— Здоровее будешь, Петруша! У вас осталось десять минут! — напоследок произнес старец и вышел на улицу.
— Даже рожу сполоснуть не дал! — обиженно произнес Министр, натягивая брюки.
Он зябко передернул плечами — промозглый утренний туман успел просочиться в палатку.
— Петр Семеныч, будь другом, не ной! — попросил Сидоренко. — Мы ж не на передовой!
— Можно подумать, что ты с передовой вернулся?
— Не с передовой, но повоевать тоже пришлось! — гневно воскликнул майор. — Зимой в тайге без одежды и харчей, пока ты в тылу на мягкой перинке прохлаждался!
— На мягкой перинке, говоришь? — ощерился бывший авторитет. — А слабо хотя бы недельку на одних нарах со жмурами в городском морге перекантоваться? Жрать на окровавленном прозекторском столе, когда от запаха мертвечины даже скулы сводит и наизнанку выворачивает? А мне оно надо? Уж лучше зимой в тайге, без харчей и одежды…
— Да ладно вам собачиться! — не выдержав перебранки друзей, вмешался Вольф.
— А кто здесь собачиться? — наморщив лоб в притворном удивлении, произнес Министр. — Это мы с утра так в боевой настрой себя приводим. Для подъема жизненного тонуса, так сказать. Правда, товарищ майор?
— Правда, товарищ капитан, — в тон ему ответил Сидоренко. — Кровь в жилах разгоняем!
— Ну-ну! — покачал головой Вольф. — Только времени уже не осталось.
— Тогда вперед! Нас ждут великие дела! — картинно произнес Петр Семеныч.
Когда они вышли из палатки, солнце едва окрасило краешек небосвода, и ночная тьма еще вольготно чувствовала себя на улице, не спеша прятаться по укромным местам и щелям. В глубокой яме раскопа клубился туман, пуховым одеялом накрывая истерзанную археологами землю.
— Романтично-то как? — потягиваясь, произнес Петр Семеныч. — В палатках в центре города.
— А кого тебе стыдиться? — огляделся по сторонам Сидоренко. — Кругом забор, охрана — мышь не проскочит! Благо, что в Николе уже не служат, а то бы возникли проблемы.
— Точно, на этот счет у батюшки свой бзик, — согласился с майором Министр, — набожен старик, спасу нет!
— Только в этот раз батюшка набожность свою подальше засунет. Чтобы фрицев сломить, готов даже дьявола в строй поставить!
— Вот жизнь пошла, мать её! — ругнулся Петр Семеныч.
— Опаздываете, господа офицеры! — сурово отчитал заспанных контрразведчиков батюшка Феофан, едва они появились в палатке начальника экспедиции. — Вадим уже вторую чашку чая налил, вас дожидаючись!
— Да я, в общем-то, и не ложился, — признался Вадим. — Грех с таким материалом спать!
— Я бы тоже чифирнул, — заявил Министр, внимательно зыркая по сторонам в поисках чайника.
— Термос там, — Вадим махнул рукой в угол палатки, где располагалась маленькая походная кухонька. — До завтрака еще далеко…
— А повариха еще дрыхнет без задних ног, — закончил фразу Петр Семеныч.
— Ладно уж, наливайте чай, и к столу! — разрешил старец. — А то толку от вас все равно не добьешься!
Дождавшись пока офицеры рассядутся с парившими кружками чая вокруг складного стола, батюшка сказал:
— Пока вы чесались и зевали, мы с Вадимом Дмитриевичем перекинулись парой слов о вчерашней находке.
— Речь идет о плане на шкуре? — уточнил Сидоренко.
— Именно, — подтвердил монах. — Пока вы бессовестно дрыхли, Вадим Дмитриевич работал! Ему удалось реконструировать изначальный рисунок…
— Лучше бы, конечно, отдать находку в руки настоящего реставратора, — вмешался Вадим, — но…
— Во-первых: секретность, — вновь продолжил батюшка, — во-вторых: время! Будем работать с тем, что имеем. Я ввел профессора в курс дела, теперь он знает все о настоящей цели экспедиции. Вадим Дмитриевич…
Археолог ушел в дальний конец большой палатки, заставленный разнообразным электрооборудованием. Вернулся он, сжимая в руках скатанный в трубу лист ватмана. Не сговариваясь, контрразведчики подняли кружки, а профессор раскатал ватман и положил его на стол.
— Это копия плана, — пояснил он. — В нашей мобильной лаборатории я обработал схему на лазерной установке. Так же я взял на себя смелость и дополнил отсутствующие детали, которые не сохранились из-за плохого состояния носителя. Шкура местами сильно попорчена плесенью, местами потемнела… Конечно, специалисты могли бы привести её в более пристойный вид… Итак, проанализировав схему, я пришел к выводу, что на ней изображен участок местности, непосредственно прилегающий к найденной нами землянке. Эти волнистые линии, — профессор ткнут пальцем в лист ватмана, — несомненно, схематическое изображение Волхова. На левом берегу — два поселка, каждый из которых прячется за своей стеной из заостренных кольев. Значит во времена Финна, будем считать его автором не только берестяных грамот, но и настоящего плана, общей стены вокруг Новгорода еще не было. Поселки поименованы. Хорошо сохранилась подпись под будущим Неревским концом, которую можно перевести как: меря и чуди здесь проживают. Надпись под вторым поселкам почти целиком съедена плесенью. Все надписи на схеме, так же, как и текст грамот, выполнены на лехитском языке.
— Что за язык? — между делом поинтересовался Петр Семеныч.
— Древнепольский, — ответил профессор.
— А при чем тут поляки? — не понял Министр. — Они-то каким боком прилипли?
— Видите ли, в чем дело, — произнес Вадим Дмитриевич, — язык практически всех известных новгородских берестяных грамот тождественен лехитскому. Их легко сравнить, так как существуют древнепольские тексты. Предположительно на языке северных лехитов разговаривали и Полабские славяне и русины острова Рюген. Но утверждать мы этого не можем, из-за отсутствия какой либо доказательной базы…
— Вадим Дмитриевич, — прервал профессора старец, — давайте оставим лингвистические изыски более подготовленной аудитории. У нашей экспедиции немного другие цели.
— Простите, простите. Я могу разговаривать на эту тему часами. Продолжим: между двумя поселками левобережья, где-то в районе современного Софийского собора, на плане отмечено языческое капище и обширный могильник.
— Почему вы так решили? — задал вопрос Сергей Валентинович. — Насчет капища я согласен — эти уродцы в кругу явно языческие идолы. Но с чего вы взяли, что вот эти едва видимые линии границы могильника?
— Дело в том, — вновь пустился в объяснения профессор, — что с момента христианизации Руси и установления в Новгороде епископии, Софийский собор и примыкающие к нему постройки составляют комплекс резиденции епископа. Самый декорум христианизации повсеместно на Руси включал в себя идею торжества над поверженным язычеством и требовал освящения древних капищ сооружением на их месте церквей. Так было и в Новгороде, где на месте языческих капищ Велеса и Перуна были сооружены храмы Власия и Илия Пророка. Нужно полагать, что и Софийский собор физически сменил главное языческое капище Новгорода. Одно из урочищ первоначальной крепости носило название «Буевища» — заброшенного кладбища. Таким образом, сочетание на территории первоначальной крепости, позднее Детинца, капища, кладбища и места вечевых собраний характеризует эту территорию как местопребывание древнего межплеменного центра. В древности кладбище обычно служило и местом вечевых сходок, и местом суда, и местом различных административных отправлений, а также культовых празненств и игрищ. Недаром в русском языке словом «погост» означается, и административный центр нескольких деревень. Скандинавские источники донесли до нас описание народных собраний-тингов, собиравшихся на курганных кладбищах…
— Вадим Дмитриевич! — укоризненно произнес старец, останавливая лекцию профессора. — Давайте ближе к делу!
— Ох, — огорченно крякнул Вадим. — Меня опять понесло…
— Сергей Валентинович, все вопросы после! — предупредил батюшка. — Иначе мы до вечера не закончим! Продолжайте, профессор.
— Кх-м, кх-м, — откашлялся Вадим. — Если левобережье изображено на карте чисто схематически, то правый берег разрисован древним картографом не в пример подробнее. В некоторых местах указаны даже расстояния между объектами. Первое, что бросается в глаза — это холм! Холм, которого ныне не существует! Значит, все предположения верны: Холмгард существовал в действительности! Вот он, — Вадим указал на изображенный на плане поселок, огороженный частоколом из заостренных бревен. Как мы и предполагали, жилище нашего волхва находилось за пределами частокола. Вот оно…
— Постойте! — нарушая запрет старца, вновь перебил профессора Сидоренко. — Тут нарисовано два строения.
— Точно! — согласился Вадим. — Эта землянка была лишь временным пристанищем для Кемийоке и его ученика. Вот она, маленькая. А эта избушка, видимо, была построена несколько позже. В непосредственной близости от пристанища волхвов находиться капище… Обратите внимание, на детальную прорисовку алтарного камня. На нем даже имеется надпись. К сожалению, не все буквы сохранились. Но можно предположить, что некогда там была надпись «врата».
— Какие врата? Куда? — не унимался Сидоренко.
— Наверное, в преисподню! — хохотнул Министр.
— А вы не так уж и далеки от истины, уважаемый Петр Семеныч, — неожиданно для всех поддержал абсурдное, на первый взгляд, предположение Министра Вадим. — Смотрите, что изображено непосредственно под холмом? Ряд подземных тоннелей, причем многоуровневых! Финн нарисовал лишь три уровня. А под самым нижним написал примерно следующее: «что глубже, известно лишь Великому Кемийоке и подземным богам».