- Я писал то, что мне говорили... - Он смотрел на Жилова каменно-холодным взглядом, будто готовясь к смертному поединку. - А за выводы я не отвечаю.
- Ознакомьте его с приказом! - сурово сказал Жилов подполковнику Дуйсенбиеву, чувствуя, что задыхается от негодования. Затем обратился к Федулину: - Пойдем поговорим теперь с людьми...
- ...Надо так поработать в ротах, чтобы каждый красноармеец и сержант не только хорошо знал боевую задачу, а чтобы душа в нем кричала от ненависти к захватчикам, от желания победить! - с молодой запальчивостью говорил, обращаясь к стоявшим в строю работникам политотдела дивизии, батальонный комиссар - щуплый, большеглазый, с бледным лицом. - Проверьте, чтоб у всех была листовка с речью товарища Сталина. И не забывайте: идейная закалка бойцов рождает в бою молодцов! Нет более крепкой брони, чем вера!..
Батальонный комиссар привычным жестом достал из кармана бриджей серебряную луковицу старинных часов, взглянул на них, затем нетерпеливо посмотрел в лес, где виднелась палатка начальника штаба.
Воспользовавшись паузой, Миша Иванюта шепотом спросил у стоявшего рядом с ним Казанского:
- А кто этот батальонный?
- Редкоребров - заместитель начальника политотдела, - не поворачивая головы, тихо ответил редактор. - Мешок с цитатами.
- Он и без цитат умница, - вмешался в разговор сосед Иванюты слева белобрысый политрук, который первым встретил сегодня пополнение политработников.
- Не спорю. Но почему в холостяках ходит?.. Не знаешь? - Казанский засмеялся. - А потому, что объяснялся девкам в любви цитатами и пословицами.
- Вам бы, политрук Казанский, знание их тоже не повредило! - заметил Редкоребров, и строй отозвался смехом. А батальонный комиссар, оборвав смех суровым взглядом, назидательно изрек: - Пословицы - это плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенный в формулы.
Казанский не нашелся что сказать, а с правого фланга кто-то громко спросил:
- Откуда цитата?
- Это мудрость, которой кое у кого не хватает. - Редкоребров, кинув на редактора газеты насмешливый взгляд, объявил: - А политрук Казанский пойдет в батальон обеспечивать атаку вместе со мной.
- Я, к сожалению, уже имею задание! - с напускным огорчением ответил Казанский.
- Выполняют последнее, - спокойно напомнил ему батальонный комиссар. Однако на всякий случай поинтересовался: - Чье и какое задание?
- Начальник политотдела приказал достать печатную машину, - с чувством неуязвимости ответил Казанский.
- А-а... Ну ладно, прибережем вас на будущее. - Редкоребров достал из планшетки лист бумаги, развернул его и объявил: - Все, чьи фамилии зачитаю, немедленно отправляются в батальоны. Задача - личным примером обеспечить успех атаки.
Предельная ясность и категоричность приказа отозвалась в груди Миши Иванюты сосущим холодком: его фамилия тоже была названа.
Вот тебе и газетная работа!.. Опять атаки! Миша Иванюта слишком хорошо знал, что такое атака. Позади у него одиннадцать атак. Одиннадцать - и не меньше. Тут уж со счета не собьешься, ибо одно дело похвалиться перед товарищами, как ты умеешь с длинным выпадом бросать вперед по левой руке винтовку со штыком, а другое - атаковать в цепи, а тем более рядом с незнакомыми тебе бойцами, когда не приноровились друг к другу, когда ты не внушил своим соседям, что обязательно проложишь штыком дорогу себе и им, если только они защитят тебя от выстрелов в упор. Ведь в штыковой, если говорить правду, схватываются лишь те, которые не успели перестрелять друг друга при сближении... Да, каждая атака - это судорожные объятия смерти, из которых надо не только вырваться напряжением своих сил и своей сноровкой, но прежде победить в себе страх и ощущение, что именно в тебя летят все пули, а самое главное - сблизиться невредимым, удариться цепью о цепь и перехитрить всех, кто кинется на тебя...
Уточнив по списку, кто в какой полк направляется, и сообщив, что у секретаря политотдела надо получить под расписку топографические карты и у него же узнать местоположение командных пунктов, батальонный комиссар Редкоребров посмотрел в глубину леса, где как раз замаячили фигуры полковых комиссаров Жилова и Федулина.
Появление Жилова настолько удивило младшего политрука Иванюту, что он, механически выполнив команду Редкореброва "Смирно", даже не услышал слов его рапорта. Одно было в голове Миши: как и зачем здесь оказался Жилов, с которым он всего лишь вчера вечером простился в лесу юго-восточнее Могилева? Может, за ним приехал? Ведь полковой комиссар однажды предлагал ему стать инструктором по информации... А что?.. И никаких тебе батальонов и атак.
Но полковой комиссар Жилов будто и не узнавал Иванюту, хотя, выступая перед строем политработников, не раз останавливал взгляд на его недоуменно улыбающемся лице. Из слов Жилова Миша наконец понял, что их дивизия оказалась в подчинении генерала Чумакова, что Западный фронт на нескольких направлениях наносит по врагу контрудары и что это будет лучшим их откликом на историческую речь товарища Сталина... Но почему Жилов не узнает его, почему так суров и тверд взгляд полкового комиссара? Тревога все больше теснила грудь Миши, и он стал мысленно вглядываться в не столь далекие дни, - может, провинился чем-нибудь?
И вдруг - как неожиданный выстрел над головой.
- Младший политрук Иванюта, выйдите из строя! - приказал Жилов, когда закончил речь.
Иванюта не шелохнулся, полагая, что с ним происходит что-то странное. Но его подтолкнул политрук Казанский, и он понял, что не ослышался.
"За что?!" - обожгла Мишу мысль. Он вышел вперед и, сделав поворот кругом, стал лицом к строю.
- Товарищи, - послышался сзади него совсем не строгий голос полкового комиссара Жилова, - я пользуюсь случаем и хочу сказать, что к вам направлен на работу в редакцию младший политрук Иванюта... Вот он перед вами. В окружении Михаил показал себя молодцом... В числе других отличившихся из нашей группы младший политрук Иванюта представлен к боевому ордену...
Мише почудилось, будто земля, на которой он стоит, пытается поменяться местом с небом: лес, просека и двухшеренговый строй на просеке качнулись из стороны в сторону, и от этого у него перед глазами заплясали лучисто-зеленые звезды.
Жилов между тем продолжал:
- Сейчас такое время, что награды не скоро находят героев, и я от лица службы пока объявляю младшему политруку Иванюте благодарность...
- Служу Советскому Союзу! - выпалил Миша изменившимся от волнения голосом, и от этих его слов лес и просека перестали качаться.
"Только в батальон, в роту, в атаку!.." - будто крикнул кто-то внутри Миши, и он почувствовал, как его сердце наливается боевым восторгом.
Когда строй был распущен и все заторопились получить карты, Казанский окликнул Иванюту:
- Михайло, обожди!
- Мне за картой надо.
- Успеешь... Я вот что хотел. - Казанский будто чувствовал какую-то неловкость перед Мишей. - Не забывай там, что ты журналист. Держи наготове блокнот. Вернусь с печатной машиной, и никаких больше для тебя атак без особой нужды. Сразу же начнем делать газету.
- Все ясно. - Миша боялся отстать от политотдельцев. - Будет тебе материал. Может, и сочиню там что-нибудь.
- Ты, главное, уцелей, - грустно посоветовал Казанский.
- Да уж постараюсь.
- В настоящих атаках небось не бывал?
- Не бывал, так побуду! - В глазах Миши запрыгали озорные чертики.
- Это тебе не на танцы бегать.
- А ты ходил в атаки? - поинтересовался Миша.
- Если б не ходил, не стал бы тебя поучать.
- Ну, тогда поучай.
- Ты беги за картой, а если останется время, я тебе кое-что подскажу. А то одно дело - штурмовая полоса в училище, а другое - когда на тебя летит тысяча чертей с налитыми кровью глазами.
- Хорошо, я сейчас, - пообещал Миша, но обещание не выполнил: возле палатки политотдела уже стояли наготове машины.
22
В дни первой декады июля немецкие войска группы армий "Центр", усиливаясь за счет резервов и ведя в ходе наступления перегруппировку, яростно атаковали советские части на рубежах Западная Двина, Днепр и Березина. Главные удары они наносили по предмостным укреплениям в районах Могилева, Быхова, Рогачева, Жлобина и западнее Витебска. Боевые порядки немецких дивизий приобрели устойчивую форму для наступательных действий; броневые сгустки их ударных сил с естественной закономерностью тяготели к тем местам, где было удобно форсировать под прикрытием пикировщиков реки, где более проходимая местность и имелись дороги для развития оперативного успеха с меньшим для себя уроном. Гитлеровский генералитет не мог и предположить, что обороняющаяся сторона, понеся значительно большие потери, чем германские войска, способна перейти в наступление. Более того, германское верховное командование в эти дни было уверено, как гласил один из документов, датированный 4 июля, что "на фронте группы армий "Центр" возможно обеспечить продвижение танковых частей вплоть до Москвы, а пехоты - за Западную Двину и Днепр. На фронте группы армий "Север" можно обеспечить продвижение танковых частей до Ленинграда и пехотных соединений до рубежа Великие Луки, Дно, Псков, Тарту".