Большая ночная бабочка на пыльном стекле маршрутки. Коричневая и пушистая.
Каждому, наверно, знакомо это возникающее неизвестно откуда подсознательное отвращение к существам, покрытым блестящим хитином, существам иной природы — насекомым…
Но ночные бабочки… легкий пушок на теле и крыльях — иллюзия мягкой шерстки, обманывающая наше подсознание. Небольшая деталь, отдаленное сходство с млекопитающими делает этих бабочек милыми сердцу…
…А я впервые заметил, какая она красивая. Впервые проследил тонкий узор на крыльях и дрожь перистых усиков, и блеск черных глазок.
В маршрутке, в западне… у нее нет будущего. Я хотел осторожно поймать ее в ладони и выпустить на волю, но она заползла в узкую щель, туда, где одно стекло находит на другое, а мои пальцы слишком грубы — я бы просто сломал и уничтожил хрупкое существо, пытаясь его оттуда вытащить… и просто решил, что у каждого своя судьба. И у меня, и у этой бабочки. И не надо мешать.
Но всю дорогу я на нее смотрел, чувствуя, как открывается Замирье…
— Эшли
Она изучала ночных бабочек. Бесшумных, мохнатых, словно укутанных в коричневые плащи с меховыми оторочками. И звали ее Эшли. Ей было три тысячи лет, и три тысячи лет она жила на Утином холме, и домик ее прятался в кроне векового дуба с глянцевыми желудями…
Днем Эшли смотрела на высокие солнечные горы, обнимавшие долину, словно края чаши. А по ночам, тихая, словно тень, она уходила в леса.
"Наверное, в прошлой жизни я была бабочкой, — тихо повествовала Эшли странствующему монаху, остановившемуся у нее. — Меня манит ночь. Черный бархат и сиреневые сумерки, и зеленовато-синяя предрассветность неба… Иногда я почти чувствую, что за моей спиной мягко хлопают бесшумные ночные крылья, и легкий ветерок несет меня в своих объятиях… — а потом она как бы невзначай добавила: — Мне три тысячи лет, и я чувствую, что скоро умру…"
"Ты не боишься смерти…" — удивлялся монах.
"Не боюсь," — улыбалась Эшли.
А монах смотрел на ее прекрасное юное лицо и не верил, что ей уже три тысячи лет…
Наступила ночь. Странное предчувствие не давало монаху спать. Тогда он сел на кровати, завернувшись в теплое одеяло, и стал смотреть в окно…
По серебристой в свете луны траве шла Эшли. Капюшон с меховой оторочкой скрывал лицо, а теплый тяжелый плащ напоминал крылья ночной бабочки…
Еще несколько шагов сделала Эшли навстречу луне и горам… сердце монаха стало стучать тяжело и жарко, словно в предчувствии… и вдруг, взмахнув руками, Эшли превратилась в вихрь… вихрь пушистых ночных бабочек…
Не понимая ничего, монах спустился в траву и побежал к ним… А маленькие существа порхали вокруг, и в голове слышались тысячи призрачных голосов… "Эшли, Эшли…." И тогда монах понял, что это теперь его имя, и ощутил приятную тяжесть коричневого плаща с меховыми оторочками, который возник из ниоткуда и лег на плечи…
Он будет жить здесь еще три тысячи лет. На Утином холме, в домике, который скрывает от глаз кудрявая крона Вечного Дуба с глянцевыми желудями…
Эшли будет смотреть на высокие солнечные горы, о которые разбивается само время, и будет гулять в лесах по ночам…
А потом настанет день, когда он, вечно юный, ответит кому-то просто и честно:
"Я не боюсь смерти. Потому что ее нет…"
(14 апреля 2003 г)