Михаил тихо матерился и набирал эсэмэски руководству. Почувствовав приближающееся застолье, отозвал полковника в сторону и попытался объяснить, что тянуть время нельзя:
– Сергей, без обид, мы люди подневольные, все под начальством ходим… Был такой приказ, как можно быстрее…
– Ерунда. Гостей мы обязаны встретить! Идёт оно, ваше начальство… – и Прозоровский конкретизировал, куда.
– Вряд ли они обрадуются, услышав…
– Тогда пусть сошлют меня, однако, – сказал полковник с чукотским акцентом и захохотал, показав рукой на вулканы, загородившие полнеба.
– Но…
– Никаких но! Закон гостеприимства! Что ты суетишься? Вы зачем прилетели?
– Николай – учёный, метеоролог. Ему нужно наблюдать…
– Правильно, мне доложили. Курилку будем наблюдать?
– Да, курилку, – согласился Михаил.
– Вот. А пока что там тишина, штиль. Мои орлы доложат, как циклон начнётся. И я вас в лучшем виде туда доставлю. Всё, отставить разговоры.
Разговоры отставили. Купались в термальных источниках – тёплом, очень тёплом и жутко тёплом, в котором, казалось, сваришься: над озерцом стоял густой пар, поверхность воды то и дело вскипала, выпуская горячие пузыри. Мазались лечебной грязью и снова купались, и всё это на фоне величественных белых гор, неспешно дымящих, как старые, мудрые шаманы, уставшие суетиться, усевшиеся на край земли, чтобы подумать о вечности.
Конечно, потом было застолье. Полковник привез москвичей в гости к своему другу, фермеру по прозвищу «Маэстро», молдаванистому, как герой знаменитого фильма с таким же прозвищем. Приехал ещё и директор санатория, а следом за ним – командир местной военной части и два предпринимателя из Петропавловска, мечтающие сделать из Камчатки туристическую Мекку.
– Такого нигде нет! – горячились они. – Все эти хвалёные Альпы – дерьмо. Тут настоящая красота! Да ещё и фабрика здоровья! В наших паратунках – вся таблица Менделеева! Рай!
– И тут пребывают, как ангелы, – тихо сказал Николай.
Михаил крутил головой, прислушивался к разговорам, быстро разделившимся на несколько отдельных потоков. Старался не пропустить ни слова. Он подозревал, что визит на Камчатку, напоминающий поспешное бегство, может иметь тайную цель. Испытания? Эксперимент? Контакты с теми, с кем в столице это невозможно? Надо смотреть в оба: кто-то из этих простоватых ребят может быть связан с разведками…
На столе царил лосось: солёный кижуч, уха из чавычи, икра, пельмени из горбуши, балык, паровые котлеты из кеты. Свежайшая, вкуснейшая, красивейшая красная рыба, о которой в Европе даже и представления не имеют. Как говаривал Воланд, осетрина бывает только первой свежести и только на Камчатке! Нет? Не так он говорил? А ты балычок попробуй! Что? То-то!
«Какие они тут странные, – думал Михаил, стараясь не окосеть раньше времени. – Сидят на самом краю земли, у чёрта на рогах, среди вулканов, у холодного моря, а всё хорохорятся, орут, доказывают, что родная куча навоза самая лучшая».
– Почему у нас такая хрень? Здесь богатейшая природа, целебные воды, источники, гейзеры, подземное тепло, даже на отопление не надо тратиться! И такой бардак, нищета! – Москвичей уговаривали так, будто они не учёные-метеорологи, а как минимум президент с премьером. – Вы были в Петропавловске? Нет? Только бухту с самолёта видели? О! Так посмотрите! С океана постоянно влажный ветер дует, простой кирпич от соли разваливается за пять лет. Поэтому дома железом закрывают с одной стороны. Обычным железом, и оно, само собой… Рыжие дома! В бухту входишь на катере – как в рот цыгану заплываешь, только зубы вокруг не золотые, а ржавые…
Николай захотел немедленно увидеть рыжие дома. Выпившие камчадалы схватили его под руки и потащили к полковничьему джипу, попутно расписывая красоты, которые ему предстоит оценить: вулкан Мутновский, Горелая сопка, вулкан Опала, Корякская и Авачинская сопки, Мишенная сопка, гора Безымянная, Долиновка, Вачкажец, Бархатная сопка… Кто-то звал уже и на горное озеро, смотреть на нерест лососей. Михаил понял, что попал в этот благословенный медвежий угол как минимум на год – столько тут сопок, озёр, рек и невиданных чудес. И тут у полковника зазвонил телефон.
Он ответил с ухмылкой, но через пару секунд вытянулся, стёр с лица благодушие, нахмурил брови и сжал рот. Выслушав недлинную телефонную тираду, Прозоровский сунул трубку в карман и чётко, по-военному доложил:
– Отбой. Всё отменяется. Срочно летим на Лопатку.
+
Камчатский край, пос. Семёновка
16 мая 2011 г.
Семёновка – маленький рыбацкий поселок на нижнем «хвостике» полуострова. В километре от него небольшая военная часть, радары, береговая охрана, вертолётная площадка, причал, катер. Тут, в щитовом домике для радистов, нашлась свободная комната. Москвичам поставили две раскладушки. И побежали дни: красная рыба, вяленая оленина, варенье из жимолости и спирт с зелёнкой. Его выдают радистам для протирки контактов. Они протирают… Высыпаешь ложку соды в этот зелёный спирт, встряхиваешь – и почти вся гадость садится на дно. Можно пить. Только писаешь потом, как волшебник изумрудного города, красивой цветной струйкой.
Николай почти ни с кем не разговаривал. От силы – два-три слова за день. Или стоял на берегу, смотрел на океан, или сидел, склонившись над клавиатурой, нахмурив лоб. Попросил было пограничников прокатиться на военном «УАЗике» до устья Малой Тяги, но ему отказали. Сказали, что опасно тут в конце весны ездить на таких маленьких машинках. Только на вездеходе или на вертолёте, больше никак. Медведи уже проснулись, отощали за зиму, выходят из тайги подкормиться. Для них человек в легковушке – консервы. Бегают быстрей лошади, по деревьям лазят, не скроешься от них никуда. Но Николай не поверил: он уже несколько раз ходил в посёлок и знал, что местные ездят и на охоту, и на озёра за рыбой, и в райцентр, и никаких медведей не боятся.
Ветра всё не было. Синоптики обнадёживали: в мае курилка обязательно случается. И вот-вот уже должно бы начаться. Может, сегодня днём, может, завтра. А может и потом, никто не прикажет курилке поторопиться…
+
Камчатский край, пос. Семёновка
22 мая 2011 г.
Дорог вокруг Семёновки почти нет. Небосклон на севере загораживают две горы – вулкан Кошелева и Камбальная сопка. Из-за них робко выглядывают ещё три – Дикий гребень, Ильинская, Желтовская. Скалы, тайга, маленькие речушки, каменные осыпи, песчаные участки берега – всё создано для того, чтобы не пропускать человека, тормозить его движение. Здесь должны жить медведи, волки, лисицы, орлы, мыши, белки, но никак не человек с его привычкой ездить по ровным прямым дорогам.
Для связи с большим миром у жителей посёлка имелся военный вездеход и ГАЗ-66, на котором возили крупу и хлеб из районного центра и отправляли туда же почту, больных, посылки на материк – так здесь называют остальную часть страны, всё, кроме Камчатки.
ГАЗ-66 принадлежал одному из местных рыбаков, Аркаше Прокопенко. Когда накапливались дела в районе, машина собиралась в путь. Так было и в этот день, перед бурей. Собрались за тушёнкой и водкой, а попутно – отвезти партию балыка, только что вышедшего из коптилен, в тамошнюю заготконтору. Аркашка, разбитной молодой парень, наполовину ительмен, широкоскулый, смуглый, взял с собой москвичей – «туристов», как их тут называли. Договаривался о поездке Михаил: посулил бутылку, угостил куревом, попросил подбросить до Нижней Тяги, маленькой речки, впадавшей в океан в двадцати километрах от Семёновки.
Эта речушка знаменита своими волнами, бегущими от океана вверх, к сопкам. От устья до сопок – четыре километра низкого, поросшего кустарником берега. Кочки, канавы, камни, кривой жидкий ивняк. С приходом сильного юго-восточного ветра Нижняя Тяга встаёт на дыбы и летит против течения, сначала загоняя назад, на сопку, свою же пресную воду, а потом уже и морскую. По обоим берегам речки остаётся множество бочагов, озёр, болотинок, заполненных то солёной, то пресной водой. Иногда и рыба, застигнутая штормом, вылетает на берег, остается в мелких озерцах, и местные знают, что на Нижней Тяге можно чуть ли не голыми руками наловить минтая, хариуса и гольца.
Но ловить можно только после того, как курилка успокоится. А пока он дует – лучше сюда не соваться, опасно. Волны случаются до пяти метров высотой. Как ударит такая волна, куда потом утащит – бог весть, лучше не пробовать.
Именно здесь вышли «туристы» из машины. Аркашка предупредил, что курилку можно ждать с минуты на минуту и ни в коем случае нельзя спускаться на побережье, подходить к морю. Но они слушали невнимательно – сами умные, всё знают, ничего не боятся.
А ветер пришёл. Именно такой, при котором бывает настоящее речное цунами: неожиданный, сильный, два часа бушевал, набезобразничал здорово, мало никому не показалось… Аркашка уже выехал из райцентра назад в Семёновку, когда вдруг ударил курилка. Дождь хлынул стеной, дороги стало не видно, и ГАЗ-66 переждал непогоду в небольшом распадке между сопок, под елями. Когда дождь утих, машина двинулась дальше, медленно забираясь на скользкие горки, ещё медленнее спускаясь в овраги, то и дело ныряя в глубоченные колеи. На высоком видном склоне, не доезжая Нижней Тяги, водитель встал, посигналил, закурил и стал ждать «туристов».
Через десять минут со стороны берега, из низины, вылез один из них – пухлый белобрысый Миша, мокрый и грязный. Руки у него тряслись, он заикался и колотил по ноге трубкой рации, пытаясь вернуть её к жизни. Второго, Николая, с ним не было.
– Что, полезли к морю, мудачьё? – ласково поприветствовал Михаила водитель, распахнув дверь кабины с правой стороны.
– Смыло его, смыло, – бормотал Миша и тряс что есть силы сырую рацию.
– Куда, мать твою, смыло? В море?
– Хрен его знает куда, разве тут разглядишь. Поехали скорей за военными, искать его надо.