102246.fb2
А вот это я писал всю ночь. Опомнился, когда было пять утра…
*Хроники Великой Битвы
((глава вторая))
—Странствие через Норенайн
Нугут и Бьёрн покинули город на рассвете.
Сначала они шли молча, по гулким, проросшим одуванчиками плитам, ведя коней в поводу.
Город, заспанный, залитый рыжим светом, накрытый по-утреннему розовыми облаками, спал тоже. Было тихо, самое время поразмышлять.
Нугут размышлял. В такие моменты взгляд у него становился глубоким, как омут, а лицо — печальным… Бьёрн видел такие лица у седовласых мудрецов, которые говорят, что знание всегда несет печаль. И он слишком хорошо знал Нугута, чтобы сейчас хлопнуть его по плечу и весело сказать: "Ты чего весь скис, приятель?.." и все в таком духе…
Бьёрн знал. И понимал все прекрасно, поэтому оставил друга наедине с его мыслями.
Сам он был не мыслитель. Скорее, мечтатель. И оптимист, который, сорвавшись со скалы, не скажет "Падаю…", а прокричит радостно "Лечу!!!"
Таков был Бьёрн…
За воротами молчание само собой кончилось. Орк и человек лихо вскочили на коней и пустили их рысью… Настало время веселой болтовни и вспоминания старых добрых времен, когда Нугуту было 16, а Бьёрну 15 и они отправились в первый свой поход прямиком с острова Ильсеной.
Вспоминалось только веселое. Наверное, потому, что замечательное утро и цветущий мир за пределами города располагали к веселой болтовне.
Норенайн — вообще очень красивое место. Он защищен горами от всех холодных ветров и обласкан южным солнцем. Ему не хватает только моря. Хотя полно замечательных теплых речек, и озер не счесть. Холодных, соленых, истинно Норенайнских озер.
Ни за что не верится, что когда-то это был краешек Земель Горестей…
Ну что ж, Великая Битва был еще только в мыслях, только маячила на горизонте, такая издали маленькая и совсем не страшная.
А двоим воинам предстояло две недели пути к горам Сон-Миленар, где и располагалась та самая Горная Цитадель. Никаких приключений не предвиделось — в таком-то тихом и ласковом краю, как Норенайн!
Хотя этот человек и этот орк, особенно когда они вместе, найдут приключений где угодно…
…Ну, по крайней мере, шесть дней и пять ночей уже прошло спокойно…
…Темнеет в южных краях стремительно. Бьерн начал разводить огонь еще при свете дня, а занявшееся пламя уже разгоняло мрак. Ну в Норенайне даже мрак был ласковый. Удивительный край!
Нугут погрел над огнем руки, потом почему-то отошел от костра и сел на траву, прислонившись к дереву… Норенайнский дуб… кора у него белая и полосатая, как у березы…
Бьёрн подошел и набросил одеяло другу на плечи.
— Что с тобой, Нугут? Ты сам не свой последние два дня.
— Предчувствие, Бьёрн… — туманно ответил орк. — Завтра все выяснится, думаю…
Не любил Бьёрн нугутовских предчувствий. Просто слишком хорошо знал, что после них обязательно что-нибудь случается.
У него с самого утра на душе кошки скребли по этому поводу. Глядел по сторонам да то и дело проверял, хорошо ли выходит меч из ножен…
Дорога была пустой, день — тихим, а вечер — стремительным, как обычно.
Нугут весь день напряженно молчал.
— Там дом, — сообщил он под вечер.
— Дом? Где? Не вижу ничего! — Бьёрн щурился и приглядывался, но взор застилала стена бархатного южного мрака.
— Зато я вижу. Я же орк, — Нугут довольно улыбнулся и пустил коня вскачь…
Дом был темный. Двор заброшенный. Ни огонька в окне, ни тепла, ни запаха дыма, ни признаков жизни…
Нугут спешился. Бьёрн тоже, хотя он отчаянно не любил заброшенных домов.
Впрочем, не такой уж и заброшенный был дом: стоило Нугуту распахнуть дверь, ненароком сорвав хлипкий засов, как кто-то стремительно рванул вверх по лестнице и хлопнул крышкой чердака.
Бьёрн постучал в нее рукоятью меча и попытался дозваться беглеца на всех известных ему языках. Даже завернул по-орочьи "Мы пришли с миром", хотя на этом языке и такая фраза звучала не лучше, чем "Я тебя съем"…
— Хозяин сегодня не спустится, — странным тоном заметил Нугут. — Подождем до утра. Вздремнем здесь.
Бьёрн его понял… До самого утра они с Нугутом старательно изображали, что спят.
На рассвете затворник решил спуститься с чердака и прокрасться к двери, и был, конечно, пойман Нугутом на месте.
Неизвестное существо еще пыталось вырываться, потом затихло (Нугут держал мягко, но крепко), и раздался самый обычный детский плач…
Бьёрн сразу сник… Когда он видел детские слезы, у него опускались руки и начинали трястись поджилки — и вообще, он отчаянно не знал, что тут можно сделать…
Нугут же, наоборот… Он уже угостил ребенка сладкой лепешкой и гладил по голове, напевая какую-то мурлыкающую ерунду…
— Это эльфийская девчонка, — сказал Бьёрн упавшим голосом. Он все никак не мог совладать с трясущимися поджилками… — Что она здесь делает, в доме заброшенном? Зачем ее здесь оставили?
— Затем, что она волк, — сурово сказал Нугут.
— Не понял…
— Она оборотень. Если не чуешь, то вот, смотри.
Он приставил ей ко лбу свою ручищу козырьком, закрыв робкие рассветные лучи… В искусственной тени глаза девочки блеснули красным. Таков рассвет, когда отражается в городских окнах…
Бьёрну стало, мягко говоря, не по себе, а Нугут все так же спокойно сидел и гладил девочку по волосам.
— Эльф-оборотень — редкое явление, — заметил Нугут с чисто научным интересом…
— Ладно… — развел руками Бьёрн. — Что делать будем?.. — он встретился взглядом с Нугутом… — О, нет!.. Только не говори, что мы возьмем маленького вервольфа с собой!..
…Лошади, конечно, взбунтовались, но Нугут своего коня быстро успокоил: "Ну, старина Лад, орка же ты сносишь как-то, и эльфа потерпишь, пусть и воняет от него волком…"
Так и поехали потихоньку.
Девочка что-то лопотала по-своему; то и дело дергала Нугута за рукав, чтобы он тоже посмотрел, какая мир прекрасная штука…
Нугут тем временем перебирал все известные ему женские имена. Пробежался по эльфийским, пропустил орочьи(потому что родной язык вообще недолюбливал за неблагозвучие) и приступил к северянским…
— Велена… Илара… Орлона… Нарина…
Девочка обернулась. Ей, видимо, понравилось имя.
— Нарина… — довольно улыбнулся Нугут и, похлопав себя по груди, представился: — Нугут, — потом, показав пальцем на Бьёрна, сказал "Бьёрн", что вызвало бурю эмоций…
Нарине вообще, похоже, жутко понравился Бьёрн. На привале она все время крутилась возле него и пыталась затеять веселую потасовку… особенно когда обнаружила, что великий воин щекотки боится…
— Нугут! — взмолился Бьёрн…
— Нарина, ужинать идем, — позвал Нугут и показал ей лепешку и горстку сушеных фруктов…
— …Ох, ты у нее мамочка, а я, похоже, товарищ для игр, — устало пошутил Бьёрн, поглядывая на спящую девочку, которая клубочком свернулась под одеялом…
Потом совсем уже другим тоном:
— Она нас не загрызет ночью, а?
— Нет. Подожди до полнолуния, — на полном серьезе ответил Нугут.
— Может, и не бросал ее никто… Может, сама всех загрызла?
— Вряд ли… Она еще волчонок. Хотя, если попробовала человечьей крови, отучить будет трудно…
У Бьёрна мурашки побежали по спине.
— Нугут…
— Не волнуйся, ладно? Оставь это мне. Как-то мы с отцом останавливались в одной деревушке на год. Так я учился у местного знахаря. Он как раз пытался лечить одну девочку-оборотня…
— И получалось? — усомнился Бьёрн.
— Это не лечится, — ответил Нугут. — Но кое-что можно сделать…
В ожидание полнолуния весь день провели на одном месте, никуда не поехали.
Здесь было хорошо, конечно. Ласковый молодой лес под боком, болтливый ручей… над головой — ясное синее небо… Благодать! Просто лежи, загорай и ничего не делай… Чем и занялся Бьёрн.
А Нугут с утра намесил мыла: жир с золой и травами; отмытую Нарину Бьёрн еле узнал. Нугут еще и волосы ей подстриг короче некуда — расчесать-то их было уже нереально…
И теперь сияющее эльфийское дитя бегало по поляне в белой рубахе (из запасов Бьёрна), как в платье.
Эльфийские ребятишки — удивительно красивые создания. Они словно светятся изнутри… Хотя можешь всю жизнь прожить среди эльфов и их не увидеть. Эльфы живут долго. Потому много детей им и ни к чему, вроде как…
Остается только ломать голову над загадкой, как здесь оказалась такая редкость. Вдвойне редкость — потому что оборотень…
Бьёрн продолжил бездельничать под ласковым солнышком, краем глаза приглядывая за Нариной, а Нугут надолго ушел в лес и вернулся к полудню с охапкой цветущих трав…
— С возвращением ботаник! — приветствовал его Бьёрн…
Да, замечательное место Норенайн… и этот его уголок — особенно… Но к ночи становилось все тревожней. Нервничал даже Нугут, хотя виду старался не показывать.
Но слишком уж сосредоточенно варил он тишь-траву в котелке…
Подошел Бьёрн с девочкой на руках.
— У нее жар… — сказал он.
— Началось, — констатировал Нугут, снимая котелок с огня. — А темнеет здесь быстро — можем и не успеть…
Нугут поставил котелок на траву и стал осторожно поить Нарину чаем из ложки…
— Чай из тишь-травы успокаивает, — шептал Нугут. — Сейчас надо ее успокоить и отвлечь от зова Луны, тогда никакого превращения не произойдет… Спой чего-нибудь Бьёрн. Тихое что-нибудь, спокойное…
— Сказание о Бальгаре… — мечтательно улыбнулся Нугут. — Продолжай…
Так они и просидели всю ночь и оба свалились спать с первым лучом рассвета. Впрочем, Нарина, немножко бледная, но хорошо выспавшаяся, долго спать им не позволила: ей хотелось есть и играть, причем немедленно!..
Восьмой день с самого утра грохотал громовым молотом по небу и поливал дождем добрую часть Норенайна.
Ехать в такую мокрую погоду никому не улыбалось, а спешить было некуда, поэтому Нугут, Бьёрн и Нарина единодушно решили просто переждать дождь под кронами Норенайнский полосатых дубов…
Делать все равно было нечего, поэтому двое вояк решили пофехтовать на свежем воздухе.
Они с радостью сняли промокшие рубахи, показав свету и ветру неисчислимое количество шрамов. А Нугут теперь казался еще больше, чем раньше. Что и говорить, чистокровный орк ведь. Бьёрн рядом с ним выглядел мальчишкой…
Под любопытным взглядом Нарины воины поклонились друг другу и начали "бой".
Но это было скорее похоже на игру, осторожную и веселую, или странный танец…
Нугут и Бьёрн смеялись и закручивали иногда не совсем боевые финты — вроде бросков с отбором меча или намеченных ударов рукоятью по носу…
На Нарину все это произвело неизгладимое впечатление. Она долго махала найденной на поляне палкой, а потом подошла к Нугуту и жалобно, но совершенно правильно произнесла: "Я хочу меч"…
Орк без лишних слов померил длину ее руки, сходил срубил молодое деревце и вырезал маленький деревянный меч, снабдив его парой ученических рун.
Девчонка была на седьмом небе от счастья.
— Ты что, собираешься учить ее фехтовать? — усомнился Бьёрн. — Я бы не стал… Ты уж извини, но женщины редко бывают хорошими воинами. Тем более, эльфийские.
— А орки редко бывают умными, — пожал плечами Нугут. Бьёрн прикусил язык и ощутил весьма болезненный укол совести… — Даже если она не станет воином… Меч учит сдержанности, милосердию и воспитывает силу духа. Это каждому нужно. А уж тому, кому на роду написано всю жизнь бороться со своей волчьей сущностью — тем более…
— Ты прав. Как всегда прав, — вздохнул Бьёрн и устремил взгляд на поляну, где, забыв обо всем на свете, Нарина играла в воина…
Путь обещал быть долгим… Теперь каждое утро и вечер Нугут занимал под фехтование. Смотреть на угловатые и неуклюжие попытки Нарины фехтовать было смешно, но Нугут был серьезнее каменной скалы в хмурый день.
Названный отец очень хорошо объяснил ему, когда нельзя, смеяться, чтобы не уничтожить вспыхнувший огонек — желание учиться, а когда — можно и нужно, чтобы не позволить прорасти зерну гордыни…
Возможно, поэтому он и не подпускал к тренировкам Бьёрна. Тому только и оставалось, что валяться на траве в сторонке да посмеиваться в рукав.
Да… путь обещал быть долгим…
Возможно, Нугут увидел в брошенной эльфийской девочке отражение себя, раз так пекся о ней… Возможно, просто сбылась его давняя мечта об ученике…
Бьёрн помнил страшнейший нугутов депрессняк по этому поводу. "Да кто же пойдет в ученики к орку?.."
Депрессняки — вообще очень свойственная Нугуту штука и, пожалуй, самое слабое его место. И самый существенный недостаток по жизни.
Даже оптимизм Бьёрна порой расшибался о скалы таких настроений…
…Как бы там ни было, горы Сон-Миленар приближались потихоньку, надвигаясь серыми громадами, бросающими тени на прекрасный Норенайн…
И Бьёрн, и Нугут чувствовали, что в мире сейчас происходит что-то особенное. И все это затишье, и вся эта норенайнская благодать — всего лишь передышка перед настоящими событиями.
(23 июля 2003 г)