— Скит, — сказал Зоря.
И мы замерли перед деревянной крепостью, у которой одни стены были двадцати локтей в высоту, не меньше. Стояла она на широком лугу в недобром кольце черных елей.
На стенах и вбитых в мерзлую землю кольях торчали черепа, сиявшие недобрым мертвенным светом из глазниц. Я немедленно почувствовала себя полководцем, пришедшим изгонять из своих земель нечто чуждое и злое.
— Ну все, гады! Щас я вас убивать буду! — невольно повторила я Зорину фразу. И двинулась штурмовать крепостные ворота.
Мы, однако, не дошли до створок, обитых железом, с дюжину шагов. Черепа на кольях вдруг завыли, ярким светом плеснуло в глаза, и нас с Индриком безжалостно швырнуло к лесу, словно кто-то врезал многопудовым кулачищем.
— Чего тебе надо, нечисть? — донесся с надвратной башни насмешливый оклик, — Сия обитель защищена благодатью Хорса.
У меня помутилось в глазах и, прежде чем я успела что-то понять, снежная лавина океанской волной поднялась и ударила в крепость, как тараном. Зоря радостно взвыл:
— Так их! — И тут же с ревом кинулся наутек, заполошно оглядываясь назад на отразившийся от стен снежный вал. Нас с Индриком едва не переломало. Вырвавшись из сугроба, дикой разъяренной кошкой я кинулась бы с кулаками штурмовать проклятый скит, не ухвати меня сзади за шубу овечка.
— Уймись, Верея, — посоветовал мне спасшийся за елями богатырь, — смертному бога не превозмочь.
— Ну это мы еще посмотрим! — гаркнул выпроставшийся рядом со мной из снега Индрик. Не отводя злого взгляда от скита, он спросил: — Кто там тебе до самой смерти обязан?
— Анжело!
— Вот и у меня должников немерено.
Настоятеля скита Селивоя разбудил безбожный стук в дверь. На расправу настоятель был скор, на руку тяжел, и быть бы полоумно колотившему в дверь поротым нещадно, если б он не орал радостное для слуха Селивоя:
— Война!
— Что там? — на всякий случай недовольно спросил настоятель, спешно опоясываясь мечом и вооружаясь посохом иерарха, освященным и благословленным Великим Жрецом Хорса.
— Нечисть за ведьму свою пришла мстить! — Посыльный вытянулся в струнку, пожирая настоятеля белыми от ужаса глазами.
— И много ее? — осведомился довольный настоятель.
— Жуть' Как много! — отрапортовал монах. — Лесу не видно!
Настоятель хищно оскалился:
— Это хорошо, что так много. И то, что так быстро собрались, хорошо. Будет сегодня великая битва во славу Хорса.
— Они пытались уже штурмовать.
И, пока настоятель широким шагом двигался к смотровой башне, быстро рассказал о том, что произошло.
Мне, как полководцу, конечно, следовало сидеть на Индрике, помавать ручкой и отдавать приказы, но меня разбирала жажда творить хоть что-нибудь. А крепость стояла как великан, которому плевать было на мои комариные наскоки. От этого я бесилась и бегала от Анжело к Индрику, не забывая поражаться, сколько нас высыпало под стены скита. Одних ведьм и демонов было без счету, а уж от лесных духов и нечисти рябило в глазах, и все они на поляну не помещались. Даже навки, которых я полагала зимой спящими, явились по зову Индрика. Лешие и блазни покинули свои берлоги, а на то, что стояло по левую сторону от Индрика, он нам с Зорей и вообще запретил смотреть категорически.
— Будет им война! — рычал оказавшийся на редкость кровожадным единорог. — Надоели хуже бельма на глазу! Хуже занозы в заднице!
— Чего вам надо, нечисть? — услышали мы опять от крепости.
Я присмотрелась: на башне в окружении мордоворотов стоял старик в длинном белом балахоне, но при мече.
— Мы хотим справедливости! — рявкнул, опередив всех, Анжело.
Индрик сверкнул на него багровыми глазами, но я толкнула единорога в бок, цыкнув, чтобы молчал.
— Какой справедливости ты, нечестивая тварь, желаешь от Хорса?
— В этом лесу все живут по покону! Никто никого не истребляет!
— Только не мы! — крикнул со стен настоятель.
— Ну тогда и не жалуйтесь.
— Что ты нам сделаешь, нечисть?
Анжело вынул из складок плаща коробочку и, открыв ее, дунул в сторону крепости. Зеленое облако, подхваченное ветром, накрыло стены, и там все расчихались.
— Отравить хочешь? — взревел, утираясь, настоятель.
— Ну что вы! — хмыкнул Анжело. — Это всего лишь пыльца из садов богини Любавы. В ком есть хоть крупица любви, останется человеком, остальные — сам знаешь — превратятся в свиней.
Глаза настоятеля сделались круглыми и словно стеклянными, воспользовавшись этим, навки и ведьмы, задвинув за спины мужиков, слезно затянули песню, покачивая юбками, как это делают цыганки или попрошайки:
Зоря, стоявший ближе всех к Анжело и оттого нюхнувший первым, сорвал с головы шапку и, как плясун в кабаке, радостно проорал, скакнув козлом: «Ой, не буду горевать, буду до утра плясать!»
Я чуть не взвизгнула от удивления — так залихватски, да еще под музыку нечисть вдарила разгульную, пустившись в пляс.
Меня подхватил хоровод, и мы вскачь понеслись вокруг крепости. Самое удивительное, что Анжело ухитрялся при этом наяривать на кобзе, во весь голос распевая:
Я чувствовала, что визжу, как заправская ведьма, и неведомая сила отрывает меня все дальше от земли. Мы неслись вокруг крепости так быстро, что ветер не успевал за нами и обиженно гудел, силясь догнать. От этого вокруг скита закручивался вихрь, черепа срывало с кольев, сами колья выворачивало из земли, и даже крепостные ворота начали предательски трещать. Монахи выли, цепляясь за стену, но буйный ветер всенепременно желал, чтобы они присоединились к нашей пляске. И я хохотала, слушая, как Индрик с Зорей на два голоса поют:
Словно гнилой зуб, крепость вырвало из земли, и я лишь присвистнула, когда бревна птахами порскнули в небо.
— И-ех! — вякнул Зоря, падая в снег. Я сверху, а рядом хохочущий Индрик с овечкой.
Безумный хоровод над нами разорвался и, петляя в небе, словно пьяный змей, исчез, оставив меня разбираться с полудюжиной голых, испуганных и красных от смущения монахов. Прикрывались они кто чем мог, и Зоря, глянув, как один старательно прижимает к животу железный шелом, ржанул:
— Смотри там, не приморозь!
— Уже, — сипло откликнулся монах, и богатырь от смеха засучил ногами.
— М-да, немного же вас осталось, — сочувственно вздохнул Анжело.
Обиженный свинячий визг с небес стал послушникам последним приветом от настоятеля. Упавший с небес посох Индрик разломал копытом и велел уцелевшему голому воинству бегом двигать к ближайшему хутору. А мы отправились следом, причем Зоря и овечка всю дорогу мурлыкали: «Такой, чтобы птицею сладко пела, такой, чтобы ярче, чем солнце, горела…»
А из каждого куста им отвечали, да еще ветер в спину подталкивал.