Ирина, продолжая ощущать непонятную вялость в теле, стояла у окна.
«Шар… горящий шар… почему я не сказала Сергею?»
Она положила локти на подоконник, прижалась лбом к рукам.
Но вдруг что-то заставило Ирину насторожиться. Резко поднять голову. Она с беспокойством осматривала уже темнеющую даль. Что это ей почудилось? Резкий звук? Или, может быть, быстрая вспышка очень яркого света, настолько яркого, что она ощутила его сквозь плотно сжатые веки, сквозь руки, прикрывающие лицо?
Но нет, вокруг все было спокойно. Лес почти совсем черный. Над ним еще светлое, но уже серое небо с одинокой тучей на закате.
И вдруг Ирина увидела, как там, над черным лесом, на фоне черной тучи замелькали, заплясали огненные змеи. Они рвались из-за леса, они были связаны с землей и бились и переплетались, слабея в вышине неба. Ирина, сощурив глаза, как от сияющего солнца, большими неверными шагами пошла из комнаты.
«Сказать… сказать папе… Сергею… Что-то случилось… с энерготроном… Но где они?..»
Память не отметила, как она оказалась в саду. Она помнит только… Было уже совсем-совсем темно… И небо черное, безлунное и тяжелое. Ирина, полуоткрыв рот, втянула в себя побольше воздуха. Она закричала.
— Папа! Папа! Сергей!
Но вдруг пошатнулась от обилия каких-то странных, неразборчивых звуков, обрушившихся на нее. И опять появилось ощущение чего-то давно-давно пережитого. Особенно ее поразил одинокий, беспомощный зов, который она отчетливо различала в этом множестве шумов. Так когда-то в детстве кричал Юрик, когда проломился под ним тонкий осенний ледок вот на этой самой речушке-безымянке, что течет внизу, отделяя поселок от леса. И как тогда, Ирина побежала ему навстречу.
— Юрик! Зайчик мой маленький!
Ничего не видно. И что-то путается в ногах. Она неожиданно упала, поднялась и опять упала… Как-будто вихри метались вокруг, отрывая ее от земли. Но непостижимее всего то, что она предельно ясно подумала: вокруг — и в лесу, и там, у нарядных дач, — тишина, насыщенный покой летнего гаснущего вечера.
Силы на исходе… Неимоверно возросшая тяжесть придавила ее к холодной траве, а потом неведомо как подбросила вверх. И звук, певучий и монотонный, как старинная песня, нахлынул со всех сторон. Прямо перед ней в черном навалившемся небе что-то блеснуло, серо-голубое, скользкое, подобное телу гигантской рыбы.
Ирина зашевелилась. И собственное движение ошеломило ее: она не чувствовала тела и не могла определить, стоит она, сидит или лежит.
«Что со мной? Что это такое со мной? Но я думаю — значит я живу…»
И чьи-то слова, обрывок чужого спора. Она слышала их, она их понимала. Но голоса были бесцветные, не отличимые друг от друга.
— Нет! Так не будет!
— Нам жить надо!
— Жить? Для чего?
Пауза. Ирина отчетливо ощутила эту паузу. Она как бы погрузилась в их молчание, напряженно стараясь уловить, что же ответит другой. Это было очень важно, хотя она совсем не понимала, почему этот невысказанный ответ ее так волнует.
Она их не видела, она не имела о них никакого представления, но казалось несомненным, что именно этот другой страшен, отвратительно страшен и жесток. И как будто вся ее жизнь… Нет! Не только ее одна жизнь, а что-то неизмеримо большее зависело от его слов.
Но, видимо, заговорил не он, а первый.
— Еще раз подтверждается: вселенная рождает повторения. Не тождества, а повторения. Планета удивительно напоминает Оринду. И женщина…
— Тише. Она очнулась.
Легкий шелест растворился вдали. Ирина открыла глаза. Над ней мутным сиянием светился потолок. Она лежала на полу в узкой голубой кабине Ирина, приподняв руку, коснулась стены. Палец потонул, как в ласковом мягком бархате.
Ирина села, потом поднялась на ноги, шагнула. Во всех движениях легкость. Где она? И что, собственно, случилось? Острого беспокойства не было, только щемящая тоска, как будто она потеряла что-то бесконечно дорогое.
— Сергей! Сергей!
Тишина. Такая тишина, что, кажется, слышно, как сиянье истекает от стен и потолка.
— Сергей! — еще раз громко позвала она. Тогда что-то щелкнуло. Ирина быстро оглянулась на звук. Кто-то невысокий, вполовину человеческого роста, выдвинулся из стены там, где ее сияние затуманилось. Он медленно приближался, весь укутанный тоже голубым, но не светящимся, а просто голубым покрывалом. Он плыл над коричневым полом на высоте пятнадцати-двадцати сантиметров. Ирина отскочила назад, стараясь втиснуться в угол.
«Не надо бояться! Не надо! Не надо! Не надо!»
— Правильно, бояться не надо. Страх хуже всего. Он унижает, — как будто произнес кто-то.
Ирина встрепенулась.
«Что?! Что-то сказано?! Но ведь по-прежнему не слышно ни единого звука…»
— Да, не слышно. Но мои мысли ты отлично слышишь.
И тогда Ирина поняла, что она разговаривает с этим существом, разговаривает без слов. И неожиданно стало очень и очень спокойно, пришла странная уверенность, что все обязательно будет хорошо, что с ней ничего ужасного не произойдет, что ее близкие находятся там же, в подмосковное поселке Малаховка, и даже Юрик в полной безопасности.
— Ты хочешь знать, где ты? Пусть это не покажется тебе ужасным. Ты находишься сейчас на расстоянии тридцати тысяч километров от поверхности Земли на нашем космическом корабле.
Это было сказано без всякого усиления интонации, как о самом обычном, И Ирина не сразу осознала все страшное значение этих слов. А когда поняла, стало жутко, непреодолимо жутко.
— Твой страх вполне естественен. Но, повторяю, не бойся. Мы крепко связаны с Землей. Хочешь, я покажу тебе сейчас совсем близко твоих родных и твой дом? Хочешь?
Почти в ту же минуту от стены отделилась тень, Голубое покрывало, скрывающее от Ирины тело ее не обыкновенного собеседника, вдруг раздвинулось, мелькнули длинные черные и гибкие щупальца, они ловко подхватили какой-то предмет и подали его Ирине.
— Возьми, надень и пойдешь за мной.
В руках Ирины оказался скафандр. Странно, что и в скафандре Ирина двигалась легко, не чувствуя тяжести этой громоздкой одежды.
Ирина, как сквозь густую жидкость, шла за своим провожатым. Темнота. Сплошная темнота.
— Смотри, смотри внимательно.
Ирина напрягла зрение и увидела большой шар, а на нем знакомые очертания материков. Это был огромный глобус.
— Укажи нам, где находятся они.
Ирина показала Москву.
— Так… так… Я так и думал.
И вдруг прямо под ногами раскрылась пропасть. Ирина шарахнулась назад.
— Не бойся, не бойся.
Внизу, насколько хватало глаз, была голубая, клубящаяся, как бы живая часть шарообразной сферы. Потом начали выступать более темные, более синие массивы.
Ирина вскрикнула: она узнала своеобразный, изрезанный морями рисунок Европы. Скандинавия… Балтика… Москва…
— Тише… тише…
И Ирина совсем близко увидела комнату родного дома Веселых гостей в столовой. Отец и Сергей на террасе. Ночь. Терраса не освещена. Отец потушил о перила папиросу и положил ее в пепельницу.
— …перепоручить… даже… если бы… это была… его…
Отец пошел к дверям и Сергей за ним.
Только движения у них странные, медленные-медленные. Они не идут, а как бы плывут по воздуху… И голоса отца Ирина не узнала. Он слова произносил медленно, растянуто…
Существо другого мира исчезло. И уверенность сразу же покинула Ирину.
В отведенном ей жилище, в этой сияющей кабине, все заполнено чистейшим воздухом, как будто ранняя весна дохнула прямо в лицо своими запахами.
Но тревога нарастала! Какая навязчивая, цепкая тревога! Нет! Это не страх за собственную жизнь! Ирине казалось нелогичным создавать такую бодрящую свежесть для нее и только для нее, а потом ее же, Ирину, уничтожить. В основе этого все нарастающего беспокойства лежала одна-единственная фраза, слова, которые она первыми услышала здесь, в этих стенах. «Нам жить надо!» И почему-то за этим жестоким «Нам жить надо!» виделась опустошенная земля, груды камней на московских улицах, безжизненная равнина вместо любимой березе вой рощи. Ирина понимала, что ее мысли слышат. И их нельзя преждевременно открывать кому бы то ни было. «Надо действовать, действовать, а не думать!»
Она медленно продвигалась вдоль стен, ощупывая их руками, — они были совершенно гладкие, мягкие и тепловатые.
— Есть хочется, — негромко сказала Ирина. Необходимо как-то отвлечься.
Прямо перед ней затуманилась, потемнела стена и четко выступили очертания закутанного в синее покрывало тела. «Оно» появилось опять. Черные щупальца протянули Ирине три золотисто-желтых овальных предмета. Плоды оказались ароматными и нежными. Ирина с удовольствием ела их, осторожно рассматривая вошедшего. Он говорил, но смысл его слов плохо воспринимался.
Ирина покорно села на пол, прислонившись плечом к стене. Она не спускала глаз с этого непостижимого существа. Рядом с ним возник небольшой экран, усыпанный звездами, четкая золотистая стрелочка бегала от одной светящейся точки к другой.
— Вот Солнце. А вот ближайшая к нему звезда…
— Проксима Центавра…
— Пусть будет Проксима Центавра, раз вы ее так называете. И на экране светящаяся точка увеличилась, превратилась в шарик, вокруг нее закружилась единственная планета.
— Это наша земля.
Ирина не удивилась Как будто она когда-то очень давно знала, что именно так и есть.
— Почему я понимаю вас?
— У нас один мозг, одни и те же нервные ткани. Мысли рождают в мозгу определенные излучения. У меня есть прибор, усиливающий это излучение. Вот мы и понимаем друг друга.
И это не вызвало возражения. Но тревога росла. Ирине казалось, что он не досказывает самого главного.
— Зачем вы здесь? Чего вы хотите от Земли? — резко спросила она и вся превратилась в слух не только разумом, но каждой клеточкой своего тела готовая встретить его слова.
— Ничего. Мы только изучаем, наблюдаем.
И сразу же понял: такой ответ совершенно не удовлетворяет Ирину. Он начал объяснять подробнее и как-то задушевнее.
— Мы уже очень и очень давно оторвались от своей планеты. Мы видели другие миры, такие не схожие между собой. Разнообразен мир жизни! Есть жизнь, очень похожая на вашу, потому что солнце у них такое же, как ваше. Об этом ты узнаешь всему свой час.
Ирина не могла не согласиться — всему свое время.
— Почему я у вас? Чего вы хотите от меня?
— И об этом мы расскажем тебе. Но знай, мы насильно не отрывали тебя от родной стихии. Мы только с большим трудом сумели спасти твою жизнь. Пойми: мы спасли, и мы ничего не уничтожали. Но раз ты с нами, мы хотим воспользоваться твоим присутствием. Мы хотим как можно больше знать о Земле.
Но ей не давали покоя слова «Нам жить надо!», произнесенные так злобно, с тупой ненавистью ко всему живущему, хотя она верила, что сказаны они не им, не этим, наверно очень добрым существом.
Пришелец другого мира заговорил очень медленно и очень проникновенно.
— …Условия жизни на вашей Земле и в ваших морях непригодны для нас. Для нас гибельны лучи вашего Солнца. В них слишком велика ультрафиолетовая компонента. Наше солнце холодное: красные и инфракрасные лучи — вот в каком свете мы живем. Мы совсем другие. Я боюсь испугать тебя своим видом, и я окутан еще оболочкой, в которой могу дышать. В том воздухе, в котором живешь ты, не могу жить я. Мы искусственно создали эту атмосферу. Так зачем же нам ваша Земля?
Ирина молчала, но он чувствовал ее недоверие.
— Ты узнаешь жизнь нашей планеты. Посмотри на меня. Не бойся, прямо смотри. Разве я могу лгать? Не бойся, не бойся.
На мгновенье распахнулось синее покрывало. Ирина не сдержала крика ужаса. Перед ней в прозрачном, как из стекла, сосуде находилась огромная медуза с черными, очень длинными и очень гибкими щупальцами. Почти все тело медузы — голова. Огромные человечьи зеленовато-синие глаза смотрели ласково и сочувственно. Покрывало прикрылось опять.
— Я знал, что мой вид будет тебе неприятен.
— Нет! Нет! — горячо возразила Ирина, еще не совсем оправившись от потрясения. — Теперь я не боюсь тебя. Я верю тебе. Но мне… мне надо подумать…
— Я не советую тебе тратить на тоску и на земные воспоминания свое дорогое время. Ты должна думать, наблюдать, запоминать. Или же отдых, сон. Вот посмотри: нажмешь эту кнопку — и наступит земной вечер, потом ночь. Тогда отдыхай, полностью отдыхай, никаких посторонних мыслей. Мы, может быть, и наивно, но сделали здесь все, чтобы как-то повторить все ваше земное — и день, и вечер, и ночь, и рассвет…
Ирина не двигалась. Да она и не слышала его слов. Слегка запрокинув голову, она всматривалась в голубое свечение стен, как бы стараясь увидеть за ними свое будущее. Она всем своим существом ощущала: это правда! Это все правда! И в этом нереальном мире ей предстоит найти свой собственный путь.
Это были мудрые существа. Они не оставили Ирине времени на мучительные размышления.
Она сразу же увидела чужой мир.
Ириша сидела перед большим экраном яйцеобразного прибора. И перед ней очень рельефно, очень зримо открывалась непонятная жизнь.
Безбрежный и бесконечный океана. Твердая сердцевина планеты сплошь покрыта вечно двигающейся, вечно волнующейся оболочкой. И этот океан непривычного цвета: коричневый с зеленым оттенком. Ни единого островка. Только колеблющиеся волны. Только вечно живая стихия. А над ней низкие сплошные тучи, и в их редком, случайном разрыве-желтое небо, и солнце в нем тускло-красное, с четко очерченными краями.
Таков был вид планеты, такой ее должны увидеть те, кто опустится на эту зыбь.
Кое-где протянулись по воде водоросли — синие растения с очень крепкими и толстыми стеблями. Их бьет и кромсает море. Но они живучи. Они продолжают расти. В некоторых местах они сплошной изгородью охватили поверхность воды. Бурая шумящая пена там, где вода ударяется о их стволы.
Потом Ирина как бы начала опускаться ниже, в пучину вод, на морское дно. Становилось все темнее и темнее. Но жизнь оживлялась, расцветала.
Появились странные сооружения, остроугольные, самой причудливой формы — и все блестящие, черные. Настолько блестящие, что, кажется, от них исходит легкое сияние, но сразу же гасится, тонет в вязкой воде.
Разбросав во все стороны щупальца, проносилось множество тех странных существ, чьей пленницей стала Ирина. Теперь она их рассмотрела лучше.
Наверно, большой прочности панцирь охватывал все их тело и видны лишь глаза, огромные и очень красивые, глаза, вне всякого сомнения, зоркие способные все видеть и все отмечать. А вокруг этого почти круглого корпуса вьется множество гибких и ловких жгутиков. Неожиданно всю поверхность экрана заполнила ровная блестящая стена. И как раз в эту минуту к Ирине приблизился проксимианец. (Так Ирина назвала пришельцев этого мира.) Он повернул какой-то рычажок. И стена растаяла. Ирина оцепенела от ужаса.
Сквозь миллиарды километров, она чувствовала, именно сквозь миллиарды километров, из мрака густой и темной воды на нее смотрели слабо мерцающие зелеными искрами глаза. Они изучали! Они оценивали! От них невозможно спрятаться!
— Не бойся, — сказал тот, что был рядом, — он только хочет посмотреть на тебя. Это управление нашим космическим кораблем.
Медуза на экране была без панциря, и Ирина видела даже, как в ее мутном теле пульсирует множество переплетающихся тонких сосудов.
Но вот медуза отодвинулась, уступив место огромному сооружению, состоящему из большого числа сросшихся труб. В центре, там, где все соединилось в узел, — овальное зеркало с выпуклой поверхностью.
— К другим звездам мы летим в поле проникаемости. Это поле нам все время посылает генератор с родной планеты.
Ирина нуждалась в отдыхе. Впечатления были слишком сильными. Эта густая, темно-коричневая пучина вод, извивающиеся щупальца, остроугольные, черные до блеска строения и бесконечная скользкая сеть водорослей.
— Омут, какой страшный омут! — прошептала Ирина. И содрогнулась при мысли, что она когда-нибудь окажется там.
Она взяла в руки оставленные ей полупрозрачные, как спелый виноград, плоды и начала медленно есть.
«Неужели у них, в этой темноте, растут такие фрукты? Нет! Не может быть! Плод требует полноценного солнца. Все требует настоящего солнца!»
«Не надо напрасно тратить дорогое время, — вспомнила Ирина, — не надо тосковать и думать о тех, кого ты оставила на Земле Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть тебя. А сейчас ты должна наблюдать, изучать, запоминать. Или отдых, сон».
— «Или отдых, сон», — повторила Ирина. — Я слишком возбуждена, чтобы воспринимать. Спать, только спать…
Она нажала кнопку ночного отдыха. И постепенно начал меняться оттенок стен и потолка. Все было сделано для того, чтобы создать иллюзию земного заката. Появились желто-красные тона, повеяло вечерней прохладой. Но это казалось слишком примитивным.
Да, краски были почти земные. И воздух свеж… Только нет земного простора, его безграничности, нет шумов земных, нет самой Земли…
И тоска Ирины не гасла, а становилась острее. Ирина вернется. Конечно, вернется на Землю. Она верила проксимианцу.
Она лежала. И сон не шел. И небо над ней — слабо светящееся, с обилием мерцающих звезд, почти такое, как в Подмосковье. Такое и не такое.