепко запертой.
— Господи, зачем ты ее запер-то? Я ведь следом иду, разве не ясно? — крикнул он, находя весьма странным, что Марк запер дверь снаружи, не подождав его.
Потом отпер дверь, вышел на крыльцо и только тогда услышал, как в кармане куртки Марка что-то негромко брякает. Спеша поскорее убраться подальше от «радиоактивного» гобелена, принадлежавшего Уильяму Хиггинсу, Стивен не сразу догадался, что это ключи. Ключи Марка, которые по-прежнему лежат у него в кармане куртки! На всякий случай он сунул руку в карман, и подозрения его полностью подтвердились. Тогда он снова вернулся в дом и принялся искать и звать Марка.
— Идем, — кричал ему Стивен, — нам надо поскорее отсюда убраться!
В кухне снова зазвонил телефон. Наверное, это Ханна, думал Стивен; хочет просто напомнить, что завтра вечером у них свидание. Ему очень хотелось снять трубку, но в данный момент необходимо было прежде всего отыскать Марка. Ничего, Ханне он позвонит позже, от Оуэна.
Стивен прислушался, не слышно ли где в доме шагов: нет, тихо. В гостиной над полом по-прежнему висело странное дрожащее марево, и за проблесками желтого и зеленого света Стивен, казалось, видел темные камни старинной каминной облицовки.
Он медленно повернулся, вошел в гостиную и стал смотреть на таинственный гобелен на полу — яркая мешанина цветов и оттенков словно изливалась из волшебного горшочка, которому сказали: «Вари!» Гобелен был, правда, самого простого плетения и, насколько мог понять Стивен, соткан из шерсти. Впрочем, теперь он уже не мог вспомнить, мягкой ли была эта ткань на ощупь, когда он доставал ее из шкатулки. Рисунок на ней был весьма прихотлив и странен: множество различных фигурок и предметов, изображенных необычайно подробно, но совершенно ему, Стивену, не известных. Это было настолько непонятно и в тот же время настолько очевидно, что он почувствовал дурноту и чуть не лишился чувств.
— О господи! — прошептал он. — Нет, только не туда... Нет, этого просто не может быть!
Но что-то в глубине души говорило ему: да, это именно так, и совершенно не имеет значения, может это быть или не может. Каким-то образом эта проклятая ткань вобрала в себя его друга!
— Марк! — заорал он прямо в пол, — Марк, ты меня слышишь?
Его крики, эхом отдаваясь от стен, заставляли тоненько звенеть металлические колокольчики в механизме настенных часов. Стивен перестал орать, и перезвон колокольчиков тут же прекратился, но ему на смену пришел скрип досок под тяжелыми шагами — Стивен, точно раненый зверь, метался за диваном туда и обратно, надеясь услышать ответ. Но ответа не было.
«Думай! — велел он себе. — Надо побыстрее что-нибудь придумать! »
Но несмотря на полное отчаяние, ни одной мысли в голову ему не приходило. А может, поставить опыт? Он подошел к письменному столу, сдвинул шкатулку из розового дерева вместе с «драгоценным» камнем Уильяма Хиггинса в сторонку и поискал карандаш. Потом снова повернулся лицом к расстеленному на полу гобелену.
— Итак, — начал он рассуждать вслух, — я пока что чувствую себя нормально. И эта штука вроде бы не наносит мне никакого особого вреда. С другой стороны, я никогда в жизни не имел дела с радиоактивными материалами, так что не могу быть полностью в этом уверен. — Он покатал карандаш в пальцах. — Впрочем, так или иначе, вряд ли она могла полностью дезинтегрировать Марка или заставить его попросту испариться за те пятнадцать секунд, которые мне понадобились, чтобы сходить на кухню и вернуться. Особенно если учесть, что уже и сейчас стою здесь как минимум минут десять... — Стивен просто проклинал себя за неспособность мыслить ясно и четко в таких вот стрессовых ситуациях. — Ну ладно, допустим, в доме его нет. Но тогда, значит, он должен быть... — Стивен поднял карандаш и указал им на ткань. — Там, внутри.
Он бросил карандаш и с ужасом увидел, как тот описал в воздухе дугу, дважды слегка подпрыгнул, сверкнув своим ярким оранжево-синим логотипом — Стивену как раз хватило времени, чтобы прочитать слова «Денвер Бронкос», напечатанные на карандаше чуть ниже остро заточенного конца, — но на пол так и не упал. Стоило карандашу оказаться в мерцающем над полотном мареве, как он исчез, точно растворившись в воздухе.
— Пресвятая Богородица! — вырвалось у Стивена, и он принялся искать еще что-нибудь, чем можно было бы кинуть в гобелен.