Она обернулась и заметила, что он любуется ее волосами. Еще больше покраснев, она собрала непослушные пряди в горсть и почти машинально сунула за воротник, досадуя, что волосы у нее неприлично грязные. Жаль, думала она, что у меня нет никакой шляпы или шапки. Сгодилась бы даже шапка этого Версена — она все равно больше не налезает на его дурацкую разбитую башку! Брексан тяжко вздохнула и снова принялась укладывать вещи. Занятая своими мыслями, она не заметила, что Версен как-то странно застыл посреди лагеря. Сердито заталкивая короткий нож и котелок для варки текана поглубже в мешок, Брексан ни о чем больше не думала, кроме сборов. Ей и не хотелось ни о чем думать. Она должна была сердиться не на себя, а на этого типа. Он ведь был врагом, повстанцем, преступником, предателем малакасийского трона! Ей следовало сразу же убить его и оставить его тело там, в кустах!
И как только он посмел так пренебрежительно отозваться о том, что она сделала?! Вы только на него посмотрите — гордый какой! Стоит себе, словно в родной деревне на площади, хотя отсюда до любого селения несколько дней пути верхом! Неужели он и впрямь думает, что можно начать восстание прямо здесь, у подножия Блэкстоунских гор? Брексан чуть не рассмеялась вслух — и тут услышала, как та строптивая кобыла тоненько заржала.
Обернувшись, она увидела, что кобыла нервно натягивает поводья, которыми крепко привязана к сосне на краю поляны. У Брексан похолодело внутри; она замерла на месте и почти перестала дышать. Теперь-то она наконец заметила, что и Версен стоит совершенно неподвижно, глядя куда-то в чащу и сжимая в руках свой боевой топор и кинжал. Выражение лица у него совершенно переменилось: перед ней был уже не красивый, обаятельный, но простоватый деревенский парень, а самый настоящий мятежник. Партизан. Повстанец. И у Брексан даже мелькнула мысль, что хорошо бы никогда не встречаться с этим партизаном лицом к лицу в рукопашном бою.
«О боги! — догадалась она. — Это же алмор!»
— 486-БЛЭКСТОУНСКИЕГОРЫ
Она поспешно бросила на землю скатку и выругалась про себя, потому что узел произвел больше шума, чем она ожидала.
«Дура! Лучше бы ты просто ногой топнула!» — сердито прошипела она, но Версен в ее сторону даже головы не повернул.
Та строптивая кобыла — это была Ренна — снова тихонько заржала; теперь уже и другие лошади тоже начали выказывать признаки беспокойства: нервно переминались с ноги на ногу, натягивали поводья. И Брексан подумала, что надо бы подойти к ним, обрезать привязь и выпустить их на волю. Однако она совсем не была уверена, что окажется проворнее проклятого алмора.
И тут она его услышала: треснула веточка, зашуршали листья... Потом на мгновение вновь установилась тишина — и вдруг весь лес сразу превратился в какофонию звуков: треск ломающихся ветвей, шуршание подлеска, чьи-то тяжелые шаги и злобное ворчание раздавались, похоже, со всех сторон одновременно. Брексан невольно попятилась, оглушенная этим чудовищным шумом.
— Не шевелись, — отрывистым шепотом приказал ей Версен. — Быстро встань рядом со мной и замри.
Брексан сделала, как он велел. Несмотря на почти парализовавший ее страх, все ее чувства были обострены, и она уловила его запах, запах диких трав и древесного дыма. И, сама себе удивляясь, с огромным наслаждением вдохнула этот запах, надеясь задержать его до тех пор, пока на них не нападут со всех сторон сразу.
— Что это? — еле слышно спросила она.
— Сероны.
Версен отвечал так уверенно, что это ее даже несколько успокоило; казалось, он откуда-то знает, что им удастся выбраться из этой переделки невредимыми.
Воткнув кинжал в ближайшее дерево, чтобы был под рукой, Версен взял девушку за руку, нежно пожал ее пальцы и ласково подбодрил:
— Ничего, все еще не так плохо. Они хотят взять нас живьем.
— Откуда ты знаешь? — Голос у Брексан предательски дрогнул, и она проклинала себя за то, что позволила своему страху вырваться наружу.
— Потому что сероны атакуют совсем не так. — Версен выпустил ее руку, но рука надолго сохранила тепло этого прикосновения.
Наконец показались первые сероны. Они вынырнули из леса, точно стадо быков, совершенно неуместное здесь, возбужденно улюлюкая и рыча, поскольку понимали, что добыча у них в руках. Брексан показалось, что их человек двадцать, и она сразу же поняла, что сопротивление бесполезно и никакого сражения не будет. Круг вокруг них сомкнулся. На этих полулюдей ни малейшего впечатления не произвели ни физическая мощь Версена, ни его оружие: подумаешь, один мужчина, один кинжал, один боевой топор! Брексан с облегчением подумала, что весьма кстати оставила военную форму в Эстраде. Если бы эти сероны поняли, что она, будучи солдатом малакасийской армии, без разрешения покинула свою часть, она была бы уже мертва, разорвана на куски этой стаей отвратительно воняющих монстров.
Пути к спасению не было. Круг сужался. Потом сероны вдруг остановились, громко рыча, сплевывая на землю и колотя волосатыми ручищами по кожаным или кольчужным нагрудным пластинам своих доспехов. Брексан напомнила себе, что дышать все-таки необходимо, и перевела дыхание, но оружие вытащить не осмелилась, хотя прекрасно знала, что если сожмет рукоять меча, то пальцы сразу перестанут так позорно дрожать.
«Возьми меня снова за руку!» Она пыталась внушить Версену эту мысль, немного удивляясь тому, что не испытывает ни малейшего смущения, мечтая вновь ощутить прикосновение этого великана. По сравнению с серонами она была совсем маленькой и леса за их спинами больше уже не видела. Повсюду вокруг она видела только черную и коричневую кожу их военных доспехов. Шум стоял такой, словно весь Элдарн столпился сейчас на этой поляне; Брексан с трудом слышала даже реку, несущую свои воды где-то совсем рядом. Она почему-то была убеждена, что все будет хорошо, если ей удастся вновь уловить звук бурного потока, мчавшегося по гладким камням своего русла к далекому Равенскому морю; она старательно сосредоточилась, но шума реки так и не услышала. Река умолкла.
— Возьми меня за руку. Пожалуйста.
На этот раз она сказала это вслух и без колебаний. Версен бросил на землю кинжал и так стиснул ее пальцы, что ей показалось, они сейчас с хрустом сломаются, точно пучок сухих веточек.
«Вот и хорошо. Так и держи. Только не отпускай».
Огромный воин, на целую голову выше Версена, выскочил вперед и остановился прямо перед ними. Стукнув себя кулаком в грудь, он пролаял:
— Лахп.
Версен предпочел бросить на землю и боевой топор, но руку Брексан не выпустил. Свободной рукой он коснулся своей груди и спокойно назвал свое имя:
— Версен. — Затем мотнул головой в сторону девушки и прибавил: — Брексан.
— Глимр? — вопросительно буркнул серон. Собственно, Брексан только по интонации догадалась, что это обращенный к ним вопрос.
— Я не понимаю, — спокойно сказал Версен. — Что такое «глимр»?
— Глимр, — еще более настойчиво повторил серон. — Глимр!
— Гилмор? — переспросил Версен, и Брексан почувствовала, что он еще сильнее стиснул ее пальцы. От его руки шел сильный жар. — Ты ищешь Гилмора?
Брексан уже не помнила, когда в последний раз осмелилась нормально вздохнуть. Она в ужасе смотрела, как это чудовищное создание облизывает свои растрескавшиеся и покрытые язвами губы. Может, он хочет ее укусить?
Но кусать ее он не стал и, кивнув Версену, подтвердил:
— Глимр.
Рука Версена задрожала, но лицо осталось совершенно спокойным, и взгляд был все тем же — взгляд мятежника, готового сражаться до последней капли крови. То, что Брексан чувствовала его страх и знала, что и он чувствует ее страх, еще больше их сблизило. И Брексан вдруг показалось, что она отлично понимает этих повстанцев.
Помолчав еще минуту, чтобы голос так предательски не дрожал, Версен, глядя Лахпу прямо в глаза, процедил сквозь зубы:
— Я никогда, даже через тысячу двоелуний не скажу тебе, где искать Гилмора, задница ты вонючая!
Лахп нанес удар так неожиданно, что отклониться Версен не успел; кулак серона, точно увесистая дубина, обрушился ему в подбородок, и что-то явственно хрустнуло. Брексан сразу почувствовала, что рука Версена, перестав сжимать ее пальцы, стала вялой, безжизненной, и через мгновение он упал. Не задумываясь о последствиях, она попыталась выхватить меч из ножен, ощущая ладонью привычную, обтянутую кожей рукоять, и тоже не успела. Лахп ударил ее в скулу, чуть пониже глаза, так, что на скуле лопнула кожа, и Брексан, потеряв от боли сознание, рухнула на землю.
Первое, что заметила Брексан, очнувшись, это дуновение ветра, который успел за это время подняться. Лежа в грязи, она, как ей казалось, уже видела те темные тучи, что скапливались у западного края неба. Хотя солнце еще светило вовсю, чувствовалось, что скоро разразится ливень. Щека дико болела; боль была тупая, но отдавалась во всей голове, точно мерные удары колокола с неисправным языком. Чьи-то мощные руки прижимали ее к земле — одна сверху возле коленки, вторая давила на грудь. Наконец туман, застилавший глаза, рассеялся, и из него выплыло лицо склонившегося над ней Версена.
— Что? Ты никак решил, что тебе здорово повезло, бычок? — Она попыталась вырваться и от этих усилий чуть снова не лишилась чувств.
— Лежи смирно, — ласково велел он. — Тебе здорово досталось.
— Со мной все в порядке, — солгала Брексан, чувствуя, что лицо просто сводит от боли; боль была такая пронзительная, что у нее даже слезы на глазах выступили.
— Ничего не в порядке, — возразил Версен и слегка стиснул ей пальцы, явно желая ее подбодрить. — Но со временем все, конечно, пройдет.
Решив не сопротивляться, Брексан снова легла и закрыла глаза. Под закрытыми веками вскипали слезы, и она изо всех сил старалась их удержать. Потом, судорожно вдохнув, спросила:
— Они нас убьют?
— Не думаю. Во всяком случае, пока что вроде бы не собираются.
С трудом проглотив колючий комок, застрявший в горле, Брексан осторожно провела двумя пальцами по распухшей щеке и снова спросила:
— Отчего ты так уверен?