Короче, я плюнула на все приличия, опустилась на коленки и поползла по мосту, цепляясь руками за его края. Так было гораздо удобнее. Кажется, шедшие сзади последовали моему примеру. Я не видела, конечно, что делается сзади, но это было и так ясно, потому что за спиной раздавались не шаги, а какое-то шуршание и пыхтение.
Только девушка бойко вышагивала впереди, она намного обогнала всех, я даже перестала уже различать в полумраке ее фигуру. Потрясающая смелость! А может, это вовсе и не смелость. Может, — это всего лишь равнодушие к собственной жизни? Не знаю…
А мы ползли. Молча, сосредоточенно. Я думала лишь о том, чтобы не свалиться с моста, больше ни о чем.
И вдруг я услышала какой-то вопль наверху, потом быстро приближающиеся шаги… Девушка бежала обратно!
— Назад! — задыхаясь, сказала она. — Немедленно назад! Это ужасно…
— Что? — вздрогнула я. — Что случилось?
Лицо у нее было прозрачным и зыбким.
— Спускайтесь, пожалуйста, спускайтесь, — умоляла она. — Нельзя туда, нельзя, нельзя…
— Да что там еще? — зашумели сзади. — Не задерживайте, ради бога!
— Подождите! — крикнула я, изо всех сил сопротивляясь напору сзади. — Да идите же вперед! — с досадой. сказала я девушке. — Видите, я не могу остановиться!
— Нельзя туда, нельзя… — растерянно бормотала она.
— Что случилось? — дружно орали снизу.
“Сейчас упаду”, — подумала я, размазываясь по мосту. Кто-то сзади наползал на меня, бил по спине.
“Или меня раздавят”, — подумала я. Что ничуть не лучше.
“Только вперед, — подумала я. — Другого пути нет…”
Девушка пятилась, прижимая руки к груди. Полуоткрытый рот, плоский, окаменелый взгляд…
— Стойте, стойте… — безнадежно шептала она. — Что же вы?.. Зачем?..
Оступившись, она пискнула как-то нелепо и еще бесконечно долгое мгновение балансировала на краю, скребя растопыренными руками воздух…
Я зажмурилась. Ровно на одну секунду.
Когда я открыла глаза, девушки уже не было. Может, мне все это померещилось?
Теперь путь был свободен. Я поползла с удвоенной энергией. Муравьиная цепочка людей неотступно следовала за мной. Кончится когда-нибудь этот противный мост или нет?
Потом я увидела ЭТО. Но сначала не поверила своим глазам. Конечно, в глубине души я ожидала чего-нибудь плохого, надеясь попутно, что как-нибудь обойдется. Ну там, думаю, может, мост немножко сломан — так починим совместными усилиями… Чего угодно, но только не ЭТОГО.
Навстречу нам, с противоположной стороны, по мосту ползла точно такая же вереница людей. Они приближались. Уже можно было различить лица ползущих впереди. Некоторые из них показались мне знакомыми…
— Назад! — закричала я им. — Сюда нельзя! Здесь люди!
— Назад! Назад! — закричали они. — Уйдите с дороги! Дайте пройти!
Где я могла видеть этих людей? Откуда я их знаю? Моя зрительная память постоянно меня подводит… Да разве сейчас это важно? Надо что-то делать!
Я с трудом развернулась на узком мосту — лицом к тем, кто шел за мной.
— Дальше нельзя! — крикнула я им. — Надо возвращаться!
Никто не послушался меня. Да меня вообще никто никогда не слушается. На что я надеялась?
Люди продолжали двигаться вперед. Надо погромче крикнуть! Надо встать, чтобы меня увидели!..
Все бессмысленно. Разве их остановишь? Их слишком много. А я одна…
Теперь я вынуждена была ползти задом наперед.
Кажется, еще кто-то сорвался вниз. Короткий вскрик, тяжелый всплеск… Еще. Короткий вскрик, тяжелый всплеск… Еще…
Все там будем. Все до одного. И надеяться не на что.
Неожиданно в ладонь мою уткнулся небольшой, но довольно крепкий, довольно устойчивый столбик — обломок бывших перил.
“Еще не все потеряно”, — сообразила я…
Осторожно откатившись в сторону, на самый край, почти повиснув над бездной, я впилась обеими руками в этот столбик, прилипла к нему и застыла, стараясь не дышать, не шевелиться…
Люди продолжали ползти по мосту мимо меня. Наверху, куда они все стремились, происходило что-то страшное. Я не смотрела туда. Нет-нет, я ничего не видела!..
Внизу булькало и чавкало.
“Только бы удержаться, — думала я. — Только бы не упасть…”
Это была моя последняя надежда.
Московский поезд опаздывал на два часа.
Мы стояли на перроне, а над неприветливым хмурым вокзалом собирались густые весенние грозовые тучи. И когда после долгой теплой, без морозов и снега, зимы сверкнула первая утренняя молния, когда порывистый ветер сбил мелкую послечернобыльскую пыль и покатил ее клубком вдоль пути, он, прикурив очередную кубинскую сигарету без фильтра, сказал: “Небо разгрохоталось на славу, а на дождик почему-то поскупилось”.
Он — это, для многих и многих, Александр Тесленко, один из самых известных истинно украинских фантастов, автор многих концептуально самобытных, композиционно и сюжетно неожиданных повестей и рассказов. А для меня — еще и приятель, побратим по перу, единомышленник, эрудированный спорщик.
Ливня не было и не было, как и давно ожидаемого поезда, которым, по официальной договоренности, должны были приехать широкоизвестные футурологи, создатели утопий и антиутопий, конструкторы умозрительного будущего.
Вокзальная сутолока отравляла душу. Раздраженные пассажиры хрипло переговаривались, вызывающе сновали между сухими блестящими рельсами. Безнадежность. Неизвестность. Неприкаянность. И для отъезжающих, и для встречающих привычное течение жизни прервалось, что-то отменилось, расщепилось, перепуталось в пространстве и времени. После долгого молчания Александр Константинович, для многочисленных друзей — Сашко, молодой, энергичный, но уже седоватый, задумчиво обронил: “А у меня есть Инкана”. И я, кажется, впервые отстраненно посмотрел на товарища, которого в течение многих лет неизменно ценил, о творчестве которого неоднократно писал (с дружеской поддержкой, даже восторженностью, но не без почтительных замечаний, чисто критических выпадов и, вероятно, субъективных придирок).
Сперва удивляло, затем привлекало, а позже, когда бескомпромиссно спорили о векторах развития земной цивилизации, уже подтверждало постоянство наших отношений: А.Тесленко никогда не обижался на колкости — еще упорнее работал, еще толерантнее относился к различным эскападам. Именно так, убежден, и должно быть среди тех, кто не злоупотребляет приязнью и не забывает об истине. К тому же одно за другим появлялись произведения, сердцевина которых неопровержимо свидетельствовала: автор не поддается сиюминутным воззрениям, последовательно утверждает свою концепцию миропонимания.
На целой планете. Назвал ее А.Тесленко весьма поэтически — Инкана.
Все это вмиг вспомнилось на усеянном окурками перроне, к которому не прибывали и не прибывали поезда. И сразу вспыхнуло в памяти, как мнимые друзья, а тем паче не мнимые недруги протестовали, чтобы собираться за “круглым столом”… на Инкане.