Игорь отчетливо понимал, что моногамия для этой женщины играет роль бортов и железочек в детской игре, когда на небольшом разрисованном поле железный шарик, выстреленный из железной пушечки, отскакивая от всякого рода стенок, вертушек и проволочек, везде находит призовые лунки. Она должна была находить везде. Прежде чем спросить, замужем ли она, любой мужчина сообразительнее дауна осознавал, что на курорт Пантера приехала без мужа. В древности таких женщин любили брать жрицами любви в таинственные храмы - за неукротимость; их даровали воинам после победы в кровавых битвах на одну ночь, и ради такой ночи те желали еще войн и еще побед; раз в году их выпускали на священный луг, поили вином до вакхического исступления и посылали убивать царя-мужчину - для свершения обряда традиционной смены власти... XX столетие для Пантеры было мучительным пленом.
Пантера происходила из какой-то ориентальной породы, не среди берез ее зачали, да хоть бы и среди берез: неистовый юг, утомительно жаркий восток расплавили бы смолистую, медленно текущую славянскую кровь. Лицо ее до крайности не соответствовало телу (внешне это была единственная деталь, определявшая пантеру на два): слишком длинная тонкая шея и слишком цивилизованное, изящно профилированное греческими мелкими чертами лицо. Но уж пухлые чувственные губы, чуть раскосые глаза и черные вьющиеся волосы подарили этой ориентальной породе неистовые сельджуки или свирепые османы: из поколения в поколение они насиловали женщин Пантериного рода, насиловали ко взаимному удовольствию, растлевая цивилизацию неискусной, но бурной своей силой.
Лукавый призыв полупрятали ее глаза. Как у какой-нибудь Феодоры. Но нет, не Феодора, на царская стать, проще, проще - для воинов.
Долго и со знанием стриптизного дела Пантера натиралась антизагаром. Дело небесполезное. Если даже не учитывать прямую его капканную суть, то настоящий профессионализм в уходе за собственным телом состоит прежде всего в непрерывности: какой свет, сколько жара, сырости, какова сила ветра много всего рискованного соприкасается с единственной подлинной драгоценностью. Не будь на пляже ни единого человека, то есть мужчины, она натерлась бы с неменьшим старанием (быть может, не так медленно), да она натерлась бы даже во сне, даже в гробу! Курица отворачивала рожу своего, студент плюнул глазеть на море, даже пузатенькие вдвое замедлили режим отхлебывания пива.
Тело так победительно кричало, что Игорь не обратил внимания на цвет глаз: какие они были - зеленые? карие? серые? Нет, кажется, не серые.
Ориентальная Пантера встала, поставила ноги на ширину плеч, развела руки... И, Боже, Боже мой, Господи, какие это были упражнения! Какие наклоны, какие приседания это были. Женщина просто разминалась и разогревалась перед купанием в неласковой балтийской водице. Но этот мостик - уже на грани с запретными зрелищами... А этот перенос тяжести с одной ноги на другую? Хоть когда-нибудь, хоть кто-нибудь видел такие переносы?
Она дразнила их минут десять или пятнадцать. Даже запыхалась. Положительно, очень не хотелось лезть в серые, едва пригретые солнышком волны. Одна пока что была польза: курица увела своего этого со своим этим, а военная гномша демонстративно повернулась на бок: к аттракциону задом. Ну что же вы, ребята, больше смелости! Зашевелился, кажется, студентик.
У Игоря никогда прежде не было женщин. Двадцатилетие осталось позади, немало было приятных знакомств, но близость всегда представлялась делом слишком важным, чтобы лечь на случайную девицу. Девственник! Ну и что? Утописты, во всяком случае некоторые из них, не рекомендовали брак до двадцати пяти лет... А прыщи сводила импортная химия. Пантера была два. Ему встречались достойные кандидатки от одного до трех, но никак не складывалась ситуация, или же чувствовалось, что их от одного до трех только с виду. Но не страдал он как-то. Нет, положительно не страдал. В некоторых случаях играла, конечно, нерастраченная мужская сила, но играла она не фатально. Одним словом, танец живота как раз показался ситуацией, которая сложилась, поскольку он звучал в пляжной почти-зябкости громче и яснее хунвэйбиновского вопля "Да здравствует Мао!" Иероглиф, который трудно не прочесть, даже не зная китайского языка. Игорь чувствовал, что какая-то неправильнинка здесь присутствует, что женщина эта - не его; но такое понимание - на генеральном плане, на уровне жизненной стратегии, а вот в частности, уж больно удачно сложилась эта ситуация. Он подошел и сказал безо всякого смущения:
- Я хочу с вами познакомиться.
Ну хорошо, думала Пантера, я немного тороплюсь. Но ведь должны же какие-то вещи соблюдаться. Студенты должны быть робкими или нагло-развязными, мужчины посолиднее должны изображать, что они ищут какой-то предлог. А этот вот - здрассьте! На вот тебе какой купон откалывает. Игорь присел, ожидая ответа, а Пантера несколько отстраненно оглядывала его, определяя адекватную форму ответа на этот наскок.
- Елена, - только и сказала она.
В обойме ее бесконечного опыта имелась только одна нишка для такой ситуации: если мужик настоящий, да к тому ж и ничего себе, то с ним можно не финтить. В конце-то концов, время не казенное, а она и так уже профитилила неделю. А этот ничего. Молоденький. Ну, допустим, окажется, что настоящий, правильный то есть мужик - так хорошо. А если не окажется, то и потеря невелика, бортануть всегда сможем, зато игры какие с таких вот быстрых поворотов начинаются.
В жизни Пантера Елена хорошо умела делать две вещи (если не считать того, что умела нравиться мужчинам). Во-первых, она была выше среднего в постели, а это уже не худо по нашим бездарным и эгоистичным в отношении секса временам. Во-вторых, из той самой древней тайной выучки в храмах богинь, которые ежегодно требовали жертвовать им царское тело, сквозь череду поколений, сквозь унылые столетия Нового времени, дошло до глубинных психологических слоев маленькой девочки Лены искусство взгляда. Нет, это не тот взгляд, который обещает, не тот, который используется для возбуждения или привязывания мужчин. Не взгляд любви, конечно, какая у вакханок любовь, какая любовь у жриц! Исступление и искусство, но не любовь, естественно. Когда истерзанное, полуживое тело царя клали на священном лугу на каменную плиту алтаря, перед тем, как полоснуть обсидиановым ножом по горлу, жрица дарила ему этот взгляд. Он сообщал вчерашнему царю и завтрашнему пеплу, что боги есть и что жизнь его не напрасна, и что в мире живо нечто непредставимо прекрасное, частью своей присутствующее в этом взгляде. Царь умирал спокойно.
Игорь молчал и принимал подарок с трепетом, как вор, в лачуге лесника обнаруживший россыпь золотых червонцев. Елена всегда чувствовала, что ей следует быть поосторожней с этим взглядом, что-то в нем было не то. Не из сладостей. Но сколько она не того в жизни наделала. Замуж вышла? А на что вышла, черта ли в нем, в муже этом, за неделю всего его до самых потрохов узнала и теперь шестой год сопли чаду утираю. И то, статус какой-то замужний, а разницы между мужиками все равно мало, редко что-нибудь стоящее попадается. Так что разведешься, еще неизвестно за кого выскочишь. А черта ли в статусе? По ее натуре, так вовсе без мужика жить, а нужен он только для понятных забав. Сердцем она западала на одних лишь военных, дух от них шел особый, даже от чисто вымытых, только им и следовало отдаваться, да где ж всякий раз военного найдешь? Так и спим с разными. Так что на, студентик, колдунский мой взгляд, смотри какая сильная я ведьма!
Многое что в жизни Игоря прояснилось от этого взгляда; за пять десятилетий до смерти обещано было ему оправдание всей жизни и нечто непредставимо прекрасное, хотя и не ему предназначенное.
- Пойдем в кафе. Ты такой славный, - она встала, встряхнула полотенце (надо надеяться, кой-что до армейской шпингалетки долетело), нашарила ногами вьетнамки...
- Ну что же ты, собирайся, - Игорь дернулся в сторону своих вещей. Какой милый, как я ему нравлюсь. Ведь я ему нравлюсь. Надо будет почаще задавать этот вопрос: "Я тебе нравлюсь?" Так размышляла ориентальная Пантера, ощущая удовольствие от двух вещей: во-первых, как она его! Во-вторых, она направлялась в кафе и, несмотря на полное неудобство хождения в дешевых вьетнамках по асфальту, умело заставляла попку работать на зрителей; этот тоже смотрел, нагоняя ее, но он уже готов, а приятность идет от самого умения вот так работать попкой при этих кретинских вьетнамках. Игорь молча шел рядом, и Пантера думала, что молчит он от смущения ее бесподобными красотами, хотя на самом деле он молчал, потрясенный воздействием магии взгляда - не на него и не для таких дел рассчитанного. Тогда Елена на секунду остановилась, спиной приняла Игореву неспособность очнуться и притормозить, пожала плечиками и триумфально спросила, полуобернувшись:
- Знаешь, что ты забыл?
- Да?
- Ты забыл сказать, как тебя зовут, - должен же он понять и осознать, насколько увлекательно зрелище ее тела, можно просто память потерять.
- Игорь. Прости, я просто память потерял. Ты замечательно выглядишь, - ей должно быть приятно.
- Игорь? Красивое имя. Князь Игорь, - она рассмеялась. Куда этим простодушным мужчинам понять, уж куда понять им, что не над ними посмеиваются женщины, а радуются тому, как признана и как оценена их женская краса.
Прикосновение его белой городской кожи к спине было приятно. Сухая гладкая кожа. Мышцы.
В маленьком припляжном кафе, сидя на грязных пластиковых стульях, они пили из пластиковых стаканов красное вино и заедали его сосисками с горошком из пластиковых тарелок, поставленных на пластиковые столы, отвратительно запятнанные сигаретными ожогами. Тонкий слой пыли на столах. Шесть-семь. Очень слабое место для удачно сложившейся ситуации. Телам было прохладно, почти что зябкий ветер трепал бахрому, свисавшую с огромных полосатых зонтов, раскинутых над столами. Оба не хотели друг друга. Игорь волновался, адреналин устроил ему приступ холодного озноба. Пантера понимала, что рано или поздно захочет его, но не спешила; нужна для желания нега, нужен уют. Равнодушный балтийский ветер - плохая повитуха желанию.
Обоих беспокоило то, что стулья грязны и что кожа бедер соприкасается с пыльной поверхностью, обильно политой выделениями чужих потовых желез.
Оба знали: кафе лишь полустанок, на котором нельзя пребывать долго. Но знание их было разного сорта. Он знал на уровне инстинкта, она - на уровне навыка. Он не понимал, куда им следует отправиться после этого, она - еще не решила. Дикое мужское предчувствие подсказывало ему, что постель близко. Ее женский госплан просчитывал, когда именно.
- Кто ты?
- Женщина, все остальное ты видишь, - мужчины всегда ставят себя в проигрышное положение, считая почему-то своей святой обязанностью развлекать женщин разговорами. Молчаливый мужчина - победитель.
- Я ведь ничего не знаю о тебе.
- Я предметница.
- ?
- Преподаватель средней школы, географ, - в этом месте Игорь остро почувствовал, сколь сильно ненавидят ее коллеги, особенно коллеги за сорок пять... - Для детей я Елена Анатольевна, можешь себе представить?
- Какой ужас. Это немыслимо, - Игорь прекрасно представлял себе это, но Пантера не может не чувствовать себя вечно-девятнадцатилетней.
- Очень даже мыслимо. Но ведь кто-то должен это делать, - тоном оправдывающегося палача-профессионала ответила Пантера.
Студент что-то еще лепетал, лепетал, а она оценивала. Конечно, не атлет. Но жилистый такой, кожа чистая, нежные волосики. Альбиносик ты мой. И вот еще что: очень спокойный, уверенный голос. Ему положено сейчас волноваться, и он волнуется: видно, видно по всему. Но какой при этом спокойный, уверенный голос, какой приятный баритон, ему бы в дикторы. Она посмотрела на красные Игоревы сосочки и отключилась от разговора, нимало не волнуясь, как будет воспринято ее молчание. Как воспримет, так и воспримет. Она смотрела на его молоденькие, аппетитные сосочки и погружалась в баритон. Он говорил, что-то говорил, потом замолчал, заговорил вновь и вновь затих, бормоташка мой. Когда самый низ купальника-боди промок по-настоящему, решение замаячило перед ее мысленным взором.
Переодеваться все равно придется. Можно разойтись по номерам, потом пойти в город, погулять, зайти в ресторан... после этих сосисок с рестораном придется обождать; неэффективно набивать брюхо, так сказать, в преддверии. Просто погулять. Сосны, вечер, пустынные дорожки парка, она даст ему прикасаться, а потом потрется щекой; первый поцелуй будет шаловливым, почти не поцелуем, а игрой; потом пауза, во время которой накачиваются серьезные чувства, и второй поцелуй, глубокий. Еще и еще. Хорошо бы найти лодочную станцию и целоваться на лавочке под стук качающихся лодок о причал - очень романтично. Скорее всего, если он ничем не испортит дело, ничем не разочарует, они лягут часа через три. При малейших сомнениях, можно отложить на завтра - ночь покажет, насколько она будет томиться по парнишке, простить ли ему еще пока не замеченные недостатки. Но скорее всего - через три часа. Первый раунд - при дневном свете, в преддверии вечера. Приятно. Не забыть купить еще вина.
- Пойдем.
- Что? - она была настолько поражена этой репликой, что чуть не поперхнулась вином.
- Пойдем. Сейчас, - он добавил второе слово, чтобы оставить Пантере одну-единственную интерпретацию. Кое-кто сообщал по секрету, что в таких знакомствах решительность и суровость многое дают. Говорят, нетерпеливых орангутангов женщины любят.
Мужчинам перерыв между "я тебя заметил" и "сейчас я кончу" не нужен. Они сообщают женщинам: "Младший брат уже встал" - даже не с гордостью, а просто требовательно: давай! - и древний мужской миф прикрывает это нетерпение малообоснованным тезисом, что так "легче всего их завести". Десять процентов, наверное, заведутся, кроме того, по тонкости внутреннего устройства еще тридцать процентов из разных побуждений сделают вид, что завелись. Остальные... Ах, бедные, славные мужчины. Так что ритуал ухаживаний они в большинстве своем считают данью традициям, чем-то вроде сложного танца, в котором не грех пропустить половину па. Совсем немного среди них умников, которые сознательно ищут любовь и жену. Мужчина, даже в XX столетии, несмотря на манную кашу цивилизованных городских нравов, сильнее, а потому и неразборчивее женщины; ему ни к чему осторожность, он идет на капканы, которые увидит через месяц после первой ночи или через год после свадьбы. Когда их уже не снимешь с искалеченных конечностей.
Женщинам такие мышеловки с придавлением лап совершенно не нужны. Слабость учит их видеть опасности вокруг подозрительно пустынной полянки с мужским сыром. Маньяки, уголовники, грязнули, грубияны, альфонсы, неявные зануды, слабопотенты - никаких напроломов!
Женщины во время ухаживания не столько радуются острословию павлинов, силе тигров и подаркам тельцов, сколько ревизуют со всем тщанием, то ли это, не опасно ли это, подходит ли это - одним словом, не поставлен ли капкан. Они оценивают перспективы как сторона, рискующая большим.
Игорь ошибся, но ошибся очень удачно. Молчание Пантеры он принял за сигнал заканчивать болтовню и приступать к делу. Кто его знает, когда именно к нему надо приступать, но говорят, что женщины любят, когда за них решают, когда их ведут; они как будто постоянно неявным (а иногда и совершенно непонятным) образом на это намекают.
Пантера, разумеется, ни на что не намекала. Ее планы, как обычно, были чудом филигранной техники. А этот нетерпеливый орангутанг, как и все нетерпеливые орангутанги, все начал портить, начал куда-то спешить. Он не опасен, это ясно, как Божий день. Какое он вообще имеет право решать за нее. Но так это сурово было сказано: пойдем! Пойдем, сказал этот белобрысый смельчак, и что-то сладко заныло там, внизу. Может, опытный попался мальчик, техничный такой, как год назад на юге. Должны, конечно, соблюдаться какие-то вещи. Но я же все равно справлюсь с ним в случае чего. Пожертвовать прогулкой и медленным сближением?
Но только не правом оставлять решение за собой! Ситуацией надо управлять. И мягче, мягче, мы что, орангутанги?
- Пойдем. Мне как раз надо было переодеться. Ужасно холодно, ты не чувствуешь?
Это его устраивало. Согласилась, так или иначе. Они быстро расплатились и направились к дому отдыха. Они уже хотели друг друга.
Игорь, в отличие от большинства мужчин, видел смысл в ритуале ухаживания. Глухари токуют, коты дерутся, павлины распускают хвост. Естественный отбор всего самого здорового. Красивого, сильного и голосистого. Видимо, в женщин встроен аппаратик тестирования: кто самый сильный и голосистый, а кто не самый и не подходящий, таким образом; быть может, этот аппаратик и реагирует на капканы; быть может, ему-то и нужно для проведения контрольных замеров то время, которое тратится на ритуал ухаживания. Но и у мужчин есть свои потаенные механизмы, свои засекреченные индикаторы. Игорь, например, знал не только то, что Пантера Елена Анатольевна не будет ему женой и даже постоянной любовницей, но также и то, что она изначально не предназначена для такой роли. Он мог ошибаться во многом, но архаические знаки вакханки были видны ему лучше неоновой рекламы.
Брак определялся в его системе координат как ноль, долгая и правильная любовь - примерно один-два (древние законы как смысл жизни выше ставили семью), красивая страсть с искусной жрицей - три-четыре, на грани запретного и позволенного. Для последнего случая упрощенный ритуал ухаживания вполне позволителен.